Поделиться
Джек Лондон на Русско-японской войне
Поделиться

О необыкновенном человеке, который умел смотреть в глаза опасности

-

Хорошо всем известен этот писатель, смелый золотоискатель, отчаянный бродяга-путешественник, упорный исследователь трущоб английской столицы, великий плаватель по южным морям, автор известных на весь мир превосходных очерков, романов и рассказов. И меньше знают о Лондоне – военном корреспонденте на Русско-японской войне. А ведь он первым из иностранных корреспондентов вопреки запретам ближе всех проник к местам боев.

Нос военного корабля торчит над поверхностью воды. Видна труба, оснастка палубы. Кадры сняты с разных ракурсов. Еще снасти каких-то потопленных судов попали в объектив. Вдали, у горизонта, дымятся верхушки мачт крупного судна. И подпись под фотографией его рукой – «Варяг».

За две недели до объявления военных действий в конце января прибыл Джек Лондон в Йокогаму. Далее были Токио – Кобе – Нагасаки – Модзи – Кокура – Симоносеки. Писатель мыкался по японским городам и весям, пытаясь отплыть в Корею, где стояли два русских военных корабля и можно было ожидать схватки.

Джек торопился изо всех сил. Слышал, что хотя война еще не объявлена, но там в тихом нейтральном порту обложенные превосходящими силами японской эскадры заперты русские суда – крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец». Русские не сдадутся, обязательно будет бой. Японские военные патрули то и дело проверяли документы, задерживали, запрещали фотографировать, наконец арестовали, отобрали у него камеру, но через день вернули. Добились того, что он опоздал на пароход в Корею, ему предстояло пересечь Японское море и обогнуть в непогоду Корейский полуостров.

9 февраля, когда Лондон на утлой джонке пробирался вдоль изобилующего островами и непроходимыми рифами всклокоченного побережья Желтого моря к Чемульпо, японский флот в боевом строю внезапно атаковал Порт-Артур.

Напрасно коварной атакой в день нападения на Порт-Артур японцы пытались захватить стоявшие в чемульпском порту русские корабли. Весь мир ныне знает о воспетом в песнях бессмертном подвиге моряков «Варяга» и «Корейца».

Пошел снег. Уши, руки и ноги у него обморожены. Но досадно, что он не успел. Ему помешали стать свидетелем беспримерной самоотверженности русских моряков. Историческая трагедия уже свершилась. Джек и сопровождавший его фотограф Данн две недели спустя снимали арену смертельной битвы.

В зале манускриптов Хантингтонской библиотеки, в пригороде Лос-Анджелеса, благостная тишина. Я перелистываю альбом сотен фотографий Джека Лондона, снятых им в Корее и Маньчжурии. Он первым из иностранных корреспондентов вопреки запретам ближе всех проник к местам боев. Его профессиональное мужество и решимость отмечали все спецкоры. «Я не боюсь смерти, хотя люблю жизнь, – повторял он, – не боюсь болезни, не боюсь ранений, правда, не переношу боли».

В Чемульпо он закупил лошадей, провизию на дорогу, нанял переводчика, двух кули.

Железный нос, труба и обрывки корабельной оснастки над спокойной гладью вод – это останки потоп­ленной командой канонерки «Кореец». «Погибаю, но не сдаюсь!» – таков был девиз доблестных воинов. Они дружным огнем пустили ко дну японский миноносец и два повредили. Эти сжавшие болью сердце снимки потопленных российских судов сделаны в феврале 1904 года военкором американской газеты «Сан-Франциско экзаминер» Джеком Лондоном в корейском порту Чемульпо.

Есть и другие фотографии военкора Лондона: улочки поселка Чемульпо, японская инфантерия на марше, торпедный залп их эсминца, сотни беженцев с жалкой поклажей, группка русских пленных – все в бинтах, раненые. Артиллерия агрессора изготовилась вести огонь. Их солдаты перебираются через реку. Еще беженцы-корейцы: женщины, дети. Кресты над русскими могилами. Газета: через всю полосу – на операционном столе раненый в окружении врачей. Подпись: это первая фотография русского, оперируемого японскими хирургами.

Военные эпизоды и оценки даются автором в основном с японской стороны. Лондон обратил внимание на хорошую оснащенность телефонной связью, дисциплинированность и выносливость японских солдат, на предусмотрительность и военную хитрость их командиров, тщательную организацию вооруженных сил: флота – по английскому образцу, армии – по немецкому.

«Не знаю, есть ли еще в мире столь же спокойные, дисциплинированные солдаты, как японцы. Наши американцы давно бы всколыхнули весь Сеул своими выходками и веселым разгулом, но японцы к разгулу не склонны. Они убийственно серьезны».

«Японцы, – делает заключение Джек Лондон, – сумели использовать все достижения Запада».

Из Сеула верхом по скользким от грязи дорогам он пробирается в Пхеньян. В который раз патруль осматривает его фотокамеру. Джек в кепке, охотничьей куртке, в сапогах, сдерживая себя, внешне спокойно предъявляет документы. Снимать нельзя и дальше ехать нельзя, японцы заставляют его вернуться в Сеул. «Они не дают нам видеть войну», – злится Джек. Нетрудно догадаться, какие чувства водили его пером. Не мог он, сторонник честной борьбы, одобрять вероломного агрессора.

«До сих пор считалось обязательным, – с сарказмом пишет Лондон, – соблюдать формальности: объявлять войну. А потом можно убивать, и все тогда было в порядке.

Японцы преподали нам урок. Они не объявляли войну России. Они послали флот в Чемульпо, уничтожили много русских. А войну объявили потом. Такой прием убийц ими введен в международный принцип. Он гласит: убивай вначале побольше живой силы, а потом заявляй, что будешь уничтожать еще больше». («Бостон пост», 20 декабря 1904 года)

В репортажах Лондон рассказывал о первом столкновении казаков с японскими силами, о храбрости русских солдат, дерущихся до последнего патрона, но вынужденных отступать под давлением значительно превосходящих сил неприятеля.

«На одной стороне реки, петляющей по цветущей долине, – множество русских. На другой – множество японцев, – описывает Лондон военную обстановку по две стороны от реки Ялу, подчеркивая бессмысленную рутину войны. – Японцы хотят пересечь реку. Они хотят пересечь реку, чтобы убить русских на другом берегу. Русские не хотят, чтобы их убили, поэтому они готовятся к тому, чтобы убить японцев, когда те пойдут на переправу. В этом нет ничего личного. Они редко видят друг друга. Справа, на северном берегу, несколько русских упорно стреляют с дальнего расстояния в японцев, которые отстреливаются с островов на реке. Японская батарея на южном берегу, справа, начинает забрасывать русских шрапнелью. В четырех милях слева русская батарея поливает эту японскую батарею анфиладным огнем. Никакого результата. Из центра японских позиций батарея стреляет по русской батарее. С тем же успехом. С центральных позиций русских батарея начинает изрыгать снаряды через гору, в направлении центральной японской батареи. Японская батарея на правом фланге бьет по пехоте русских. Так продолжается до бесконечности: русская батарея слева теперь стреляет по центральным позициям японцев, русская батарея в центре начинает стрелять по правой батарее японцев».

Писатель показывает наивность и ошибки русских офицеров, которые то разбивают лагерь и ставят орудия на открытых и легко уязвимых позициях, то попадаются на довольно примитивную уловку японского командования.

«В окна большого китайского дома с любопытством заглядывало множество японских солдат. Придержав лошадь, я тоже с интересом заглянул в окно. И то, что я увидел, меня потрясло. На мой рассудок это произвело такое же впечатление, как если бы меня ударили в лицо кулаком. На меня смотрел человек, белый человек с голубыми глазами. Он был грязен и оборван. Он побывал в тяжком бою. Но его глаза были светлее моих, а кожа – такой же белой.

С ним были другие белые – много белых мужчин. У меня перехватило горло. Я чуть не задохнулся. Это были люди моего племени. Я внезапно и остро осознал, что был чужаком среди этих смуглых людей, которые вместе со мной глазели в окно. Я почувствовал странное единение с людьми в окне. Я почувствовал, что мое место – там, с ними, в плену, а не здесь, на свободе, с чужаками».

Строгая японская цензура обязывала военкора быть сдержанным в симпатиях к русской стороне и весьма умеренным в критике японцев. И все же в его репортажах ощущаются чувства, идущие от справедливости, а в оценке тактики и нравов японской армии звучит настороженность и серьезное беспокойство. В своих заметках он писал: «Японцы, несомненно, воинственная нация. Все их мужчины – солдаты». Джек Лондон предостерегал об опасности вымуштрованной и образцово оснащенной милитаристской машины Японии, об уроке Порт-Артура и Чемульпо. Не прошло с той поры и сорока лет, как коварное японское нападение на американский флот, стоявший в Перл-Харборе на Гавайях, преподнесло трагический урок и подтвердило тревоги прозорливого писателя.

А тогда... японцы его трижды арестовывали, выслали в Сеул и вынудили слишком дотошного корреспондента, почти не скрывавшего к тому же симпатий к противнику, убраться из страны. Вскоре из-под его пера появились и более откровенные статьи и рассказы (например, фантастическая история «Беспримерное нашествие», статья «Желтая опасность») с предостережениями об угрозе человечеству с Дальнего Востока.

«Японцы – азиаты, а азиаты не ценят жизнь так, как мы ее ценим. Японские генералы знают, что население не спросит с них за жизни солдат, отданные в обмен на победу, – население хочет победы, блестящей победы, победы любой ценой».

И на многие десятилетия этот приобретающий широкую известность литератор, прошедший тяжкий путь от разнорабочего, золотоискателя и фермера до литературного поденщика и публициста, знаменитого писателя-гуманиста, переведенного на 70 языков, попал в Стране восходящего солнца в число нежелательных авторов. Долгие годы Джек Лондон не издавался в Японии.

Однако притяжение истинных ценностей искусства и стремление людей к правде неудержимы. И вот, ныне в Японии создано Общество Джека Лондона. Издаются его сочинения, обсуждаются его произведения, японские специалисты участвуют в посвященных писателю ежегодных международных литературных симпозиумах.

Текст: Виль Быков, старший научный сотрудник РАН Теги:
Картина дня Вся лента
Больше материалов