– Игорь Олегович, о Дальнем Востоке и связанных с ним амбициозных планах в последнее время сказано немало громких слов. Однако финансы, как известно, «любят тишину», а «путь в тысячу ли» предполагает трудности первых шагов. Есть ли сейчас реальная возможность вместо потерянных инвестиций из Америки и Европы в короткие сроки привлечь средства в Азии и Тихоокеанском регионе?

– На Востоке ничего не делается и не решается с наскока. Самое сложное для нас, когда мы туда «заходим» – не торопить события. Это бесполезно. Лучше всего здесь подходит принцип «спешить медленно» – не упускать хорошие возможности, но и не принимать скоропалительных решений. А финансы, уточню, любят не столько тишину, сколько тщательность и профессиональный подход. Именно так мы и действуем. Что касается Азии и Востока, то наша компания нацелена на поиск оптимальных моделей сотрудничества с партнерами по АТР. «Штурм и натиск» для быстрого привлечения средств здесь не уместны. И мы работаем так, чтобы максимально укреплять авторитет и репутацию российской стороны. На восточном направлении это – главный залог успеха.

– Между Внешэкономбанком и Китайским экспортно-импортным банком недавно подписано рамочное кредитное соглашение на сумму в 2 миллиарда долларов. В его рамках китайская сторона будет выделять России кредиты для финансирования проектов в РФ – в том числе на Дальнем Востоке и в Сибири, планируется увеличить таким образом и объемы торгово-экономического сотрудничества. Есть у китайской стороны подобное соглашение и с ВТБ. Какой «коридор возможностей» открывает России такое партнерство?

– Это в любом случае хорошо, особенно в условиях санкций. Имея такой лимит, можно существенно расширить возможности Внешэкономбанка по фондированию различных видов деятельности. Если какая-то китайская компания выиграет тендер на строительство крупного объекта в России, то ВЭБ сможет привлечь льготный кредит в Эксимбанке Китая под выполнение этих работ. Надо, правда, понимать, что само по себе рамочное соглашение не означает, что китайский банк немедленно «отгрузит» деньги, чтобы российский партнер их тратил по своему усмотрению. Упомянутое соглашение определяет лимиты одной кредитной организации для другой. А экспортно-импортные банки любой страны работают по понятному принципу – они поддерживают экспорт из своего государства в другие страны. Естественно, Китай заинтересован в экспорте своей продукции и услуг. За последние 30 лет китайцы научились производить практически все. Они являются игроками мирового уровня на рынках машинотехнической продукции, дорожной техники, в судостроении и других отраслях и делают все, чтобы увеличить размеры своего экспорта.

Что касается услуг, то речь, прежде всего, идет о китайских строительных компаниях. За рубежом они строят буквально все, начиная от объектов инфраструктуры и заканчивая предприятиями «под ключ». Деятельность Эксимбанка Китая – это классическая модель экспортного финансирования, когда он в приоритетном порядке финансирует внешнеторговые операции, экспорт и важный для страны импорт. Уверен, что китайская сторона в рамках соглашения с Внешэкономбанком будет настаивать именно на таких моделях взаимодействия. Другое дело, что ВЭБ тоже имеет свою стратегию и четкие цели. Для обоих банков подписанное соглашение означает существенное расширение возможностей для поиска взаимовыгодных вариантов, что составляет суть любого сотрудничества.

– И все-таки грех не вспомнить еще раз пословицу про тысячу ли и первый шаг. Тем более, когда на высшем уровне есть договоренности и о шагах следующих.

– Безусловно, когда расширяется ресурсная база, пусть даже пока на «бумаге» – это, как минимум, комфортно. Я бы только не стал впадать в эйфорию. С Китаем работать непросто, и выстраивание отношений и завоевание доверия китайских партнеров – работа кропотливая и долгая. Есть, конечно, вопросы, которые решаются на политическом уровне. Например, как было с выделением 25 млрд долларов кредита на строительство ВСТО.

Еще один аспект – это взаимодействие наших российских компаний с азиатскими финансовыми институтами, в частности, с китайскими. За последние десятилетия мы научились действовать по западным стандартам заимствований, освоив различные долговые инструменты. Но культура финансовых рынков в США и Европе отличается от Азии, где важно долгое присутствие на рынке и персональные контакты. Даже если вас приведет в азиатский банк министр, это ровным счетом ничего не будет значить для банка. Мой собственный опыт – переговоры в течение 2 лет от имени серьезной российской банковской структуры с одним из крупнейших китайских банков и, особо подчеркну, при полной политической поддержке с обеих сторон и подписанных соглашениях о сотрудничестве. Желаемый результат, в конечном итоге, был достигнут. При этом завершающим фактором принятия решения китайской стороной оказалась не финансовая отчетность заемщика, а моя, не хочу показаться нескромным, беседа на китайском языке с председателем совета директоров банка.

Наши банкиры, которые работают в Пекине и Шанхае, прекрасно знают: можно, конечно, открыть в Китае представительство. Но по требованиям китайского Комитета банковского надзора, его должен возглавлять человек, не только владеющий китайским языком, но и занимавший руководящие посты в российской банковской системе. Также представительство обязано проработать в Китае более 3 лет, выполняя, по сути, только представительские функции. Если капитал российского банка соответствует требованиям китайской стороны, ему затем разрешат открыть филиал и начать операционную деятельность, но только с иностранными компаниями и только с иностранной валютой. Еще через некоторое время можно надеяться получить разрешение на работу с местной валютой. Таким образом, каждый шаг растягивается на годы. Мы же хотим, чтобы все происходило как на Западе – быстро и в соответствии с нашими представлениями. Но это Восток…

– Но вот, например, гендиректор ООО «Петропавловск-Черная Металлургия» Юрий Макаров рассказывал в интервью EastRussia, что в 2009–2010 гг. им удалось найти средства для срочного финансирования только у китайских партнеров – российские отказывали. Правда, на сегодня с этим тоже связаны некоторые проблемы: банк поставил жесткие условия, навязал «своего подрядчика», закупавшего оборудование, из-за чего сроки ввода предприятия постоянно откладывались.

– Именно об этом я и сказал ранее. При этом насколько я понимаю, переговоры шли не с «нуля», а при поддержке иностранных акционеров и партнеров компании, имеющих хорошие контакты и авторитет в Китае. К тому же этот кредит был связанным с поставками из Китая оборудования и услуг. «Просто так зайти» в финансовые структуры этой страны нереально. Однако в Гонконге – рынок совершенно иной. Он транснациональный по своей сути, и присутствуют на нем американские, европейские и, конечно, китайские деньги. Даже во времена, когда Китай был за «железным занавесом», Гонконг играл роль его делового и финансового форпоста в остальном мире. Но в целом Азия «понимать» Россию не торопится. Есть ли у нас, например, прямые сингапурские инвестиции в промышленные или инфраструктурные объекты? Не припомню.

Российские проекты с использованием механизмов государственно-частного партнерства особенно сложны для восприятия иностранными инвесторами и вызывают у них массу естественных вопросов в отношении проработанности и стабильности законодательной базы, валютных рисков и механизмов гарантий.

Задача ФЦПФ и состоит в том, чтобы дорабатывать бизнес-идеи и делать из них осуществимые, готовые для финансирования проекты. Опыт международных институтов развития подтверждает, что в таком механизме поддержки и сопровождении особенно нуждаются инфраструктурные проекты. Моя многолетняя практика работы и в банках, и в Фонде развития Дальнего Востока и Байкальского региона свидетельствует о том, что найти проект, который можно сразу профинансировать – это большая удача. Все инфраструктурные проекты долгосрочные, не высокодоходные, капиталоемкие и подразумевают сложную процедуру регулирования. Но именно в них – залог будущего развития, поскольку для любого «стартового рывка» требуется твердая опора, и предприятия не возникают без инфраструктуры в чистом поле.

– А проявляют ли инициативу сами регионы Дальнего Востока, которые в таких проектах кровно заинтересованы?

Сами проекты обычно генерирует бизнес – крупный федеральный или московский. Чтобы, например, началась работа на золотом руднике, нужно сначала построить тысячу километров ЛЭП через горы и тайгу. И понимать, что доходность этой инфраструктуры будет существенно меньше, чем у самого рудника. Как правило, масштабов регионального бизнеса недостаточно для инициации и участия в крупных проектах. И к Дальнему Востоку это относится в первую очередь.

А далее по любому проекту придется интегрировать усилия разных сторон, учитывая их интересы. Это уже дело профессиональных инвестиционных консультантов. При этом проблемы могут возникать даже в самых перспективных начинаниях. Возьмем, к примеру, очень хороший проект – угольный терминал «Порт Вера» в Приморском крае (Фокино). Проект по строительству перегрузочного терминала объемом 20 млн тонн угля в год постепенно продвигается – разрабатывается проектная документация, бизнес-план. В его реализации заинтересованы энергетические компании и финансовые институты Республики Корея. Но ключевым вопросом этого проекта является обеспечение проектной загрузки терминала.

Также сложности могут возникать и на этапе формирования акционерного капитала. Не хочу обидеть дальневосточников, но бывали случаи, когда приносили проект стоимостью 5 млрд рублей, а на вопрос, какой вклад готов сделать сам инициатор проекта, отвечали: «Ну, миллионов пять… Или пятьдесят». Это несерьезно.

На Дальнем Востоке есть перспективные проекты, и сейчас главное – это не останавливаться, а структурировать их до нужного уровня качества, приемлемого для восточных инвесторов, чьи деньги мы хотим привлечь.

– А есть ли примеры из зарубежной практики, которые России стоило бы взять на вооружение, когда нужно привлечь инвесторов из АТР?

– Мы живем там, где живем, и брать из зарубежного опыта нужно то, что нам подходит: цели у нас реальные, а не академические. Посмотрите, например, сколько времени Китай аккумулировал ресурсы, прежде чем начал свой «рывок». Или возьмите экономическую модель Тайваня. Они начали с реформы сельского хозяйства и, когда образовались избыточные средства и свободные руки, стали шить одежду и делать игрушки. Cегодня Тайвань, в котором живет 30 млн человек, поставляет на экспорт больше, чем Российская Федерация. При этом в Тайване нет никаких ресурсов и постоянно случаются то землетрясения, то наводнения. И, тем не менее, поезда ездят по туннелям в горах со скоростью 200 км в час, а до 90% ВВП формируют предприятия малого и среднего бизнеса.

В мировой практике существуют механизмы подготовки проектов (Project Preparation Facility). Они успешно применяются в ряде регионов Азии и Африки для поддержки инфраструктурных проектов на этапе становления. Нам вполне по силам создавать свои такие механизмы, свою систему подготовки проектов и применять их в России и, например, распространять на страны ШОС. ФЦПФ такую задачу перед собой ставит, и больших преград на этом пути мы не видим.

Но есть вещи, которые «пересадке» на российскую почву поддаются плохо. Например, у нас пока практически не работает такой инструмент, как инфраструктурные облигации. Такую идею обсуждали в Фонде развития Дальнего Востока и Байкальского региона, но в итоге «что-то не срослось».

Денег на развитие инфраструктуры не хватает не только в России. Проблема фондирования таких долгосрочных, капиталоемких и низкорентабельных инфраструктурных проектов существует во всем мире. Например, есть проект строительства дороги, когда вложенные инвестиции при стоимости проезда в 100 рублей окупятся за 30 лет. А если назначить стоимость за проезд в 500 рублей, то вложенные средства вернутся быстрее, но при этом по ней просто никто не станет ездить. Как финансировать такое строительство не из бюджета? Сейчас все национальные и международные институты развития пытаются подобраться к деньгам пенсионных фондов и страховых компаний, и кое-где это получается в той или иной степени.

– Как ни крути, но этот путь – еще и в том, что основу экспорта составляют природные ресурсы…

– Я считаю, что стране не зазорно использовать то, что дано природой. Просто этими дарами нужно распоряжаться с умом. Можно отправлять природный газ по трубам, а сжиженный – газовозами за рубеж. А можно делать из него метанол, а из него массу прочей продукции. Можно, наконец, сами газовозы научиться строить так, чтобы больше в импортных не нуждаться. Или вместо того, чтобы отправлять десятки миллионов тонн угля на экспорт при падающем рынке и просить о поддержке предприятия отрасли, можно строить углехимические заводы и производить экспортную химическую продукцию высоких переделов с добавленной стоимостью на порядки выше. При наличии соответствующих технологий мы с нашей территорией и ресурсами могли бы кормить и поить весь мир.

– А как вы относитесь к идее ТОРов – территорий опережающего развития?

– Точки роста, безусловно, должны быть. ТОРы нужно рассматривать, при грамотном подходе, в формате комплексного развития территории, суть которого состоит во взаимоувязке инфраструктурных и промышленных объектов. Я думаю, толчок развитию территорий будет давать именно реализация наиболее важных для каждого региона проектов. Например, как только, скажем, появится рентабельный и конкурентоспособный завод трансформаторов или начнет строиться и работать «Сила Сибири», многое изменится на прилегающих территориях. Бизнес всегда идет туда, где ему комфортно, и как только Дальний Восток сможет обеспечить инвесторам такие условия, эффект будет сразу виден.

Если говорить о моделях систем развития Дальнего Востока, то идея создания государственной корпорации по развитию этого региона мне видится разумной. Помните, была такая компания «Братскгэсстрой», созданная в начале 1954 года прошлого века? Она выросла из строительного управления Министерства электроэнергетики и электрификации CCCР. Но компания проявила себя настолько успешно и отладила механизм работы, что построила и Братскую, и другие ГЭС, а также целлюлозно-бумажные комбинаты и много других малых и больших объектов. У нас есть такие госкорпорации, как Росатом и Ростех. Можно долго спорить о том, хорошо ли они управляют промышленными активами или не очень. Но факт остается фактом: предприятия в этих отраслях сохранились, выстроены в целые промышленные группы и активно развиваются.

– Любым империям нужны не только императоры, но и множество толковых, грамотных подданных. Где их сейчас искать?

Сейчас к подготовке специалистов для работы на китайском направлении требуется такой же государственный подход, какой был проявлен в 50-ые годы прошлого века, когда большой отряд молодых, толковых и активных людей был направлен в Китай для изучения языка. Из них был сформирован массив специалистов для работы как в науке, так и в реальном секторе. Однако этот потенциал исчерпывается. Поэтому сейчас необходимо подготовить несколько десятков инженеров, нефтяников, химиков, компьютерщиков, юристов, экономистов со знанием китайского языка в китайских университетах, кстати, выходящих на высокие рейтинги среди мировых вузов. Это намного дешевле, чем протянуть газопровод. А потом распределить этих специалистов в ведущие компании и госкорпорации, но не на позиции референтов-переводчиков, а на значимые должности с достаточными зарплатами и понятными перспективами. Вот тогда на переговорах и правильно цифры будут переводиться, и мы станем понятней для азиатских партнеров, и риторических вопросов о том, как привлечь финансирование на Востоке станет меньше.