Денис Цесаренко, основатель компании «Спорос», бенефициар селекционно-семеноводческого завода, – о становлении бизнеса и планах на будущее
– Денис Сергеевич, мощность хабаровского завода компании «Спорос» по производству зерновых порядка 20 тыс. т семян в год. Расскажите, пожалуйста, как развивается ваш бизнес спустя четыре года после запуска проекта: что уже сделано, на каком этапе вы сейчас находитесь?
– За четыре года мы сделали основное – построили завод, запустили полноценный операционный бизнес и предоставили возможность всем трем научно-исследовательским институтам Дальнего Востока, которые специализируются на селекции семян, получить масштабную площадку для промышленного производства семян. Мы предлагаем уже порядка 15 сортов разных культур от трех селекционных институтов – Дальневосточного института сельского хозяйства в городе Хабаровске, Федерального научного центра агробиотехнологий Дальнего Востока имени А. К. Чайки в городе Уссурийске и Всероссийского института сои в Благовещенске.
– Производство каких семян вы планируете расширять, работаете ли над импортозамещением, и если «да», какие семена уже заменили?
– Мы сегодня производим семена четырех культур. Первое – это соя, главная культура для Дальнего Востока. Также, конечно, овес, ячмень и гречиха. В будущем мы планируем расширить наш портфель на семена кукурузы, и в этом случае покроем 99 % севооборота Дальнего Востока.
Что касается импортозамещения, то мы работаем в этом направлении и сможем обеспечить местных потребителей исключительно отечественным семенным фондом, но это дело не одного года.
Надо понимать, что семена сои сюда, на Дальний Восток, поступают из двух источников: из Канады и Китая. И их тоже следует разделить на две разные категории. Канадские семена – это то, что в принципе легально ввозилось и размножалось на территории округа. Здесь мы видим потенциальные изменения в политике поставщиков – вполне возможно, они уйдут в ближайшем будущем. Но есть также и импортные семена китайского происхождения, попадающие сюда нелегально, по схемам «серого рынка». Это семена, которые не районированы для Дальнего Востока и даже не находятся в Росреестре селекции, они ввозятся под видом товарной сои и потом распространяются среди фермеров. С этим ведется борьба, и ее нужно продолжать. Вот эти две импортные ниши – как белую, так и серую – мы готовы помочь импортозаместить и представить отечественный вариант. Спрос на Дальнем Востоке очень большой, территория большая, и это займет несколько лет работы как с нашей стороны, так и со стороны институтов по созданию и регистрации новых сортов, которые также будут востребованы на рынке.
– Вы проводили сравнение ваших семян с импортными, которые легальным и нелегальным способом попадают на Дальний Восток, с точки зрения производительности, соотношения цены и качества, чтобы простимулировать фермеров отказываться от импорта, показать им выгоду использования вашего продукта?
– Безусловно, мы эту работу ведем постоянно. И должен сказать, соотношение цены и качества у нас очень честное, наш товар дешевле легальных импортных семян. Мы не говорим о том, что мы в целом лучше или хуже. Мы честно сопоставимы. И у нас, и у иностранных компаний есть хорошие сорта в портфеле. Но мы, повторюсь, значительно дешевле. По мере того, что мы начинаем продавать все больше наших семян и все больше аграриев получают свой положительный опыт выращивания урожая на базе нашего материала, у нас появляется больше спроса и дискуссия прекращает быть сугубо академической. Люди видят преимущества наших семян на деле, в своем хозяйстве и на своих полях.
– Вы четыре года ведете успешно бизнес на Дальнем Востоке. Пользовались ли вы какими-то мерами поддержки федерального уровня, регионального? Или, может, хотите использовать, но чего-то не хватает?
– Те меры поддержки, которые мы уже использовали (скорее косвенно), – это субсидии на покупку элитных семян, которые могут получить наши клиенты. Речь о семенах высшей категории, урожай можно оставлять у себя и размножать год и даже два. Покупка сразу на 2–3 года. Государство стимулирует аграриев тратить чуть больше денег в моменте и при этом получать сразу же больше урожая, который можно использовать в дальнейшем в хозяйстве. Эта мера поддержки актуальна, и мы бы хотели, чтобы она оставалась в будущем, потому что способствует увеличению урожая в целом в регионе.
Мы планируем использовать в этом году меру поддержки в виде компенсации расходов на капитальное строительство, т. е. расходов, которые понесли на строительство самого завода, а это львиная доля всех средств, которые мы вложили в проект. Компания также пользуется региональными субсидиями, которые нацелены на то, чтобы помогать аграриям увеличивать и модернизировать парк сельхозтехники.
С точки зрения законодательных инициатив хотелось бы добиться прозрачности на рынке семян, чтобы он стал полностью белым и легальным. Для этого не нужны новые меры и законы, необходимо просто более тщательное их исполнение. Надо строго контролировать то, что завозится на территорию России. Это важно для того, чтобы понимать потом, что растет у нас на полях (это в первую очередь семена-ГМО), поэтому контроль над распространением семян должен быть более тщательный.
– Но как поменять парадигму в умах тех, кто плотно «сидит» на нелегальных семенах? Вопрос не только в жестких проверках, но и в целом – какого-то коллективного договора участников рынка. Вы можете показать другие варианты?
– Это одна из причин, почему мы решили построить наш бизнес, – мы увидели нишу, огромную нехватку качественных семян, которую можно заполнить, на которую есть большой спрос. Мы понимаем, почему раньше аграрии это делали, – не было другого предложения и от безысходности они были вынуждены прибегать и к такому посевному материалу, иначе вообще можно было бы ничего не посеять. Все, что можно сделать с нашей стороны, – это продолжать увеличивать объем нашего производства, помогать людям не только в покупке семян, но и в сопровождении всех полевых работ, чтобы поспособствовать максимально выгодному для них урожаю, и этим подстегнуть их к отказу от покупки «кота в мешке». Показать им, что можно действовать и в рамках закона, и в собственных экономических интересах.
– Вы уже вышли на полную мощность?
– Пока не вышли. Завод загружен на 40 %. Но у нас будет продолжаться существенный прирост производимой продукции каждый год, поэтому, я думаю, в течение 2–3 лет мы выйдем на максимальную мощность. Нам для этого требуется просто больше земли. Это не столько вопрос спроса и инвестиций и невозможности завода начать производить больше и быстрее. У нас цикл длинный. Это – целый год в сельском хозяйстве.
– Каким вы видите бизнес в конце этого года и в следующем году, какие инвестиционные цели ставите?
– Цель более длительная, чем этот год. Хотим создать крупнейший сельскохозяйственный бизнес на Дальнем Востоке, крупнейший по всем параметрам – по выручке, по земле, и немаловажно – по рабочим местам.
– О каких цифрах идет речь? Вы ставите себе какую-то высокую планку: «Вот до этого я доберусь, а потом можно отдыхать»?
– Нет, это противоречит в принципе натуре предпринимателя. Ты не можешь себе поставить планку, после которой ты будешь отдыхать. Ты можешь поставить планку, которой, скорее всего, невозможно достичь, но, если она будет настолько высокой и настолько тяжело достижимой, что ты дойдешь до значимой части пути, наверное, это и будет уже большой успех. Но ни в коем случае не «достичь и отдыхать».
– Расскажите о своих секретах, как справляетесь с нагрузками, которые очевидны при ведении такого большого бизнес-проекта?
– Меня мотивируют плоды моей работы. Когда я поехал на Дальний Восток изучать возможности для «первопроходцев», я понял, что мне доставляет удовольствие. Это процесс создания чего-то нового на пустом месте. Конечно, любой бизнес требует больших энергетических затрат. Но когда ты видишь, во что превращается проект на деле, видишь людей, которым ты дал работу и которые тебе за это благодарны, потому что могут развиваться дальше, – это то, что максимально тебя мотивирует на новые свершения. Возможность созидать – это именно то, что и дает Дальний Восток, в отличие от более освоенных мест.
Опубликовано в журнале Корпорации развития Дальнего Востока и Арктики от сентября 2022 года– Расскажите, пожалуйста, о проекте освоения Удоканского месторождения, на каком этапе он сейчас находится?
– Скорее всего, это стандартный эпитет, его с регулярностью слышишь в отношении самых разных месторождений и проектов в горно-металлургической отрасли. И тем не менее самое подходящее для удоканского проекта определение – уникальный. Как по геологической структуре, так и по истории открытия и изучения, особенностям самой территории – прежде всего, суровым горным и климатическим условиям.
На Удокане три типа руд: окисленные, сульфидные и смешанные – и они сплавлены воедино. Ни добывать их по-отдельности, ни разделять для переработки невозможно. Ни одна из общепринятых технологий не позволяла эффективно перерабатывать такую руду. Нам пришлось разработать технологическую схему обогащения и гидрометаллургического передела, провести серию полупромышленных испытаний.
И с географической точки зрения месторождение находится в уникальном положении: с одной стороны, оторвано от большой земли, с другой – связано железнодорожной артерией с быстрорастущими рынками. Более того, маршрут БАМа в 80-е годы проложен через север Забайкалья именно для того, чтобы сделать освоение Удокана возможным.
– Существующей инфраструктуры сегодня достаточно?
– Нет, к сожалению, нам пришлось одновременно со строительством горно-металлургического комбината заниматься созданием инфраструктуры, чтобы увеличить пропускную способность железной дороги, строить автомобильную. А также обеспечивать проект энергетической инфраструктурой, решать проблему нехватки авиасообщения.
Сегодня самым узким местом для нас является, как ни странно, железнодорожный транспорт. В дополнение к резидентам восточных территорий Дальний Восток становится транзитной зоной для многих компаний из Центральной России, Сибири, Поволжья и Урала.
При этом даже сегодня – в период строительства комбината – мы зачастую сталкиваемся со значительными проблемами по оперативной доставке грузов на ж/д станцию Новая Чара.
Поэтому проект ОАО «РЖД» по расширению БАМа и Транссиба приобретает особое значение, также как увеличение пропускной способности таможенных пунктов с Китаем. И здесь хотел бы поблагодарить команду Юрия Петровича Трутнева – Минвостокразвития и КРДВ, они сегодня предпринимают шаги, чтобы эту проблему решить. Кроме того, эффективно работают сами механизмы государственно-частного партнерства – территории опережающего развития, программа «Дальневосточная концессия». Это позволило нам, в частности, приступить к ТЭО проекта второй очереди.
Что касается сроков реализации, то мы изначально ставили цель запуститься в 2023 году. Сейчас выходим на завершающую стадию строительства. Общестроительные и горно-капитальные работы уже практически завершены. Снаружи корпуса уже приобрели свой финальный вид, а внутри полным ходом идет монтаж, причем в основном вспомогательного оборудования.
На сегодня инвестиции компании в строительство первой очереди ГМК в рамках ТОР составили более 100 млрд рублей.
– Какая мощность производства планируется? Насколько продукция востребована на сегодня?
– Мощность переработки будет достигать до 15 млн т руды в год. Мы будем получать ежегодно 70 тыс. т медных катодов и порядка 135 тыс. т сульфидного концентрата с высоким содержанием меди.
Медные катоды крайне востребованы на рынке, они необходимы для развития высокотехнологических секторов, строительства и транспорта, медицины и телекоммуникаций. Это ключевой элемент для создания полупроводников. Подавляющее большинство экспертов отмечают, что в средне- и дальнесрочной перспективе спрос на медь будет только увеличиваться.
В целом медь – это металл, участвующий в формировании низкоуглеродной экономики, которая уже сегодня идет на смену индустриального промышленного уклада. Таким образом, «красный» металл оказывается частью «зеленой» повестки и «зеленого» будущего.
Именно поэтому для Алишера Усманова, как визионера со стратегическим взглядом на мир, инвестиции в Удокан – это вклад в металлургию будущего, в экономику новой эры, основанной на высоких и экологичных технологиях.
– Расскажите, как именно «Удоканская медь» и государство реализуют «Дальневосточную концессию» в рамках строительства поселка Новая Чара? Каким будет этот поселок?
– Еще до старта производства, то есть на инвестиционной стадии, мы подписали соглашение с Минвостокразвития, правительством края и Корпорацией развития Дальнего Востока и Арктики о создании объектов социальной инфраструктуры в пгт Новая Чара. Объем необходимых инвестиций в рамках «Дальневосточной концессии» оценивается в 7,6 млрд рублей. Планируется строительство культурно-досугового и физкультурно-оздоровительного комплексов, благоустройство территории поселка, модернизация центральной районной больницы, инженерной и коммунальной инфраструктуры.
Здесь стоит добавить очень важную позицию – мы создаем новое производство. А это значит, что оно не наследует экологических проблем советского периода, напротив – мы используем самые современные технологии, максимально эффективные с точки зрения защиты окружающей среды.
Мы строим гидрометаллургический комбинат, что исключает плавку меди и, соответственно, загрязнение атмосферного воздуха. Еще до завершения строительства разработана климатическая программа с оценкой объема выбросов парниковых газов от всех источников, включая косвенные. И уже сегодня мы формулируем цель максимального снижения углеродного следа, рассматриваем варианты снижения удельных выбросов СО2 в диапазоне до 75 % к 2035 году.
В ближайшее время сделаем первый шаг для декарбонизации закупаемой электроэнергии через заключение прямых двухсторонних договоров с низкоуглеродной и возобновляемой генерацией.
– Какие экономические, социальные и инфраструктурные проекты будут реализованы в Забайкальском крае после запуска вашего проекта? Какая роль государства и местных властей в этом вопросе?
– Срок освоения месторождения превышает 40 лет. После запуска производства мы планируем увеличивать объем участия в социальной жизни территории. При этом на сегодня с момента получения лицензии акционеры уже инвестировали в социальную сферу региона более 2 млрд рублей.
Мы построили в Чаре в 2021 году инфекционный модуль с самым современным медицинским оборудованием, аналогов которого нет в Забайкалье, оснастили оборудованием и ЦРБ. В 2022 году закупили для онкологического центра в Чите аппарат для лазерной терапии.
Чтобы увеличить пропускную способность аэропорта в селе Чара, разработали проект его реконструкции. В настоящее время правительство Забайкальского края уже реализует проект модернизации инфраструктуры аэропорта Чары. В планах – строительство нового аэровокзального комплекса и удлинение взлетно-посадочной полосы аэропорта.
– Сколько рабочих мест будет создано и какие условия для работы сформированы? Насколько сложно сейчас в Забайкалье стоит ситуация с кадрами и какие специалисты особенно востребованы?
– В целом работа комбината в рамках первой очереди обеспечит создание около 3 тыс. рабочих мест. И это без учета смежных отраслей.
На текущей стадии особенно востребованы сотрудники для технологического комплекса: технологи по обогащению, специалисты по гидрометаллургии, инженеры-механики, в том числе геомеханики, планировщики, энергетики, электромеханики, эксперты в области АСУТП.
К сожалению, число вакансий обгоняет предложение кандидатов. И дефицитнее всегда именно квалифицированные кадры. Причина общая для многих компаний металлургии: нежелание выпускников начинать карьеру с рабочих специальностей, постепенно набирая опыт и выстраивая карьеру.
Поэтому мы боремся за каждого кандидата – команда играет решающее значение в работе всей компании.
– Какие особенности строительства комбината в сложных погодных условиях Дальнего Востока?
– Труднодоступность и сложные географические и климатические условия, нехватка технологий изначально были главной причиной старта освоения спустя 60 лет после открытия месторождения.
Низкие температуры (до –60 зимой, среднегодовая –4), вечная мерзлота, высокогорье, сейсмичность. Все это требует запаса прочности, делает строительство более долгим и ресурсоемким.
Поэтому все риски, все сложности у нас были проработаны еще на стадии проектирования: во всех технологических решениях учтены особенности месторождения. Более того, в техническом задании на выбор оборудования были учтены и низкие температуры, и аномальная высота над уровнем моря. Весь проект был разработан с учетом климата, горного ландшафта.
Величественные и недоступные, обаятельные и даже комичные, романтичные и трогательные – такими предстают краснокнижные орланы на снимках фотографов из Владивостока. В начале апреля царственные птицы покидают столицу Приморья, чтобы вывести птенцов вдали от городской суеты, окунуться в которую еще десять лет назад так массово они не стремились. А теперь каждую зиму проводят время в компании с фотографами, которые кормят птиц селедкой и с удовольствием их снимают.
Вплоть до конца марта увидеть орланов в центре Владивостока можно с той же вероятностью, что и чаек. Посреди городского шума они проводят сытую зиму, которую им обеспечивают любители птиц и фотографы. Весной краснокнижные хищники встают на крыло и покидают Владивосток. А когда-то их и вовсе не было – так, залетала одна-другая особь и, не найдя корма, обходила стороной эту оживленную и шумную точку на карте.
Поначалу орланы не совались в центр, на набережную Цесаревича. Они высматривали добычу в порту – при перегрузке рыбы кое-что падает за борт. Этим немногочисленные хищные птицы и довольствовались. Пути орланов изменились, когда фотографы соблазнили горделивых птиц дармовой рыбой, чтобы сделать удачные кадры. Первооткрывателем фотоохоты на орланов во Владивостоке стал Евгений Слободской, но массовый интерес людей с фотоаппаратами возник тогда, когда орнитолог-любитель Ольга Васик стала выкладывать в социальные сети свои «трофеи»: фотозарисовки из жизни осторожных птиц, которые подпускали её к себе достаточно близко.
Ольга работает в Дальневосточном отделении РАН, но не учёным, а главным специалистом управления организации научных исследований. Птицами, и не только орланами, интересуется давно и не по долгу службы, а по велению души и сердца.
Ольга Васик, фотограф, орнитолог-любитель, главный специалист УОНИ ДВО РАН
Всегда, когда есть возможность, отправляется вместе со своими друзьями-учёными в экспедиции по изучению птиц в самых отдаленных уголках Дальнего Востока – в качестве фотографа.
Войти в доверие этих диких птиц было и просто, и непросто. Пропуском в мир орланов для Ольги стал пакет свежемороженой селёдки: с таким гостинцем встречает она их в декабре, когда встает лёд в бухтах окрест Владивостока. Спустя пару сезонов птицы стали узнавать свою кормилицу в лицо.
Так и появилась у орланов новая питательная локация, да не где-нибудь, а прямо в центре города. Благодаря соцсетям, захватывающие фотокадры пикировок орланов увидели горожане и другие собратья Ольги по объективу. Ольге удалось собрать вокруг своего увлечения целое сообщество почитателей красивых и редких птиц. И теперь зимой, на набережной Цесаревича, можно видеть целые группки людей с фототехникой и пакетами рыбы.
Орланы охотно принимают щедрое угощение. Они съедают свою добычу сидя на льду или прямо на берегу, а после сытного обеда рассаживаются по деревьям, вдоль набережной и наблюдают за жизнью города.
Через несколько зим Ольга заметила, что в Золотой рог на точку кормёжки прилетает всё больше орланов. К примеру, этой зимой над бухтой кружили до 20 особей. Есть как орланы-белохвосты, так и очень редкие белоплечие орланы.
– Орланов можно встретить в Японии на Хоккайдо, на Парамушире, на Камчатке – в дикой местности. Но вот чтобы они появлялись в городе, да еще так массово, это редкость, - рассказывает Ольга. – Их интерес понятен: орланы предпочитают не тратить силы на добывание пропитания самостоятельно, если есть искусственная кормовая база. Так поступают многие птицы: самые известные из них синицы и воробьи. Но как только прекратится кормёжка, они улетят добывать пищу в другое место.
Орнитолог Олег Бурковский уверен: мы наблюдаем уникальную историю, когда дикие птицы обитают в среде, которую создал человек. Они приспособились к новой среде, чтобы выжить.
– Для всех животных, птиц зима это стресс. И доступность корма в эти тяжелые месяцы – на первом месте. Наверное, орланы почувствовали безопасность, поэтому стали кормиться от человека. И это несмотря на интенсивное движение автомобилей, ночное освещение, высокий уровень шума. У орланов, как и у всех птиц, действует «стайность»: если одна птица держится на территории, другая смотрит и повторяет. Это объясняет их массовое скопление в Золотом роге. Честно говоря, я не знаю другого похожего случая, чтобы орланы обитали в городе. Это «фишка» Владивостока и его украшение, – говорит Олег.
Разглядывая кадры со съемок, Ольга Васик поняла, что ежегодно на набережную прилетают одни и те же орланы. Если приглядеться опознать их несложно - каждая птица уникальна и явно выделяется среди своих сородичей – по отсутствию когтя на лапе или по разорванному крылу, или даже по осанке и манере держаться. Так появились яркие главные герои фотосессий, любимчики: Эквилибрист, Старый Солдат, Самурай, Бородач и другие – фотограф закрепила за ними характерные эмоциональные прозвища.
Удивительно, сколько эмоций можно считать на каждом птичьем «лице», в каждом взмахе крыла и позе. Вот орлан обиделся, подбоченился и насупился. А вот не выспался и, нахохлившись, смотрит исподлобья. Этот весел и доволен жизнью, смотрит на всех свысока – и в прямом, и в переносном смысле. Порой, между птицами разворачиваются целые спектакли с комичными и драматичными сценами. Всё как у людей: борьба за власть, борьба за лакомый кусок, любовь.
На самом ли деле орланы полны эмоций, или люди видят их такими – неизвестно, но в накале страстей птицы, порой, делают вещи, не свойственные их природе.
Так, Эквилибрист заслужил своё прозвище за немыслимые для орланов пируэты – он ест рыбу прямо в воздухе, в полете. Обычно так пытаются делать молодые орланы, взрослые – более опытные предпочитают сесть на дерево или на лёд и там пировать. Вообще орлан не самая маневренная птица и схватить трофей в воздухе для него, в самом деле, эквилибристика высочайшего уровня. Добавить к этой картине конкуренцию с вездесущими чайками и воронами, которые только и ждут, когда летящая из рук человека рыба сверкнёт в воздухе, и становится очевидно, каких высот достиг Эквилибрист в управлении своим телом.
Иногда в воздушных баталиях орланы падают в воду. Как-то Ольга наблюдала картину, когда упавший орлан достаточно долго, метров 20-30, плыл к берегу, что случается очень редко, ведь это абсолютно не водоплавающий вид, у них намокает оперение и они могут легко погибнуть. Был сильный мороз с ветром, орлан вымок, но выбрался на берег. Но пока он плыл, другой орлан пытался его притопить, что тоже нехарактерно для этого, в общем-то, дружелюбного и невоинственного вида пернатых.
– Птицы – они как люди. У них однозначно есть и эмоции, и настроение. У них нет мышц на лице, чтобы показать мимику, но в арсенале есть взгляд, поза, манера держаться. Птицы не умеют притворяться, поэтому их поведение полностью соответствует внутреннему состоянию на данный момент. И, кстати, они способны «узнавать» отдельных людей – так же, как собаки или кошки. Ольгу они считают за «свою». Никаких сомнений в том, что этот фотограф прикормила целую группировку, у меня, как у специалиста, нет. Это полностью ее заслуга, – комментирует Олег Бурковский.
Интерес к этому необычному содружеству дикого орлана и городского человека оказался столь явным, что уже через несколько лет у мастеров фотографии накопилось много материала, которым они решили столь же щедро делиться. Так во Владивостоке появился фотофестиваль орланов.
Сейчас наступает весна, и орланы торопятся найти уединенные места, чтобы высидеть потомство. Лёд в Золотом роге сошёл, теперь охотиться орланы могут повсеместно. Они нарезают прощальные круги над городом, а их опекунам и любителям птиц лишь остаётся ждать следующего декабря.
Почему калуга не уживается с другими рыбами, какого цвета сахалинский осетр и кто такая «амурская блондинка»? За ответами на эти вопросы команда «Колесим по краю», в которую входит несколько семей из Хабаровска, отправилась в Нанайский район на Анюйский рыбоводный завод.
Анюийский рыбоводный завод
Посмотреть на то, как выращивают рыбу, мы хотели давно. Будь ты хоть сто раз дальневосточник, но если отец не приучил детей к рыбалке, то видят они рыбу только на прилавке, а то и вовсе уже в готовом виде у себя на тарелке.
На Анюйском рыбоводном заводе, что находится в Нанайском районе Хабаровского края, на берегу реки Анюй (правый приток Амура) любой желающий может увидеть всё своими глазами. Тут проводят экскурсии для групп до 16 человек, стоимость 400 рублей с одного. Правда делается все очень заранее и на высшем официозном уровне: заключение договора с «Главрыбводом» на оказание экскурсионных услуг, выставление и оплата счета… Купив путевки в Хабаровске, мы отправились на завод.
Экскурсанты охотно фотографировали и фотографировались
Встретивший нас на проходной работник сразу огорчил: кеты нет. Оказывается, ее выпустили еще в мае, так что добрая половина завода пустует: высохшие чаны под крышей, где разводят мальков, и такие же сухие «коридоры» на улице, по которым малька выпускают в Анюй. Замечаем пугало, установленное рядом. Оно, оказывается, отпугивает птиц. Дело в том, что когда малек идет от чанов к реке по «коридору», цапли, утки и бакланы здесь буквально «пасутся» и наедаются так, что не могут взлететь – съедают до ведра малька (!). Работники завода спокойно подходят к «пузатым пернатым» и фотографируются с ними, но все же, чтобы избежать потерь малька, пришлось поставить пугало. Жаль, что мы этого не видим.
А еще на завод заходит медведь, видимо, чует рыбу. Этим летом тоже «пасется».
Переходим во вторую часть завода, где разводят осетров, калугу и форель. Их здесь великое множество: разного возраста, размера и даже цвета. К примеру, сахалинский осетр – зеленоватый, а амурский – черный с белыми зубчиками, за что девушки сразу прозвали их «амурскими блондинками».
"Амурская блондинка"
Рыбовод осетровых Александра живет в соседнем национальном селе Найхин. Рассказывает, что сахалинский осетр появился на берегах Амура потому, что на острове не смогли создать подходящие условия для его разведения: рыбоводный завод стоит на горной реке, вода не та. Благородную рыбу решили переместить в Хабаровский край, а эксперимент по разведению осетра на Сахалине прекратить.
Экскурсовод Александра
Кстати, калуга, пойманная в естественной среде, тоже может не прижиться – на заводе ведь ей приходится привыкать к искусственному корму, а не каждой царь-рыбе это по душе. Некоторые самые привередливые не едят то, что им дают. Совсем. И могут не есть целый год (!). Поэтому рыбоводы подкармливают их нарезанной рыбкой – хищник как-никак. Кстати, по этой же причине к ней в бассейн не подселяют осетра или форель: сожрет. Если и через год калуга не переходит на «меню» завода, то ее выпускают обратно в реку.
Здесь готовят живой корм
Много чанов с мальком, тут детям показал фокус под названием «повелитель рыб»: если водить над чаном рукой, то рыбы начнут следовать за её движениями. Приговариваю при этом: «Я – ваш повелитель, следуйте за мной!». Рыбы действительно начинают плавать за моей рукой, дети, что помладше, смотрят в недоумении. Секрет прост: мальки думают, что их сейчас будут кормить. У них одна задача – есть и набирать необходимый вес, чтобы потом скатиться по Анюю в Амур и, если повезёт, выжить, чтобы потом вернуться к тому месту, где родились. Нам, кстати, разрешили покормить мальков – вот, где начинается хаос, когда бросаешь корм в чан! Выпускают мелочь осетра и калуги в конце июля – начале августа. Если бы знали заранее, то, конечно же, приехали бы в эти даты.
Мальки в чане
Не менее интересно у бассейнов, где живут уже взрослые особи. Некоторые из них достигают трех метров в длину, за что мы их сразу окрестили «бревнами»: плавают, не спеша, и при этом, несмотря на свои размеры, каким-то чудным образом не мешают друг другу. Это – собственное стадо рыбзавода, производители. Эти осетры уже никогда не попадут в реку, но зато дадут бесчисленное потомство. Самкам два раза в год назначают УЗИ, затем делают прокол, берут несколько икринок на анализ и если показатели по микроэлементам в норме, то через надрез выдавливают икру, оплодотворяют ее и затем выращивают мальков в соседнем чане. Этот процесс мы также не увидели, хотя, не думаю, что он бы понравился детям.
Кстати, чтобы рыба с детства привыкала к реке, в чанах фильтрованную воду в определенных порциях смешивают с анюйской водой, отчего она темно-зеленоватого цвета. Есть пара бассейнов с прозрачной водой из скважины. Здесь живут рыбы, которые не будут в этом году задействованы в процессе, и чтобы они не набрали жир, им создают более «тепличные» условия, своего рода «передержка».
Бассейн с прозрачной водой
А вот форель никуда не выпускают. Ее выращивают на продажу. Также как и осетра с калугой, на чанах которых написано «внебюджетная». Нам объяснили: это предприятиям, которые своим производством наносят прямой или возможный ущерб природе. По закону такие компании должны заниматься рыбовоспроизводством. Навредил природе? Будь добр, выпусти миллион мальков в речку. Понятное дело, что какому-нибудь, к примеру, ГОКу не с руки возиться с рыбой и они попросту размещают заказ на рыбоводном заводе. По идее, и частное лицо может завести себе три-четыре хвоста кеты в заводском чане, чтобы потом приготовить шарабан из экологически чистой рыбы.
Зеленоватая вода Анюя
Что касается экскурсии, то пока это выглядит примерно так: три часа ехали и увидели рыб в ванной. Над турпродуктом, конечно, еще работать и работать, но уже хорошо, когда есть над чем работать. Явно не хватает тактильных ощущений: покормить, погладить, да и лавку сувенирную можно поставить – я бы прикупил, к примеру, брелок с калугой.
Впрочем, в качестве мини-тура выходного дня вполне себе пойдет: дети увидели и, надеюсь, хоть что-то запомнили, а развлечения у них были на обратном пути – пикник на берегу и купание с катанием на сапах в озере Гасси.
Справка EastRussia:
Анюйский рыбоводный завод находится в селе Найхин Нанайского района Хабаровского края на берегу реки Анюй (правый приток Амура). Это один из шести рыбоводных заводов, которые находятся в ведении Амурского филиала ФГБУ «Главрыбвод». Мощность завода – более 30 млн штук рыбной молоди кеты и осетровых.
– Денис Сергеевич, мощность хабаровского завода компании «Спорос» по производству зерновых порядка 20 тыс. т семян в год. Расскажите, пожалуйста, как развивается ваш бизнес спустя четыре года после запуска проекта: что уже сделано, на каком этапе вы сейчас находитесь?
– За четыре года мы сделали основное – построили завод, запустили полноценный операционный бизнес и предоставили возможность всем трем научно-исследовательским институтам Дальнего Востока, которые специализируются на селекции семян, получить масштабную площадку для промышленного производства семян. Мы предлагаем уже порядка 15 сортов разных культур от трех селекционных институтов – Дальневосточного института сельского хозяйства в городе Хабаровске, Федерального научного центра агробиотехнологий Дальнего Востока имени А. К. Чайки в городе Уссурийске и Всероссийского института сои в Благовещенске.
– Производство каких семян вы планируете расширять, работаете ли над импортозамещением, и если «да», какие семена уже заменили?
– Мы сегодня производим семена четырех культур. Первое – это соя, главная культура для Дальнего Востока. Также, конечно, овес, ячмень и гречиха. В будущем мы планируем расширить наш портфель на семена кукурузы, и в этом случае покроем 99 % севооборота Дальнего Востока.
Что касается импортозамещения, то мы работаем в этом направлении и сможем обеспечить местных потребителей исключительно отечественным семенным фондом, но это дело не одного года.
Надо понимать, что семена сои сюда, на Дальний Восток, поступают из двух источников: из Канады и Китая. И их тоже следует разделить на две разные категории. Канадские семена – это то, что в принципе легально ввозилось и размножалось на территории округа. Здесь мы видим потенциальные изменения в политике поставщиков – вполне возможно, они уйдут в ближайшем будущем. Но есть также и импортные семена китайского происхождения, попадающие сюда нелегально, по схемам «серого рынка». Это семена, которые не районированы для Дальнего Востока и даже не находятся в Росреестре селекции, они ввозятся под видом товарной сои и потом распространяются среди фермеров. С этим ведется борьба, и ее нужно продолжать. Вот эти две импортные ниши – как белую, так и серую – мы готовы помочь импортозаместить и представить отечественный вариант. Спрос на Дальнем Востоке очень большой, территория большая, и это займет несколько лет работы как с нашей стороны, так и со стороны институтов по созданию и регистрации новых сортов, которые также будут востребованы на рынке.
– Вы проводили сравнение ваших семян с импортными, которые легальным и нелегальным способом попадают на Дальний Восток, с точки зрения производительности, соотношения цены и качества, чтобы простимулировать фермеров отказываться от импорта, показать им выгоду использования вашего продукта?
– Безусловно, мы эту работу ведем постоянно. И должен сказать, соотношение цены и качества у нас очень честное, наш товар дешевле легальных импортных семян. Мы не говорим о том, что мы в целом лучше или хуже. Мы честно сопоставимы. И у нас, и у иностранных компаний есть хорошие сорта в портфеле. Но мы, повторюсь, значительно дешевле. По мере того, что мы начинаем продавать все больше наших семян и все больше аграриев получают свой положительный опыт выращивания урожая на базе нашего материала, у нас появляется больше спроса и дискуссия прекращает быть сугубо академической. Люди видят преимущества наших семян на деле, в своем хозяйстве и на своих полях.
– Вы четыре года ведете успешно бизнес на Дальнем Востоке. Пользовались ли вы какими-то мерами поддержки федерального уровня, регионального? Или, может, хотите использовать, но чего-то не хватает?
– Те меры поддержки, которые мы уже использовали (скорее косвенно), – это субсидии на покупку элитных семян, которые могут получить наши клиенты. Речь о семенах высшей категории, урожай можно оставлять у себя и размножать год и даже два. Покупка сразу на 2–3 года. Государство стимулирует аграриев тратить чуть больше денег в моменте и при этом получать сразу же больше урожая, который можно использовать в дальнейшем в хозяйстве. Эта мера поддержки актуальна, и мы бы хотели, чтобы она оставалась в будущем, потому что способствует увеличению урожая в целом в регионе.
Мы планируем использовать в этом году меру поддержки в виде компенсации расходов на капитальное строительство, т. е. расходов, которые понесли на строительство самого завода, а это львиная доля всех средств, которые мы вложили в проект. Компания также пользуется региональными субсидиями, которые нацелены на то, чтобы помогать аграриям увеличивать и модернизировать парк сельхозтехники.
С точки зрения законодательных инициатив хотелось бы добиться прозрачности на рынке семян, чтобы он стал полностью белым и легальным. Для этого не нужны новые меры и законы, необходимо просто более тщательное их исполнение. Надо строго контролировать то, что завозится на территорию России. Это важно для того, чтобы понимать потом, что растет у нас на полях (это в первую очередь семена-ГМО), поэтому контроль над распространением семян должен быть более тщательный.
– Но как поменять парадигму в умах тех, кто плотно «сидит» на нелегальных семенах? Вопрос не только в жестких проверках, но и в целом – какого-то коллективного договора участников рынка. Вы можете показать другие варианты?
– Это одна из причин, почему мы решили построить наш бизнес, – мы увидели нишу, огромную нехватку качественных семян, которую можно заполнить, на которую есть большой спрос. Мы понимаем, почему раньше аграрии это делали, – не было другого предложения и от безысходности они были вынуждены прибегать и к такому посевному материалу, иначе вообще можно было бы ничего не посеять. Все, что можно сделать с нашей стороны, – это продолжать увеличивать объем нашего производства, помогать людям не только в покупке семян, но и в сопровождении всех полевых работ, чтобы поспособствовать максимально выгодному для них урожаю, и этим подстегнуть их к отказу от покупки «кота в мешке». Показать им, что можно действовать и в рамках закона, и в собственных экономических интересах.
– Вы уже вышли на полную мощность?
– Пока не вышли. Завод загружен на 40 %. Но у нас будет продолжаться существенный прирост производимой продукции каждый год, поэтому, я думаю, в течение 2–3 лет мы выйдем на максимальную мощность. Нам для этого требуется просто больше земли. Это не столько вопрос спроса и инвестиций и невозможности завода начать производить больше и быстрее. У нас цикл длинный. Это – целый год в сельском хозяйстве.
– Каким вы видите бизнес в конце этого года и в следующем году, какие инвестиционные цели ставите?
– Цель более длительная, чем этот год. Хотим создать крупнейший сельскохозяйственный бизнес на Дальнем Востоке, крупнейший по всем параметрам – по выручке, по земле, и немаловажно – по рабочим местам.
– О каких цифрах идет речь? Вы ставите себе какую-то высокую планку: «Вот до этого я доберусь, а потом можно отдыхать»?
– Нет, это противоречит в принципе натуре предпринимателя. Ты не можешь себе поставить планку, после которой ты будешь отдыхать. Ты можешь поставить планку, которой, скорее всего, невозможно достичь, но, если она будет настолько высокой и настолько тяжело достижимой, что ты дойдешь до значимой части пути, наверное, это и будет уже большой успех. Но ни в коем случае не «достичь и отдыхать».
– Расскажите о своих секретах, как справляетесь с нагрузками, которые очевидны при ведении такого большого бизнес-проекта?
– Меня мотивируют плоды моей работы. Когда я поехал на Дальний Восток изучать возможности для «первопроходцев», я понял, что мне доставляет удовольствие. Это процесс создания чего-то нового на пустом месте. Конечно, любой бизнес требует больших энергетических затрат. Но когда ты видишь, во что превращается проект на деле, видишь людей, которым ты дал работу и которые тебе за это благодарны, потому что могут развиваться дальше, – это то, что максимально тебя мотивирует на новые свершения. Возможность созидать – это именно то, что и дает Дальний Восток, в отличие от более освоенных мест.
– Денис Сергеевич, мощность хабаровского завода компании «Спорос» по производству зерновых порядка 20 тыс. т семян в год. Расскажите, пожалуйста, как развивается ваш бизнес спустя четыре года после запуска проекта: что уже сделано, на каком этапе вы сейчас находитесь?
– За четыре года мы сделали основное – построили завод, запустили полноценный операционный бизнес и предоставили возможность всем трем научно-исследовательским институтам Дальнего Востока, которые специализируются на селекции семян, получить масштабную площадку для промышленного производства семян. Мы предлагаем уже порядка 15 сортов разных культур от трех селекционных институтов – Дальневосточного института сельского хозяйства в городе Хабаровске, Федерального научного центра агробиотехнологий Дальнего Востока имени А. К. Чайки в городе Уссурийске и Всероссийского института сои в Благовещенске.
– Производство каких семян вы планируете расширять, работаете ли над импортозамещением, и если «да», какие семена уже заменили?
– Мы сегодня производим семена четырех культур. Первое – это соя, главная культура для Дальнего Востока. Также, конечно, овес, ячмень и гречиха. В будущем мы планируем расширить наш портфель на семена кукурузы, и в этом случае покроем 99 % севооборота Дальнего Востока.
Что касается импортозамещения, то мы работаем в этом направлении и сможем обеспечить местных потребителей исключительно отечественным семенным фондом, но это дело не одного года.
Надо понимать, что семена сои сюда, на Дальний Восток, поступают из двух источников: из Канады и Китая. И их тоже следует разделить на две разные категории. Канадские семена – это то, что в принципе легально ввозилось и размножалось на территории округа. Здесь мы видим потенциальные изменения в политике поставщиков – вполне возможно, они уйдут в ближайшем будущем. Но есть также и импортные семена китайского происхождения, попадающие сюда нелегально, по схемам «серого рынка». Это семена, которые не районированы для Дальнего Востока и даже не находятся в Росреестре селекции, они ввозятся под видом товарной сои и потом распространяются среди фермеров. С этим ведется борьба, и ее нужно продолжать. Вот эти две импортные ниши – как белую, так и серую – мы готовы помочь импортозаместить и представить отечественный вариант. Спрос на Дальнем Востоке очень большой, территория большая, и это займет несколько лет работы как с нашей стороны, так и со стороны институтов по созданию и регистрации новых сортов, которые также будут востребованы на рынке.
– Вы проводили сравнение ваших семян с импортными, которые легальным и нелегальным способом попадают на Дальний Восток, с точки зрения производительности, соотношения цены и качества, чтобы простимулировать фермеров отказываться от импорта, показать им выгоду использования вашего продукта?
– Безусловно, мы эту работу ведем постоянно. И должен сказать, соотношение цены и качества у нас очень честное, наш товар дешевле легальных импортных семян. Мы не говорим о том, что мы в целом лучше или хуже. Мы честно сопоставимы. И у нас, и у иностранных компаний есть хорошие сорта в портфеле. Но мы, повторюсь, значительно дешевле. По мере того, что мы начинаем продавать все больше наших семян и все больше аграриев получают свой положительный опыт выращивания урожая на базе нашего материала, у нас появляется больше спроса и дискуссия прекращает быть сугубо академической. Люди видят преимущества наших семян на деле, в своем хозяйстве и на своих полях.
– Вы четыре года ведете успешно бизнес на Дальнем Востоке. Пользовались ли вы какими-то мерами поддержки федерального уровня, регионального? Или, может, хотите использовать, но чего-то не хватает?
– Те меры поддержки, которые мы уже использовали (скорее косвенно), – это субсидии на покупку элитных семян, которые могут получить наши клиенты. Речь о семенах высшей категории, урожай можно оставлять у себя и размножать год и даже два. Покупка сразу на 2–3 года. Государство стимулирует аграриев тратить чуть больше денег в моменте и при этом получать сразу же больше урожая, который можно использовать в дальнейшем в хозяйстве. Эта мера поддержки актуальна, и мы бы хотели, чтобы она оставалась в будущем, потому что способствует увеличению урожая в целом в регионе.
Мы планируем использовать в этом году меру поддержки в виде компенсации расходов на капитальное строительство, т. е. расходов, которые понесли на строительство самого завода, а это львиная доля всех средств, которые мы вложили в проект. Компания также пользуется региональными субсидиями, которые нацелены на то, чтобы помогать аграриям увеличивать и модернизировать парк сельхозтехники.
С точки зрения законодательных инициатив хотелось бы добиться прозрачности на рынке семян, чтобы он стал полностью белым и легальным. Для этого не нужны новые меры и законы, необходимо просто более тщательное их исполнение. Надо строго контролировать то, что завозится на территорию России. Это важно для того, чтобы понимать потом, что растет у нас на полях (это в первую очередь семена-ГМО), поэтому контроль над распространением семян должен быть более тщательный.
– Но как поменять парадигму в умах тех, кто плотно «сидит» на нелегальных семенах? Вопрос не только в жестких проверках, но и в целом – какого-то коллективного договора участников рынка. Вы можете показать другие варианты?
– Это одна из причин, почему мы решили построить наш бизнес, – мы увидели нишу, огромную нехватку качественных семян, которую можно заполнить, на которую есть большой спрос. Мы понимаем, почему раньше аграрии это делали, – не было другого предложения и от безысходности они были вынуждены прибегать и к такому посевному материалу, иначе вообще можно было бы ничего не посеять. Все, что можно сделать с нашей стороны, – это продолжать увеличивать объем нашего производства, помогать людям не только в покупке семян, но и в сопровождении всех полевых работ, чтобы поспособствовать максимально выгодному для них урожаю, и этим подстегнуть их к отказу от покупки «кота в мешке». Показать им, что можно действовать и в рамках закона, и в собственных экономических интересах.
– Вы уже вышли на полную мощность?
– Пока не вышли. Завод загружен на 40 %. Но у нас будет продолжаться существенный прирост производимой продукции каждый год, поэтому, я думаю, в течение 2–3 лет мы выйдем на максимальную мощность. Нам для этого требуется просто больше земли. Это не столько вопрос спроса и инвестиций и невозможности завода начать производить больше и быстрее. У нас цикл длинный. Это – целый год в сельском хозяйстве.
– Каким вы видите бизнес в конце этого года и в следующем году, какие инвестиционные цели ставите?
– Цель более длительная, чем этот год. Хотим создать крупнейший сельскохозяйственный бизнес на Дальнем Востоке, крупнейший по всем параметрам – по выручке, по земле, и немаловажно – по рабочим местам.
– О каких цифрах идет речь? Вы ставите себе какую-то высокую планку: «Вот до этого я доберусь, а потом можно отдыхать»?
– Нет, это противоречит в принципе натуре предпринимателя. Ты не можешь себе поставить планку, после которой ты будешь отдыхать. Ты можешь поставить планку, которой, скорее всего, невозможно достичь, но, если она будет настолько высокой и настолько тяжело достижимой, что ты дойдешь до значимой части пути, наверное, это и будет уже большой успех. Но ни в коем случае не «достичь и отдыхать».
– Расскажите о своих секретах, как справляетесь с нагрузками, которые очевидны при ведении такого большого бизнес-проекта?
– Меня мотивируют плоды моей работы. Когда я поехал на Дальний Восток изучать возможности для «первопроходцев», я понял, что мне доставляет удовольствие. Это процесс создания чего-то нового на пустом месте. Конечно, любой бизнес требует больших энергетических затрат. Но когда ты видишь, во что превращается проект на деле, видишь людей, которым ты дал работу и которые тебе за это благодарны, потому что могут развиваться дальше, – это то, что максимально тебя мотивирует на новые свершения. Возможность созидать – это именно то, что и дает Дальний Восток, в отличие от более освоенных мест.
Реализация первого этапа программы квоты под киль, начавшегося в 2017 году, обнажила целый ряд проблем, с которыми столкнулись отечественные верфи. Это привело к систематическому переносу сдачи флота. Из 105 кораблей (64 рыболовных и 41 краболовных) к настоящему времени сдано 27 (16 рыболовных и 11 краболовных). Период постройки увеличен – с пяти до семи лет – по 57 промысловым судам. Однако увеличение сроков строительства – это лишь одна из необходимых мер. Судостроителям, которые находятся в непростом экономическом положении, сегодня нужна дополнительная господдержка.
Сроки давно горят
Увеличение предельных сроков строительства флота под квоты – логичный шаг, комментирует президент Всероссийской ассоциации рыбопромышленников, предпринимателей и экспортеров (ВАРПЭ) Герман Зверев. Задержки в постройке составляют минимум полгода. Ситуацию усугубили санкции, которые в ряде случаев потребовали полного или частичного перепроектирования уже законтрактованных судов, поиска альтернативных поставщиков комплектующих.
Вместе с тем есть случаи, когда заказчики уже отказываются от контрактов. Так, на «Верфи братьев Нобель» в Рыбинске (входит в концерн «Калашников») в свое время был размещен заказ на постройку трех среднетоннажных промысловых судов для камчатского ООО «РПЗ "Сокра"». «Сейчас у рыбоперерабатывающей компании поменялся собственник, и, насколько знаю, он эти проекты реализовывать не планирует», – сообщил министр рыбного хозяйства Камчатского края Андрей Здетоветский.
Возникли проблемы у «Северной верфи» (входит в ОСК) по строительству четырех морозильных траулеров-процессоров проекта 170701 для группы «Норебо». Эти суда предназначались для лова минтая и сельди в Охотском и Беринговом морях.
В настоящий момент происходит юридическое расторжение договорных обязательств, уточнил директор департамента гражданского судостроения АО «ОСК» Алексей Надыршин. По его словам, в отведенные сроки, оговариваемые контрактом, реализовать данные суда оказалось невозможно, рыбопромышленник решил выйти из этого проекта и рассматривает создание траулеров в рамках второго этапа инвестквот. Впрочем, в Росрыболовстве проинформировали, что официального извещения о расторжении договора к ним еще не поступало.
В то же время имеется прецедент, когда крупный заказчик берет на себя постройку флота. На Камчатке таким путем пошел Рыболовецкий колхоз им. Ленина. Подконтрольное ему ООО «НПЦ “Торсиотест”» в Петропавловске-Камчатском намерено выпустить шесть малых рыболовных сейнеров типа «Нельма» (МРС-150) проекта 04130. Два из них на сегодняшний день рыбаки получили.
«Предприятие планирует сдать суда вовремя, потому что строит само», – пояснил Андрей Здетоветский.
Флот растет в цене
Действительно, прекращение деловых связей с западными поставщиками судового комплектующего стало серьезным вызовом для российских судостроителей.
«Там, где должны были получить из недружественных стран силовое и рыбоперерабатывающее оборудование, происходит замена на альтернативное, в том числе из дружественных государств. Идет [взаимодействие] с нашими машиностроителями по выпуску двигателей, они пытаются подойти к этому снаряду. Мы понимаем, это долго, и они информируют нас, что это долго и нет необходимых мощностей. Пока ставим силовые установки иностранные», – рассказал президент Ассоциации судовладельцев рыбопромыслового флота Алексей Осинцев.
На ход исполнения заказов влияет также непростое финансово-экономическое положение верфей. Тем более проекты промысловых судов сильно подорожали. «На момент заключения [контрактов по строительству] они были недешевы – 120-150% от мировой цены, – обращает внимание замглавы Росрыболовства Василий Соколов. – То, что не сразу стали строиться, а с большим лагом, привело к тому, что сейчас это другие цены». К сведению, средняя стоимость краболова, по данным ВАРПЭ, составляет 1,5-1,8 млрд руб.
В проблемах с реализацией заказов дальневосточные предприятия не стали исключением. Так, на Находкинском судоремонтном заводе (НСРЗ) в высокой степени готовности – свыше 90% – находятся два краболова, хотя работа по их завершению затормозилась (предполагается, что они все же будут переданы рыбакам в третьем квартале этого года).
Ранее в ВАРПЭ сообщали, что была остановлена программа возмещения затрат на строительство краболовных судов на верфях ДФО. Помимо этого, дальневосточные судостроители должны были получить дополнительную господдержку, которая не доведена в полном объеме.
«Вышло постановление, как поднять производство на Дальнем Востоке. На первичном этапе оно было обеспечено средствами, потому что не было большого объема сданных судов. Дальше возникла некая пауза: то есть суда стали сдаваться, а финансирование обеспечено не было», – свидетельствует директор департамента регулирования в сфере рыбного хозяйства и аквакультуры Минсельхоза РФ Евгений Кац.
Судостроителям доплатят
К ситуации подключилась прокуратура, у которой возникли вопросы с финансированием и ценообразованием по программе инвестквот. «Еще в прошлом году мы провели комплексную проверку по Объединенной судостроительной корпорации. Непосредственно отметили, что изначально стоимость кораблей была не проработана, принималась абы как, не сработали ни внутризаводские системы контроля за ценообразованием на суда, ни корпоративные: все проекты являлись крупными сделками, проходили через ОСК», – рассказал представитель Генпрокуратуры РФ Артем Синявский, добавив, что по НСРЗ, который не входит в Объединенную судостроительную корпорацию, вопрос будет изучен отдельно.
Под проверку попадут и разработчики судового оборудования, которым государство выделяет деньги по линии НИОКР. «Посмотрим, кто отстает. Нужно обеспечить дисциплину не только судостроителей, но и производителей агрегатов и силовых установок», – заявил Артем Синявский.
Тем временем Центр технологии судостроения и судоремонта провел экспертизу по состоянию дел при строительстве промыслового флота. Определена сумма в 21,5 млрд руб. для дофинансирования верфей, которая должна быть обеспечена по линии Минсельхоза и Минпромторга.
Средства будут выделяться в течение 2024-2027 годов, уточнили в Министерстве промышленности и торговли, причем первые 9,2 млрд руб. – в этом.
«Минпромторг 4,6 млрд руб. уже изыскал, правовой акт подготовил, внес в правительство, сейчас ожидается его выпуск. Ориентировочный срок доведения средств – к октябрю. Оставшиеся 4,6 млрд будут доведены к концу ноября-началу декабря», – сообщил замдиректора департамента судостроительной промышленности и морской техники Минпромторга РФ Микаил Ибрагимов.
Также утвержден размер льгот по дальневосточным предприятиям. У верфей региона определена потребность в 6,4 млрд руб., из которых 3,2 млрд руб. выделено. По оставшейся сумме решение в настоящий момент согласовывается с Минфином. Доведение финансирования до судостроителей ожидается в ближайшие два-три месяца, пообещал Микаил Ибрагимов.
По итогам 2024 года отечественные производители намерены передать рыбакам 19 судов, из которых на сегодняшний момент сдано семь. В Минпромторге заверили, что рисков по сдаче этого флота не видят.
Однако процесс исполнения заказов рыбаков зачастую непрозрачный, указывает Андрей Здетоветский, и перенос сроков постройки влияет на бизнес промысловиков. «Увеличение ключевой ставки и сегодняшняя задержка производства [флота] все более и более сложно отражаются на финансово-экономической стабильности [рыболовецких] предприятий», – подчеркивает министр рыбного хозяйства Камчатки.