— Павел Александрович, в последний год по небезызвестным причинам Россия испытывает повышенный интерес к своим восточным соседям. В следующем году мы будем председательствовать в Шанхайской организации сотрудничества. А Вы видите реальные выгоды от участия России в ШОС? Что ШОС дала России и что Россия дала ШОС?
— ШОС является политической организацией, некоторым дополнением или даже определенной альтернативой такой организации как АСЕАН, ориентированной на США. Для России и Китая ШОС — форма демонстрации собственного подхода к региональной безопасности. Экономическая составляющая в ШОС имеется, но является второстепенной. Выгода России — лидирующая роль в реальной блоковой организации, которая является весьма слабой альтернативой НАТО, но все-таки демонстрирует сохранение блокового потенциала России. Остальные участники ШОС имеют свои выгоды. Оценить их экономически не представляется возможным, да и вряд ли вообще нужно.
— Владимир Путин в середине декабря заметил, что переход стран ШОС на расчеты в нацвалютах может поколебать господство доллара и укрепить финансовые системы стран участниц. Но не будет ли это совместной игрой в пользу юаня?
— Между собой страны-участницы ШОС могут переходить на расчеты хоть в соболях, доллар этого просто не заметит. Укрепятся ли от этого национальные финансовые системы? Очень сомнительно, а точнее – в случае с Китаем никак не отреагируют из-за ничтожной доли общих расчетов; в случае с Россией очень мало отреагируют — по той же причине; а для остальных ситуация будет зависеть от реального состояния двухсторонних платежных балансов. Большой пользы юань из этого не извлечет именно в силу малой доли этих расчетов в общем объеме платежных операций Китая.
— А как на практике будут выглядеть эти расчеты в нацвалютах? Ведь нельзя же обязать все компании-резиденты вместо долларов использовать в расчетах юани, рубли или тенге?
— Обязать можно, но этого не будут делать. Разрешат нацбанкам проводить такие платежи с установлением соответствующих курсов или использованием рыночных курсов, которые опять-таки привязаны к доллару. Те агенты, для которых взаимная торговля является основной частью операций, с удовольствием воспользуются этим разрешением, так как смогут несколько экономить на конвертационных операциях.
— Не так давно Дмитрий Медведев заявил, что за время существования ШОС не реализовала ни одного крупного проекта, но России есть что предложить. Так что же мы можем предложить ШОС? И почему стопорилось финансирование проектов ранее?
— Я не знаю, что имеет в виду Медведев, лучше спросить у него. Фантазии нашего премьер-министра необъятны. Для финансирования совместных проектов нужна взаимная экономическая заинтересованность в них. Есть интересы России и Китая, есть интересы Китая и Казахстана, есть интересы России и Казахстана, а есть ли интересы всех? Я не знаю. Если есть, то возможна реализация таких интересов. Пусть назовут.
— В последние годы огромный объем китайских денег вливается в Казахстан, Узбекистан, Таджикистан. Опасаются ли власти этих стран доминирования китайского капитала? И существует ли она?
— Лучше спросить у правительств этих стран. С таким же успехом можно было спросить у любой страны, включая США, почему они приглашают иностранный капитал в свою экономику, а не запрещают его импорт. Международное движение капитала — один из важнейших факторов экономического развития и роста. Всегда существуют ограничения для вложения иностранного капитала в отрасли и объекты, которые считаются стратегическими. Дело каждой страны определить эти стратегические зоны, недоступные для зарубежного капитала. Китай тоже имеет такие зоны, хотя вся современная китайская экономика создана именно иностранным капиталом. И Россия имеет такие зоны, недоступные для иностранцев.
— Пойдут ли китайские деньги с такой же готовностью в Россию, на Дальний Восток и в Байкальский регион?
— Лучше спросить идут ли вообще с готовностью иностранные деньги в Россию, и куда конкретно? Капитал идет туда, где выгодно и безопасно. Китайские деньги идут в Россию туда и столько, куда и сколько их пускают, и где им интересно. Идут и на восток — в газ, нефть, строительство, лес; с некоторых пор пошли в автомобилестроение в пищевую промышленность. Основная часть иностранных инвестиций долгое время вообще шла только на финансовый рынок России. Это одна из причин современного безобразия на финансовом и валютном рынке, как и в 1998 году.
— Одним из предложений, прозвучавших в формате ШОС, является формирование единого энергорынка. Даст ли это шанс реализовать давно запланированные, но так и оставшиеся на бумаге сетевые экспортные проекты на Дальнем Востоке?
— Единый энергорынок — технологически осмысленный и возможный проект, но очень дорогой и вряд ли решающий кардинально все энергетические проблемы того же Китая, который является очень большой экономикой глобального уровня. Любые проекты, в том числе и по экспорту электроэнергии с Дальнего Востока, реализуются в случае их экономической целесообразности для партнеров, а не только при наличии большого желания одной из сторон. Ради задействования политического потенциала ШОС, придания этой организации экономического смысла, никакие проекты финансироваться не будут, во всяком случае партнерами России. Наша страна сама привыкла стирать грань между экономическим смыслом и политической целесообразностью, но это — проблема самой России.
— Можем ли мы рассчитывать на инвестиции в Транссиб и БАМ — если Россия все-таки предложит партнерам эти инфраструктурные проекты?
— Я не знаю на что мы можем рассчитывать. Если есть конкретный коммерческий проект, на его осуществление не хватает денег, тогда привлекается внешнее финансирование на определенных условиях. Какое это имеет отношение к политическим организациям, я не понимаю. Времена СЭВ (Совет экономической взаимопомощи, международная организация социалистического блока, действовавшая с 1949 по 1991 годы — прим. автора) прошли.
— За постсоветскую историю Дальнего Востока предпринималось немало попыток ускорить его развитие. Какие только термины не придумывались, от точек роста и свободных экономических зон до нынешнего неологизма — ТОРов. Почему так и не увенчались успехом предыдущие попытки? И чего нам ждать от ТОРов?
— А почему считается, что «развитие Дальнего Востока» нужно ускорить? Ускорить по сравнению с чем или кем? И что такое «развитие Дальнего Востока»? Я не видел ответов на эти вопросы. Речь идет всегда о ВВП, темпах роста. Так они вполне приемлемы! Средний темп по национальной экономике, если с ним сравнивать, слагается из очень разных темпов по регионам. Это — статистика. Почему именно на Дальнем Востоке должен быть самый высокий темп роста? Ответа тоже нет.
Угрозы действительно есть, но это совсем не темп роста ВВП (ВРП). И не отсутствие каких-то конкретных перерабатывающих производств, кстати.
Структура экономики в конкретном месте и в конкретное время не подчиняется политической воле или политическим заблуждениям. Не подчиняется даже экономическим заблуждениям. Экономику можно некоторое время насиловать, можно даже некоторое время получать от этого удовольствие, но не более того. Сама экономика от этого удовольствия не получит. Есть тому хорошая иллюстрация из советских времен.
Что касается ТОРов и прочих терминологических изысков — все это бюрократические чудеса, к которым следует относиться снисходительно как к той плате, которую экономике приходится периодически уплачивать за государственный патронат. Он естественно сопровождается появлением личных интересов конкретных ведомств и необходимостью продуцирования всевозможных значительных по масштабам и по форме государственных решений. В противном случае смысл существования целых ведомств и их начальников становится сомнительным.
Терпения нет. А постоянный зуд «судьбоносных решений» сильно напоминает стремление абсолютистских властителей увековечить свою власть храмами и дворцами.
— Есть ли в мире аналогичный ТОРам опыт, похожие механизмы и институты развития?
— В мире полно всевозможных зон, парков... Есть удачные примеры, есть неудачные примеры. Правда, не могу припомнить, чтобы где-то создавались какие-то зоны ради «ускоренного развития» обширных территорий. Ради привлечения капитала — да, ради увеличения экспорта — да, ради привлечения технологий — да, ради содействия развитию новых структурных элементов экономики — да. Но и все.
— Мы часто говорим о необходимости привлечения в регион инвестиций. Но понимаем ли мы — куда инвесторы точно пойдут, а куда их ни за какие коврижки не заманишь?
— У нас задавать такие вопросы считается неприличным. Что значит не пойдут? Стране надо, льготы дали — значит, быстро построились и пошли. А если не идут — то это чьи-то злобные происки. Много разговоров про рыночные стимулы, рыночную экономику, но понимания всей сложности и объективности реальных экономических процессов нет.
— Какой объем инвестиций мы можем «переварить»? Бывает ли их слишком много?
— Бывает. Если речь идет о прямых инвестициях, то их величина в определенный период времени определяется стоимостью реализации определенных проектов нового строительства, реконструкции, расширения мощностей. Стремление просто «нарастить инвестиции» — это полезно для рейтинга губернаторов, но экономике не очень интересно, какой отчет по привлечению инвестиций поступит с данной территории в администрацию президента.
— В законе о ТОРах прописаны механизмы привлечения иностранной рабочей силы — в обход квот. Дальневосточные регионы возмутились — надо давать работу местному населению. Как вы считаете, справится ли местный рынок труда с запросами ТОРов?
— Отмена квот — мера стимулирования для инвесторов. Поощрять инвесторов или решать проблему занятости на территории — нужно определиться с приоритетами. Забавно, что это противоречие вскрывает один из главных пороков «модели ТОР» — привлечение инвестиций при полной неопределенности экономических преимуществ для них. В данном случае оказывается, что нет преимуществ, как это было в китайских СЭЗ, по количеству и цене труда, а существует, наоборот, дефицит квалифицированного и дешевого труда. Эту проблему пытаются решить с помощью отмены квот. А для регионов существует проблема снижения безработицы, то есть им не нужны по большому счету просто инвестиции, хотя это полезно для отчета — но ведь есть ещё и отчёт по безработице. Можно было бы ориентироваться на «местный рынок труда», если бы он являлся сам по себе экономическим преимуществом. Однако дальневосточный рынок труда, как и российский в целом, таким преимуществом не является.
Беседовал Вадим Пасмурцев