Поделиться
Грань реальности
Поделиться

Игорь Меламед: Многие из мегапроектов Дальнего Востока нереализуемы в принципе

В интервью EastRussia.ru генеральный директор ЗАО «Международный Центр Развития Регионов» («МЦРР») Игорь Меламед рассказал, зачем освобождать дальневосточную молодежь от службы в армии, чего сингапурцы ждали в Приморье три года и почему ЕАО может получить ключевую роль во взаимоотношениях с Поднебесной.

– Игорь Ильич, Вы давно занимаетесь проблематикой Дальнего Востока, руководили разработкой целого ряда региональных комплексных программ развития. Скажите, Вы сами чувствуете динамику в регионе за эти годы?

– Конечно. Мы сегодня совсем другой Дальний Восток получили, особенно после саммита АТЭС–2012. Раньше, грубо говоря, рассматривалось так: есть Сахалин с его нефтяными и газовыми проектами. И есть все остальное – серое, непонятное, малоинтересное. Да и среди местного населения там такой пессимизм был! Дескать, мы, всеми брошенные, за счет китайцев выживаем. Сегодня отношение к Дальнему Востоку кардинально поменялось, как и мировоззрение самих дальневосточников. Когда пошли настоящие вложения в регионы, начался ремонт и строительство дорог, линий электропередач – это почувствовали люди. Стали оборудоваться высокотехнологичные медицинские пункты. И речь ведь не только о Приморье, но и обо всем Дальнем Востоке.

Мероприятия, которые проводились в регионе, были и стимулом для вложений, и возможностью открыто продемонстрировать достижения. Например, в 2009 году мы организовали саммит Россия-ЕС в Хабаровске и показали европейцам настоящую дальневосточную Россию. А Саммит АТЭС во Владивостоке стал событием всей страны.

– Каков же главный тезис в Стратегии развития Дальнего Востока?

– Главный тезис, который заложен в Стратегии развития Дальнего Востока, очень простой: на этой территории должны действовать особые меры таможенной, тарифной, налоговой и бюджетной политики. Колоссальным минусом мы считаем, что так и не удалось вписать в Стратегию социальную политику. Это некий нонсенс. Взять на себя социальные обязательства никто не захотел, хотя они там и напрашиваются. Так, если мы хотим, чтобы население оставалось на Дальнем Востоке, то нужна особая социальная политика. Скажем, чтобы, например, закрепить молодежь в регионе, давайте не будем брать выпускников дальневосточных вузов в армию, если они останутся работать по специальности. Таких идей достаточно много. Была идея предоставлять жилье на Дальнем Востоке воспитанникам детских домов. Но органы внутренних дел сразу высказались против предложения, сказав, что таким образом мы создадим в регионе криминогенную обстановку.

– Каким же образом привлекать кадры в данный момент – ведь на реализацию проектов требуется не один десяток тысяч человек?

– Согласно Стратегии, для реализации проектов, которые были запланированы на эти годы, требовалось примерно 1,5 млн человек. А с людьми на самом деле все просто. Есть 4 фактора, которые влияют, живет здесь человек или нет. Первое – возможность иметь работу, причем долговременную, чтобы человек смог «осесть», знал, что и для его детей будет тоже работа. Второе – это жилье. Жилье в России – ключевой момент. Если можно в каком-то более быстром, упрощенном, дешевом порядке получить жилье, это очень важный фактор. Третий, конечно, уровень услуг. Ну кто поедет в то место, где негде дать ребенку хорошее образование или получить квалифицированную медицинскую помощь? И последнее – это мобильность населения. На Дальнем Востоке очень мало людей. И когда начитается мозаичная экономика – там проект, здесь проект – людей не хватает. К примеру, чтобы крупнейшее медное месторождение Удакан заработало, самое минимальное потребуется 8 тысяч вахтовиков и еще 5, а то и 10, тысяч человек обслуживающего персонала. Значит, нам нужен поселок на 15-20 тысяч человек с сопутствующей инфраструктурой, но кто его строить будет?

Если мы будем вешать это на собственника месторождения, то ему его просто осваивать невыгодно. Содержать город – кто ж в состоянии?! Хотя, кроме собственника, больше никому этот город не нужен. Государство на себя не очень пока рвется брать такие обязательства. Даже по космодрому «Восточный» и то есть проблемы с жильем.

– Какой выход Вы видите из этой ситуации?

– Выходы есть. Было предложение Шувалова (Игорь Шувалов – первый вице-премьер – прим.ред.) создать «дальневосточный капитал», то есть выдавать населению права на участки земли по 30 соток. Идея сама по себе неплохая. Создавать рынок земли, соответствующий банк, который бы принимал эти паи в качестве обеспечения кредитов, устраивал оборот земли, перепродавал эту землю. То есть выпустить, как мы говорили, земельный ваучер, эти 30 соток засчитывать как капитал дальневосточника, вроде материнского капитала, который человек имеет право тратить, например, на жилье.

Впрочем, ко всему нужен механизм – эту неплохую идею восприняли абсолютно буквально и «задушили». Сразу, к примеру, возник вопрос: кто инфраструктуру к ним подводит? Соответственно, кто несет затраты?

Каждый раз многие вопросы ограничиваются определенными полумерами. У нас столько уже начатых больших проектов на Дальнем Востоке, что сегодня первоочередная задача – увязать это все, обеспечить ресурсами, в том числе инфраструктурными, людскими, чтобы эти проекты начали давать отдачу. Ну вот «Мечел» построил 321 км частной железной дороги от Эльгинского угольного месторождения – месторождение подготовлено к эксплуатации, но вывезти-то ничего нельзя – БАМ-то забит.

– Можно ли сказать, что развитие БАМа будет являться локомотивом развития всего Дальнего Востока: строительство рокадных железных дорог будет способствовать и развитию производств, и прочих центров, в том числе в Якутии, Иркутской области?

– Это правда. Пропускная способность железной дороги – один из трех главных факторов, ограничивающих развитие наших дальневосточных регионов. На так называемом «Восточном полигоне», как говорят железнодорожники, примерно 2800 км узких мест. И когда расшивается очередное узкое место, то это не увеличивает пропускную способность в два раза. Просто самое узкое место исчезло, возникло другое, следующее самое узкое пропускное место. Дальний Восток настолько зависим от этих двух ниток железных дорог (БАМ и Транссиб – прим. ред.), что, как только начинаем смотреть какой-то проект, в первую очередь считаем: а мы вообще туда что-нибудь привезем? Или надо сначала расшить несколько сотен километров дороги и тогда, может быть, что-нибудь довезем. И какие схемы приходится выдумывать, чтобы реализовывать эти проекты! Это же романы писать можно. Вот есть проект «Восточная нефтехимическая компания», который «Роснефть» реализует в районе Находки. Чтобы построить, им надо 7 млн тонн строительных грузов (металлоконструкции, цемент) в год, а это настоящая проблема! А рядом с ним запланирован второй большой завод «Газпрома» по производству СПГ, это еще 10 млн тонн грузов. 17 млн тонн - уже запредельное количество.

У нас на железнодорожном направлении на Хасан по этой ветке, где кучу портов собираются развить, сегодня ходит 9 пар поездов в сутки, то есть мы можем перевезти 8 млн тонн угля. А в планах до 2020 года мы будем 16 пар поездов пропускать. Мы закладываем, что у нас там будут один порт, второй порт, по 10 млн тонн зерна вывозить. Это все фантастика. В реальности мы весь объем грузов сможем экспортировать только, если через Китай начнем возить, наша железная дорога не справится.

– А какие еще два главных ограничивающих фактора?

– Второй фактор – энергетика, которой в некоторых районах просто нет. Причем это важнейшие районы. Например, север Иркутской области, где ранее планировался каскад Витимских ГЭС. Никто его здесь так и не построил. Транссиб электрифицирован, но всю мощность забирает себе. Когда строили ВСТО (нефтепровод «Восточная Сибирь – Тихий океан»), то линию электропередач построили только для себя, так как никому не хотелось брать на себя лишние расходы.

Ну и третий фактор, о котором я уже говорил, трудовые ресурсы.

– Ваше мнение, почему иностранные инвесторы не спешат вкладывать свои средства в Дальний Восток?

– Почему вы считаете, что не спешат? У нас много проектов, просто на самом деле мы несколько медленно определенные вещи готовим. Чем хороши ТОРы, создание которых сейчас активно обсуждается? Они способны снять некоторые административные барьеры, которые тормозят реализацию проекта. Вот вам живой пример: несколько лет кряду готовился проект по выпуску в Приморском крае, в бухте Пяти охотников, полупогружных платформ для добычи нефти. Партнеры – сингапурцы. Наши иностранные коллеги три года ждали, пока им землю отведут, а потом проект сам собой рассосался. Ну нельзя ж три года землю отводить…

– Если бы были ТОРы, такой ситуации бы не случилось?

– В этом плане ТОРы, без сомнения, полезны. Отведение земли, административные барьеры, ускорение работы таможни. Это все вещи необходимые. Другое дело, что возникает резонный вопрос: почему это все надо делать изъятием из законодательства? Давайте изменим законодательство для того, чтобы нам для реализации проектов не надо было делать из него изъятия.

Если в бухте Пяти охотников вовремя были бы приняты определенные меры, то мы бы получили хороший завод. Сейчас я не знаю, дойдут ли у нас руки до этих полупогружных платформ. Хотя они очень нужны тому же Сахалину, где большой объем буровых работ, в других местах на шельфе.

По сути, на Дальнем Востоке такие ТОРы уже существуют. Делать изъятия нужно не просто на некоторых абстрактных площадках, а там, где проект запущен, где есть инвесторы российские и иностранные и где действительно надо помогать людям снимать ограничения.

– Игорь Ильич, ваш центр отдельно прописал Стратегию развития Еврейской автономной области. Чем она отличается от остальных субъектов Дальнего Востока?

– Да, мы писали Стратегии для Еврейской и Амурской областей, в скором времени будут обновляться документы по Приморскому краю. Что касается Еврейской области, то, конечно, она не такая мощная в промышленном отношении, зато с точки зрения потенциала развития может стать, пожалуй, ключевым регионом в развитии Дальнего Востока, особенно во взаимоотношениях с Китаем. У нас вдоль 3000 км границы с Китаем по Амуру нет ни одного крупного моста. Есть погранпереходы через Приморский край и через Забайкальск, есть несколько входов в Китай через Амур, которые работают в переправном режиме (например, под Благовещенском). В Хабаровске ввели в эксплуатацию автомобильный мост через остров Большой Уссурийский в Китай. При этом очень большие ожидания связаны с перспективным строительством железнодорожного моста Нижнеленинское – Тунцзян в ЕАО. Этот мост, по строительству которого уже принято решение, должен стать связующим звеном: он интенсифицирует обмен и товарами, и технологиями, и многим другим. Только его следует построить в хорошем варианте, сразу на 25–30 млн тонн грузов. Это основной элемент реальных взаимоотношений с Китаем. Потому что ЕАО – прекрасное место для молочного животноводства, выращивания сои, а также воплощения в жизнь целого ряда проектов, которые можно реализовать на нашей стороне вместе с Китаем.

– В последнее время много говорят о «восточном» векторе развития России. Как Вы считаете, это ответ на санкции в отношении нашей страны или нам действительно необходимо сотрудничество, к примеру, с Китаем?

– Санкции и политика на тихоокеанском побережье России – это вещи абсолютно не связанные. Тихоокеанская политика России началась с нефтепровода «Восточная Сибирь – Тихий океан» в 1999 году, когда впервые серьезно обсуждалось, что делать с Ванкорским нефтегазовым месторождением – крупнейшим в Восточной Сибири. Тогда же была сформулирована идея, что его освоение должно быть «первой ласточкой» в восточной политике России. И до этого мы, конечно, вывозили определенное количество нефти в Китай, и не только в Китай, но такой значимый шаг, что на Дальний Восток пошла «магистральная труба», четко обозначил тезис: «Россия смотрит на Восток серьезно». К этой трубе у нас подсоединяются месторождения Якутии и прочие, до которых руки бы дошли Бог весть когда. Те же Талакан, Верхняя Чона. Сейчас – на очереди газовые проекты. У нас же гигантские месторождения – Ковыкинское газовое месторождение (Иркутская область), Чаяндинское нефтегазовое месторождение (Якутия). Перспектива по ним тоже связана с восточным направлением.

Кроме того, важный пункт – запуск сахалинских нефтегазовых проектов, потому что Сахалин – это настоящий прорыв России: это первые проекты на шельфе, которые Россия реализовывала вместе со всем миром.

Хотя, справедливости ради, замечу, что та интенсификация отношений с Китаем, которая наблюдается в последние недели, уже во многом связана и с санкциями.

– Как Вы считаете, Западу все-таки стоит опасаться такой переориентации России на восток?

– Без сомнения. Я сейчас не говорю какую-то официальную точку зрения. Официальная была высказана Председателем Правительства России в Сочи («Запад не самое страшное для нашей страны» - написал премьер-министр РФ Дмитрий Медведев на своей странице в Facebook по итогам форума «Сочи – 2014» - прим. ред.). Я имею в виду популярное в мире, особенно в странах Латинской Америки, следующее мнение: есть развивающийся мир и развитый мир. Россия в качестве одного из лидеров развивающегося мира западному миру уж никак не нужна.

Справка:

ЗАО «Международный Центр Развития Регионов» - до 2002 года Международный Фонд Развития Регионов – был основан в 1995 году с целью привлечения инвестиций в экономику регионов, разработки региональной инвестиционной политики, федеральных целевых и региональных программ развития субъектов Российской Федерации. В числе разработок Центра - несколько редакций целевой федеральной программы "Экономическое и социальное развитие Дальнего Востока и Байкальского региона", несколько социально-экономических стратегий развития ДФО, в том числе и "Стратегия развития до 2025 года" (утверждена в 2009 году). 

Текст: Марина Галкина Теги:
Картина дня Вся лента
Больше материалов