Откровения дальневосточного лесозаготовителя, который с 1 января 2022 года в России не может экспортировать круглый лес и малообработанную древесину.
Сергей Кожанов, директор одного из крупнейших предприятий Хабаровского края, специализирующегося исключительно на заготовке круглого леса, рассказал EastRussia почему до сих пор не организовал переработку, и что ждет его леспромхоз в ближайшем будущем.
- Сергей Николаевич, что такое «Шелеховский леспромхоз»?
- У нас акционерное общество «Шелеховский Комплексный леспромхоз». Оно состоит из самого леспромхоза, четырех заготовительных предприятий и одного предприятия ЖКХ, которое оказывает услуги населению 14-ти населенных пунктов Комсомольского, Амурского и Ульчского районов. У всех наших заготовительных структур есть в аренде участки. У нас современная техника – восемь харвестеров и восемь форвардеров, лесосовозы, дорожностроительная техника. Мы располагаем одним словом всем необходимым, чтобы самостоятельно работать на своих арендованных участках.
Если суммировать расчетную лесосеку всего холдинга, то ежегодный отпуск древесины составляет 630 тыс. кубометров годовых. Достигали мы максимально заготовки в год – 495 тыс. кубометров. Это в периоды, предшествующие повышению пошлин. Когда в 2007 году ввели пошлины, у нас рухнул японский рынок, мы остались только с китайским и частично корейским рынками. Объемы покупок сократились, потому что пошлины ограничивали продажи. И это не только мы – в целом по Хабаровскому краю мы скатились с четырех, а то и пяти миллионов кубометров до 200 тыс. кубометров в год по продажам в Японию.
- Вы сказали, что на пике заготавливали 495 тысяч кубометров, а сколько сейчас?
- Сейчас 80-90 тысяч… Мы снижали заготовку вслед за повышением пошлин. У нас накапливаются остатки на складах, поэтому нет смысла заготавливать больше. Но помимо сокращения объемов заготовки древесины, у нас есть и другие потери – мы теряем кадровый потенциал. Мы людей научили работать на современной технике, но, не видя перспективы в лесной отрасли, они уходят в другие отрасли и к нам они уже не вернутся. Сегодня много народа уходит на Малмыж (Малмыжское медное месторождение в соседнем с Комсомольским Нанайском р-не Хабровского края, разработку ведет Русская медная компания – прим. ред.). У нас сейчас по штатному расписанию 398 человек, по факту 204, то есть наполняемость 51%. Это по всему персоналу.
- По заготовителям как дела обстоят?
- У нас вообще пять участков, но работает только два. Причем тут надо помнить, что у нас склады забиты. Причем забиты низкосортной древесиной, которую мы не можем бросить в лесу, в то время как покупателям интересен лес только высокого качества.
- Что планируете на 2022-ой год?
- Мы так и будем работать двумя участками. И уже сейчас понятно, что реализовать сможем максимум 40% добытого леса – на деревообрабатывающие заводы. Все остальное – тонкомер, «баланс» и низкосортная древесина так и будет у нас на складах накапливаться. Мы не позволяем себе бросить эту древесину в тайге, вывозим все, но это путь в никуда.
Склад хранения леса
Фото: АО «Шелеховский КЛПХ»
- Но правительство ведь давно говорило – пусть те, кто занимаются заготовкой круглого леса, займутся и его переработкой. И сейчас обыватель, когда слышит жалобы лесозаготовителей думает себе: «Так им и надо, этим хапугам! Они из леса тащили просто, пока было выгодно. Им лишь бы спилить и продать! И не задумывались, ничего не делали, чтобы организовать переработку, хотя им время на это давали! Уж с 2007 до 2021 можно было бы что-то и построить!». Что скажете?
- Скажу следующее: все понимают, чтобы заниматься переработкой, нужно построить производственные мощности. Чтобы построить производственные мощности – надо привлечь деньги. Чтобы привлечь инвестора – надо его убедить, что проект прибыльный. Если я его обману и он будет убыточный, кто голову потеряет? Прежде всего я. А примеры убыточных проектов – вот они перед глазами - «Бизнес-маркетинг», «Аркаим»… Инвесторов привлекли, заводы построили, а они были заведомо убыточные. Инвесторов завлекали тем, что проект прибыльный, будет поддержка местных властей, гарантии, мол, есть. Когда финансирование внешнее остановилось – все стало явным, стала видна убыточность этих проектов.
- В чем вы видите и видели заведомую убыточность таких предприятий?
- Потому что мы через это уже прошли. В 1992-ом году мы поставили японский лесопильный завод, но его экономика была такова, что без эффективной продажи отходов, прибыльности у этого проекта не будет.
- Еще в 1992-ом?
- Да, тогда собрались три предприятия – «Шелеховский леспромхоз», ЗАО «Флора» и «Дальнефть». Мы создали акционерное общество «Стелла», которое на наши деньги – деньги учредителей – построило завод с японским оборудованием. Вот здесь у нас – в поселке Ягодный. Ориентирован завод был на выпуск нуки, таруки – пиломатериалов, используемых в японском домостроении. (нуки – строганная рейка, таруки - строганный брусок из древесины хвойных пород. Главное отличие от «обычных» пиломатериалов - высочайшее качество: не допускается наличие сучков, обзолов или синевы. Максимально допустимая норма по расхождению геометрии - 0,2 мм – прим. ред.). Поэтому и оборудование закупалось японское. Кстати такие же заводы стоят законсервированные в поселке Уктур, в пос. Де-Кастри – завод «Сомон». И когда случился переход на рыночные отношения – цены на топливо отпустили, киловатт стал дорожать – эти заводы все стали убыточными.
Получилась такая ситуация: мы – «Шелеховский леспромхоз», заготавливали круглый лес и продавали его в Южную Корею по 36$ за куб., а на собрании учредителей «Стеллы» нас буквально принуждали продать им бревно по 18$ за куб, чтобы они вышли в ноль. Нам, конечно, было интересно продавать им за те же 36 долларов. Зачем нам терять доход? Нам было выгодно продавать круглый лес в Корею, чем как учредителям отдавать «Стелле» по 18 и не получить с них ничего. Под ЗАО «Стелла» был выделен лесфонд. Собственные лесозаготовки положительного результата не дали. Позже – в 1996-м – один из учредителей переместил завод в село Эворон, где электроэнергия была централизованной. Я встречался с директором этого предприятия и спросил: «Ты что-нибудь зарабатываешь?». Он говорит: «В три смены гоняю, чтобы в ноль сработать».
- Но когда вы ставили этот завод, он виделся вам прибыльным все же?
- Именно в тот момент он был прибыльным, да, цены на пиломатериалы были высокие, а затраты в виде электроэнергии были низкие. Но, повторюсь, это был переходный период – когда мы начинали, исходили из расчета 20 копеек за киловатт, а после того, как цены начали плясать, получили в десять раз дороже. Это вот как раз период 1992-1993 года. Тогда остановился завод в поселке Лидога, мощнейший лесокомбинат в поселке Копи.
- То есть все уперлось в дорогую электроэнергию?
- В первую очередь да, но были и другие факторы – подорожало дизтопливо, повысилась себестоимость сырья, рыночная цена пиломатериалов снизилась. И со всеми новыми показателями переработка еще на стадии просчета показывала убыточность. И сегодня ничего не изменилось – не появилось новой транспортной, энергетической инфраструктуры, которая позволила бы развивать проекты по деревообработке. Было время – перед дефолтом 1998 года, когда и лесозаготовка была убыточной сама по себе, хотя под нее и под реализацию десятилетиями отлаживались производственные и логистические цепочки.
- И вот 2007-й год, пошлины начали повышаться. Что вы, как директор предприятия, решили предпринять? На какой сценарий настраивались?
- В 2007-м мы продолжили работать, потому что уровень рентабельности позволял платить пошлину 25%. И мы продолжали работать, пока пошлина оставалась на этом уровне. Есть уровень убытков, так называемые коммерческие риски – 5-6%, но когда они достигают 50-60% - это просто-напросто вымывание оборотных средств. Рано или поздно мы остановимся потому что, вкладывая рубль и получая 80 копеек, потом вкладывая 80, получая 60, когда-то деньги закончатся. Индикатором станут задержки по выплате заработной платы, налогов, не на что станет покупать ГСМ, запчасти, растущая кредиторская задолженность и… остановка.
- Но пошлина 25% была до 2018 года, с 1 января 2019 она поднялась до 40%, с 1 января 2020-го – до 60%, и вот в 21-м стало 80%. Почему вы не остановились в 2019 –м, когда рентабельности уже не стало прежней?
- Вера в здравый смысл. Мы тогда решили сработать с минимальными убытками, подумали, что «наверху» увидят статистику, увидят, как ситуация развивается и перейдут на ту пошлину, при которой отрасль еще более-менее работала, то есть вернутся на пошлину 25%. Причем такая пошлина позволяла отечественному производителю пиломатериалов конкурировать с зарубежными – ведь им сырье доставалось дешевле на 25%. И если ему этой разницы не хватало, он оказывался неконкурентоспособен.
- Сколько у вас сейчас стоит киловатт/час электроэнергии? Как осуществляется электроснабжение поселка?
- У нас в поселке Ягодный киловатт стоит 30 рублей плюс НДС – это для леспромхоза, то есть примерно 36 рублей. В Амурске, где находится крупный перерабатывающий комбинат – киловатт стоит примерно 4-5 рублей.
- И как вы зарабатываете сейчас?
- Мы продали в Амурск (там находятся производственные мощности «Дальневосточного центра глубокой переработки древесины» RFP Group – прим. ред.) 30 тыс. кубометров первого и второго сорта, и 20 тыс. – третьего сорта старой заготовки, другому переработчику тоже порядка 30 тыс. кубометров. Всего продали в 2021-м на внутреннем рынке 78 тыс. кубометров.
- Вы сможете дальше жить, работать, существовать, продавая древесину местным переработчикам?
- Тут вопрос в другом – смогут ли у нас покупать по той цене, которую мы обозначим с учетом себестоимости, увеличенной в два раза. Почему в два раза? Потому что затраты на низкосортное сырье, которое остается, должны быть компенсированы, чтобы мы могли дальше работать. А для того, чтобы оно было компенсировано, мы эти затраты должны добавить в цену «толстомера» первого и второго сортов. По правилам рубки мы должны плохой лес или «приземлить» – попилить на чурки и оставить в тайге, или вывезти. Он так или иначе ложится в нашу экономику и повышает цену на тот лес, что мы взяли.
- А этот плохой лес на что-нибудь годится?
- То, что мы вывезли, оно на складах лежит, и сегодня нет покупателя, чтобы его перерабатывать. Китайский потребитель его берет – что-то выпиливают, что-то на щепу отправляют, что-то на брикеты топливные – у них экономика другая, у них это выгодно делать, и у них в дело идет 100% древесины.
Фото: EastRussia
У нас весь неликвид идет на дрова населению, потом у нас есть низкосортная древесина и тонкомер – Амурск, например, покупает пиловочник от 18 см в диаметре по вершинной части, все то, что до 18 см они не берут, это бревно остается у нас. Теперь смотрим, что остается, а остается баланс – это и тонкомер от 6 до 14 сантиметров, и толстомер, у которого стволовая гниль переходящая на второй конец бревна, и тот, у которого наплывы, сучки и прочие дефекты. Вот это все «сборище» если пропустить через лесопиление, затраты деревообработчика увеличиваются на 50%. Он и то сырье с трудом окупает, что берет у нас ликвидное, а если он возьмет низкосортную и тонкомер – у него убытки вырастут моментально и высоко.
- А почему китайцы могут себе позволить такой лес в дело пускать на 100%?
- У них внутренний рынок под боком, а у нас внутреннего потребителя нет. А напрямую на внутренний рынок китайцы с таким лесом нас не пускают. У них есть разделение – оптовый рынок, это как раз те наши контрагенты, которые лес через границу перевозят, и есть внутренний, мелкий рынок, когда заказы делаются буквально на считаные кубометры, а щепу и прочие отходы они могут отвезти на целлюлозно-бумажный комбинат, или на пеллетный завод, или просто сжигать, получая тепло и электроэнергию и продавать их еще в общие сети.
У нас ведь парадокс – такую малую энергетику в общие сети не пускают. Вот, например, «Тернейлес» (компания в Приморский крае, занимающаяся лесозаготовкой и переработкой – прим. ред.), которая сжигает щепу, отходы, поставили у себя парогенераторы, производят электроэнергию. Тепло расходуют на поселок и обогрев своих цехов и помещений, а электроэнергия – когда работает производство – уходит на свои нужды. Ночью парогенератор работает вхолостую. Его нельзя остановить на ночь, чтобы утром раскочегарить, и электроэнергию в общие сети он отдает бесплатно. А когда, у него пиковая нагрузка – по утрам, в пересменку, по вечерам, и возникает дефицит – они берут из сетей и за это платят! А отдают – бесплатно!
- А вы чем топитесь, как получаете электроэнергию?
- У нас была котельная на щепе, которая работала на выработку тепла, и дизельная электростанция. Правительство региона решило перевести котельную на газ. Подчеркиваю – не дизельную электростанцию, которая работает на привозном дизтопливе, а котельную, которую мы сами же снабжали щепой! Перевели котельную на газ, и в итоге мы – леспромхоз – лишились возможности сбыта 10-12 тыс. м3 низкосортной древесины, а электроэнергию как покупали дорогую, так и продолжаем покупать. Хотя на газе мы бы имели электричество в три раза дешевле.
- А почему вы не поступите также как «Тернейлес», почему не поставите такую же ТЭС на щепе, и пускай бесплатно вы будете отдавать ночью киловатты.
- Тут разница в масштабах. В нашем поселке невыгодно ставить такую ТЭС. Расчеты показывают, что при сжигании древесного топлива 15%- 17% его калорийности идет на производство электричества, а 83% -85% - на тепло. Куда я летом будут девать эту прорву тепла? Некуда. Значит мне придется расходы на его производство включать в цену электроэнергии и выйдет то на то. Та самая котельная, которая была у нас на нашем сырье – щепе и дровах – она летом не работала.
- Что сейчас нужно сделать, что такое могло бы случиться, чтобы вы сказали: «Мы будем работать, у нас есть уверенность в завтрашнем дне»?
- Я не раз поднимал этот вопрос на отраслевых совещаниях и считаю, что надо решать вопрос с невостребованным низкосортным сырьем. Нужен механизм, который бы обеспечил лесозаготовителям возможность сбывать такую древесину. В каждой деревне такую переработку не наладишь – под лиственницу нужны одни мощности, под ель – другие, под пеллеты нужны отходы лесопиления, сырье туда не повезешь. Поэтому оптимальный вариант, как мне кажется – квоты на экспорт плохой несортированной древесины в обмен на поставки хорошего леса нашим переработчикам. Вот это был бы выход. Это была бы поддержка и лесозаготовительных мощностей, и ориентированность этих мощностей на переработку.
Перегрузка леса с форвардера на лесовоз
Фото: АО «Шелеховский КЛПХ»
Если появится спрос на низкосортную древесину – можно поменять пропорции всегда, чтобы внутреннее производство не страдало. Нужно понимать, что если остановится местная лесозаготовка здесь – а пока все к этому ведет – то и переработчики останутся ни с чем, и они рано или поздно остановятся. Да, у них есть своя заготовка, но и они нарабатывают точно так же гору низкосортного леса, который ни переработать не могут, ни продать. Сегодня ни один из центров переработки древесины на Дальнем Востоке не перерабатывает низкосортную древесину.
И вот такой вопрос – почему мы сами себе создаем сложности? Если не срастается у нас экономика по переработке низкосортной древесины, почему мы из принципа надрываемся, чтобы эту переработку все-равно наладить, хотя рядом есть рынок? И можно поддерживать и свою заготовку, и свою переработку и продавать туда то, что мы не перерабатываем?
Мне вот еще что интересно – Россия экспортирует львиную долю необработанных алмазов (по данным пробирной палаты при Минфине, в 2019 году в России было добыто 45,2 млн карат, на экспорт было отправлено 39,2 млн карат необработанных алмазов прим. ред.). Почему не остановить этот экспорт, и не начать их огранку в стране? Ведь там добавочную стоимость можно неплохую организовать? Предположу, что это невыгодно, что не хватает кадров, еще чего-то. То есть здесь здравый смысл работает.
- А что насчет льготных кредитов, которые предлагает государство на организацию переработки? Пусть не здесь в тайге, а где-нибудь около Хабаровска или Амурска, где дешевая электроэнергия. Что скажете?
- Я эти деньги брать не буду. Мне их нечем будет отдавать. Если государство уверено в обратном, то почему не создать госпредприятие со 100% госкапиталом и не показать пример прибыльной лесозаготовки и переработки?
А что до дешевой электроэнергии – это, конечно, хорошо, но есть еще логистика. Наша заготовка разбросана на сотни километров. Номенклатура в доступных нам к заготовке 630 тыс. кубов самая разная – это и береза, и лиственница, и ель. И это все, повторюсь, на одном заводе не переработаешь. Под каждый из этих видов древесины нужна своя переработка, и мы помним ведь еще про низкосортную, так?
- А почему это работает в Сибири?
- Там это работает, потому что масштабы другие – сколько лесосырьевой базы, поставщиков и переработчиков находятся рядом. Там эти вопросы получили комплексное решение. Да и что в Сибирь ходить – тот же «Тернейлес» в Приморье – он на берегу, с круглогодичной отгрузкой, логистические схемы налажены – и не за счет государства, а за счет партнера по бизнесу. Но перенести эту схему сюда на берега Амура нереально. Это и сезонность, и энергия, и логистика по поставкам сырья и по продажам готовой продукции.
Здесь нужна кооперация по поставкам – кто, что поставляет на завод, чтобы загрузить мощности, которые были созданы. Если бы государство построило такой завод, то оно бы и отрегулировало может эти вопросы. Сказало бы – вот низкосортную продаешь сюда, высокосортную давай сюда, цена такая.
- Что вы собираетесь делать в ближайшем будущем, вы продолжите заготовку? Какой у вас горизонт планирования?
- Будем пока дальше работать, как работаем. Будем продавать на деревообрабатывающие заводы, будем пытаться навязать им, чтобы они вместе с высокосортной древесиной брали низкосортную.
У нас есть собственные оборотные средства, у нас нет ситуации, когда к нам могут прийти кредиторы и потребовать что-то такое, из-за чего мы сию же минуту остановимся. Будем ждать изменения ситуации. Я согласен – отечественная переработка нужна, но то, что не нужно нашим переработчикам, ну почему это нельзя экспортировать? Если руководители отрасли думают про интересы отрасли, они должны понимать, что без решения вопроса с реализацией низкосортной древесины заготовка остановится.
Если подводить итог, то основных моментов два – надо в первую очередь думать об эффективности проектов, о том, что никакие льготы не вечны, и когда они уходят, обнажаются все их слабые стороны, громоздятся убытки. И во-вторых, повторюсь, чтобы проекты здесь были эффективными надо решать вопрос с рынком сбыта низкосортной древесины. Гнать ее всю напрямую на пеллеты, это, я считаю утопия. Идея производства пеллет завязана на то, что они делаются из отходов переработки и лесопиления – опилок и щепы. По сути – это производство топливной массы для получения тепла, у которой конкуренты уголь, газ и т.д.
Что касается планов… мы работаем с тем, что есть. Но если все останется как сейчас, то через год-два на Дальнем Востоке остановятся все.
- И вы – Шелеховский леспромхоз?
- И мы. Суть ведь та же, о которой я уже говорил – если ты вкладываешь 80 копеек, а получаешь 60, рано или поздно деньги закончатся. Вопрос в темпах, с какой скоростью это произойдет. Чем ниже темпы – тем меньше расходов и убытков. Если мы сейчас расконсервируем три простаивающих наших участка – это произойдет быстрее, но мы останавливаться не торопимся.
беседовал Алексей ЗбарскийУже через две недели наступит своеобразный «дедлайн», который железнодорожники обозначили лесопромышленникам по отгрузке круглого экспорта на экспорт с Дальнего Востока. В соответствии поручением Президента Правительству РФ, с 1 января экспорт необработанной древесины должен быть запрещен. Экспортные пошлины на «кругляк» начали поднимать с 2007 года – тогда их повысили до 20%, сейчас они составляют 80% от цены поставки. Бизнесу, который исторически и системно занимался экспортом «кругляка», давно и настойчиво предлагалось заняться переработкой древесины. Однако по факту организовали ее единицы. По мнению отраслевого эксперта, уже в ближайшее время отрасль столкнется с едва ли не поголовным «шатдауном»: предприятия начнут консервироваться или полностью закрываться. Причины такого поведения бизнеса в том, что в существующих условиях деревообработка на Дальнем Востоке грозит предприятиям банкротством, считает Александр Сидоренко, председатель ассоциации «Дальэкспортлес». Он рассказал EastRussia, чем живет отрасль и что ждет ее в ближайшем будущем.
- Александр Николаевич, что сейчас в 2021 году представляет из себя Дальневосточная ассоциация лесопромышленников и экспортеров леса?
- Ассоциация «Дальэкспортлес» основана 31 год назад, состоит из 24 крупнейших лесопромышленных холдингов и компаний Дальнего Востока, в нее также входят судоходные компании, банки, собственники подвижного железнодорожного состава. Совокупный объем экспорта превышает 0,5 млрд. долларов США в год. По деревообратывающим предприятиям это примерно 80% деревообработки Дальнего Востока. Численность занятых на предприятиях ассоциации – свыше 15 тыс. человек. Это наиболее прогрессивные предприятия, руководство которых думает не только о том, чтобы заработать, но и о том, чтобы системно развивать отрасль, улучшать качество жизни людей, проживающих здесь на Дальнем Востоке.
- Какое настроение в отрасли накануне запрета экспорта круглого леса? На днях попалась на глаза новость, что за первое полугодие экспортеры «кругляка» увеличили свои доходы на 20% благодаря высокому спросу. И, несмотря на запретительные пошлины, 61,4% объема экспорта лесопродукции из Хабаровского, например, края – это именно круглый лес. Всего по данным Россельхознадзора, регион экспортировал 3,44 млн м3 лесопродукции. Это такая попытка «надышаться» перед неизбежным?
- Нет, конечно. Здесь не надышишься. И внушительного в этих данных ничего нет. Доходность подросла на фоне ажиотажного спроса, это разовый, краткосрочный всплеск. Что же касается объемов экспорта, то для Хабаровского края нормальные цифры 8,5 млн кубометров в год – и это средний показатель. Вообще же Хабаровский край должен экспортировать 12 млн м3 ежегодно. Так что нынешние 3,44 млн кубометров за шесть месяцев – это депрессивные показатели и радикального улучшения осенние месяцы и декабрь не принесут. АО РЖД и железнодорожные перевозчики уже предупредили, что последний вагон на экспорт из Хабаровского края должен уйти до 5 декабря, потому что пока он дойдет до границы, пока пройдут все процедуры, оформление, а пересечь границу он гарантированно должен до 24:00 часов 31 декабря 2021г., потому что далее он это просто физически не сможет сделать, даже если груз продекларирован. Поэтому показатели по году не сильно увеличатся.
- Какой Ваш прогноз?
- Наша самая свежая официальная статистика «Дальэкспортлеса», показывает, что по итогам 10 месяцев текущего года объем экспорта с Дальнего Востока сократился на 20,2% по сравнению с 10 месяцами прошлого года. По итогу года прогнозируется сокращение до 50%. То есть можно так сказать, что 21-й год деградирует по сравнению с 20-м, 20-ый – деградировал по сравнению с 2019-м и такую тенденцию вплоть до 2007-го можно отследить. Мы с каждым годом все меньше и меньше экспортируем.
- И что теперь, когда шлагбаум вовсе опустится? Какие настроения в отрасли? Все прикрыли голову руками – закрыли глаза и уши, ждут, что же грянет?
- Пугливых нет в этой отрасли, никто уши-глаза не закрывает. Есть хладнокровная оценка возможностей. Ситуация такова, что с 1 января 2022 года вступают в силу жесткие ограничения по вывозу необработанной древесины. Это не обсуждается. Все сейчас думают – что в этой ситуации можно сделать. Казалось бы, напрашивается организация переработки, но сейчас в силу различных ограничений, в том числе и пандемийных, у нас срок поставки отечественного лесопильного оборудования – от семи до десяти месяцев, а год назад срок был – два месяца, а на импортное раньше, чем 2023 год рассчитывать не приходится. Вот пример «Тернейлес» заказал себе в феврале 2021 года сушильные камеры, по контракту они прейдут в марте 2022-го. Монтаж по контракту четыре месяца. А работать начнут только в октябре 2022 года, когда введут в эксплуатацию упаковочную линию, так как 300 тысяч кубометров доски вручную вынуть из сушильных камер и упаковать затруднительно. Столько людей нет. Поэтому каждый руководитель, собственник предприятия, занятого в лесной отрасли, оценивает, что конкретно он может сделать сейчас, в этих условиях. При этом никто не пускается в рассуждения «хорошо это или плохо». На данный момент — это так есть. И если говорить прямо – фактически никто не в состоянии с 1 января 2022 года увеличить деревообработку.
- А не поздно ли начали эту оценку руководители и собственники?
- А давайте зададимся тогда таким вопросом – сама стратегия индустриализации лесной отрасли и требования к переходу на глубокую переработку начались еще в 14 лет назад – в 2007 году. И нам говорят: «Мы вас предупреждали!». Но мы тоже хотим спросить: «А вы что сделали для того, чтобы мы могли построить заводы?». За эти 14 лет у нас не построено ни одного километра линий электропередач, у нас не построено ни одного километра железных дорог. Сеть автомобильных дорог края в разы меньше на душу населения, чем в европейской части России. А территория намного больше. Нам возражают – мол, вы зарабатываете, сами и стройте! Но надо понимать, что не получится переложить неразвитость инфраструктуры на себестоимость доски. У этой доски есть ограничение –потребительская стоимость. Перекладывая на бизнес неразвитость инфраструктуры территории, себестоимость доски становится дороже рыночной цены. Бизнес не в состоянии исполнять государственные полномочия. От Комсомольска-на-Амуре до Николаевска-на-Амуре бизнес не в состоянии построить линии электропередач, которые обеспечили бы приемлемый тариф и стоимость электроэнергии. Маленькие поселки в тайге обеспечиваются электричеством дотационными дизельными электростанциями – 42 рубля киловатт/час, сколько будет стоить распиленная там доска? Также не в состоянии лесопромышленный бизнес построить железную дорогу от Комсомольска-на-Амуре до Николаевска-на-Амуре, чтобы удешевить логистику. О чем мы говорим?
- И все работали, как работали…
- Да, все работали, как работали. Бизнес приспосабливается к существующим возможностям. Мы знаем, что нужно организовывать деревообработку, поддерживаем это, но условий для этого нет.
- Но какую-то элементарную деревообработку можно было наладить тем не менее?
- А что вы понимаете под элементарной деревообработкой, сырая доска? Вот, например, рынок КНР потребляет сырые доски. Этот рынок в принципе не требует сухие доски. И мы их туда поставляем. С 1 июля на сырую доску введена пошлина 10%. Китайские покупатели говорят: «Хотите – сушите, но мы доплачивать за это не будем!». С чего европейские потребительские свойства перекладывать на азиатский рынок?
- Как отразилось на отрасли известие о том, что не будет ранее обещанной госкорпорации, единого экспортера круглого леса? Не было такого, что все до последнего надеялись на нее, рассчитывая хоть немного зарабатывать, сдавая туда свой «кругляк», и теперь остались ни с чем?
- Вряд ли какие-то руководители предприятий лесной промышленности все ставили на то, что такая госкомпания появится. Да, планировалась, да не получилось – и ладно. Учитывали, конечно, просчитывали, но здесь все смотрят не на то, кто что обещает и планирует, а на то, что сделано и какие постановления существуют. Может и есть у кого-то привычка «есть глазами», но не у тех людей, с которыми я работаю.
- И что, все закроются с января?
- Почему с января? Уже закрываются, останавливают заготовку. Как я уже говорил, до 5 декабря надо отправить последний вагон в направлении Гродеково, а в направлении морских портов вагоны не грузятся уже с октября. Потому что элементарно пароходов нет. Что это значит? Это значит, леспромхозы лес из тайги на свой склад уже не завозят, так как из тайги все вывезли еще в сентябре, а в тайге его закончили рубить еще в августе, так вот с августа промышленность и начала сокращать и заготовку, и поставки. К декабрю все склады с лесом должны быть пустые.
- Все что сейчас на банкротство подадут?
- Каждый сам решает, что ему делать. Единого рецепта нет. Скорее всего просто закроются, законсервируют производства. Закрыться, это значит сократить персонал и закрыть офис. Это не банкротство.
- Хорошо, вот, например, Шелеховский леспромхоз, у них склад забит лесом, отправлять некуда. И что? Руководитель соберет всех в январе и скажет: «Все свободны»?
- Нет, он уже сейчас скажет. В промышленности работают люди, которые всегда смотрят наперед. В бухгалтерском учете есть такая статья - «Расходы будущих периодов». Руководитель в данный момент несет расходы, которые через полгода только принесут отдачу, а если через полгода ничего не будет, он сегодня откажется от этих расходов. Поэтому предприятия уже сейчас сворачивают свою хозяйственную деятельность. В итоге с 1 января 2022 года работать останутся 25-30% предприятий от общего числа тех, кто занят сейчас в лесной промышленности Дальнего Востока.
- А не попытка ли это такого давления, мол, «Давайте власти, спасайте нас!»
- Какое может быть давление? Кто будет отказываться от заработка? Если бы были условия, в которых переработка была выгодна – дешевая электроэнергия, логистика – думаете, кто-то бы отказался от возможности заработать? Нам поставлены понятные и разумные требования – с 1 января стоп экспорт круглого леса. Что мы можем сделать? Мы можем только остановиться. Переработка сейчас убыточна. И с остановкой экспорта круглого леса она станет еще убыточнее. Продолжать переработку сейчас – это значит, что себестоимость превысит доходность, это значит, сознательно вгонять себя в банкротство, со всеми вытекающими арбитражными и уголовными последствиями. Поэтому самый разумный выход для большинства – закрыться и начать бизнес в другой отрасли, или вообще выйти на действительно заслуженный отдых. Отрасль стареет. Молодежь не идет. Молодежь свое будущее в тайге без работы не рассматривает.
- А ведь обещаны были меры поддержки, дешевые кредиты, тем лесодобытчикам, кто возьмется за переработку и начнет организовывать лесопильные, сушильные мощности. Это разве не рабочая схема?
- Получить льготный кредит – это рабочая схема, а вот его вернуть - уже нерабочая. Деньги взять можно, и их дадут, но вернуть их не получится. Потому что, повторюсь, в нынешних условиях на Дальнем Востоке переработка убыточна. Хотя бы, потому что электроэнергия у нас 4 рубля киловатт/час, а в Иркутской области – ниже рубля. Потому что на половине территории Хабаровского края, нет железной дороги, а там, где железная дорога есть – там тариф постоянно повышается так, что делает невыгодным доставку бревна даже в Сибирь, и уж тем более дальше на запад. У нас остро не хватает людей… Понимаете, руководители лесопромышленных предприятий – это умные люди. И если у них что-то не получается, это не потому, что они чего-то не знают, не умеют, или злой умысел имеют. Объективные обстоятельства таковы, что в имеющихся условиях переработка не выгодна. У нас «Аркаим», «Бизнес маркетинг», «Римбунан Хиджау», «РФП Групп» наконец – все в убытках. Они не поглупели, а результаты стали хуже.
Посмотрите, как было – давайте считать по тому же Амуру в начале 90-х лес грузился на экспорт – в Николаевске-на-Амуре, Маго, Подгорный, Тахта, Булава, Новая Ферма, Нижняя Гавань, Решающий, Киселевка, Литвинцево – десять портопунктов, откуда лес грузился в пароходы. А сейчас? Николаевск-на-Амуре, Циммермановка, Литвинцево – три из десяти. И что же – люди, зарабатывавшие там, обрубили себе доход? Они же не суицидники! И это еще раз подтверждает, что существующие условия не дают заработать на переработке.
- Но почему же все так плохо? Неужели нет шансов сделать рентабельной переработку древесины на Дальнем Востоке.
- Мы находимся в условиях международной, глобальной конкуренции – с США, Канадой, Новой Зеландией, Европой и на стадии лесозаготовки мы еще конкурентоспособны. Наша себестоимость сравнима с американской, с европейской, но, когда мы начинаем деревообработку, наша себестоимость вырастает резко и превышает международную, и мы не выдерживаем эту конкуренцию, и вынуждены продавать себе в убыток. Мы проигрываем именно в стоимости деревообработки, в ее себестоимости. В текущих условиях – инфраструктурных, логистических, тарифных, налоговых – Дальний Восток может в лесной отрасли конкурировать на международных рынках только на уровне сырья. Как только подключаются процессинговые технологии – все, мы проигрываем. Это же не бизнес сотворил себе такие условия! Тут масса факторов. Не будем забывать, что и лес наш отнюдь не премиального качества, половина которого лиственница-тонкомер, которая капризна в обработке, и даже на целлюлозу не годится. При этом в Японии цена на Сибирскую лиственницу на восемь долларов выше, чем на нашу.
- А вывозить на обработку в Сибирь?
- Тут два момента. Сибиряки может и готовы взять наше бревно на обработку, но опять же по той цене, сколько оно стоит у них со своей себестоимостью. Кто заплатит за перевозку? Кроме того, я не слышал, что в Сибири бизнес по каким-то причинам вдруг заранее создал избыточные деревообрабатывающие мощности, чтобы так кстати миллионами кубов принимать сторонний лес. Там тоже инвесторы следят за сопоставимостью объемов деревообработки с объемами лесозаготовки. И потом – что принципиально это поменяет для Дальневосточной лесной промышленности? Мы перестанем быть сырьевым придатком Китая, и станем сырьевым придатком Сибири? Понятно, что, поставляя в Сибирь, все происходит в одной стране. Но живем то мы не в Сибири, а на Дальнем Востоке. Благосостояние населения, живущего на Дальнем Востоке, качество жизни как улучшится? Продавая в КНР мы хоть зарабатывали, а продавая в Сибирь мы и себя измучаем и всех участников процесса, то тариф нам нужно субсидировать, а вопрос еще и не решен, то объемы не все принять смогут. Тарифы на электроэнергию у нас не уменьшатся, «плечо» вывозки из тайги – тоже не уменьшится, как и высокая себестоимость готовой продукции, которая с учетом всех факторов, как это уже, надеюсь, стало наглядно понятно для всех – неконкурентоспособна.
- Что в сухом остатке?
- Ничего нового. Бизнес работает там, где ему выгодно, где он может заработать. Где невыгодно – он работать не будет, ему там и не место. Это объективно.
В начале декабря правительство России одобрило сделку о продаже 75% доли в крупнейшем лесоперерабатывающем холдинге Хабаровского края RFP group. Сумма сделки составила 525 млн долларов. Новый владелец – японская компания Iida group – планирует развивать деревянное домостроение. Подробности о перспективах предприятия, работников и всего края выясняло EastRussia.
Несмотря на гневные посты в соцсетях о том, что «дальневосточный лес продали японцам», «скоро распродадим всю страну», для RFP group продажа доли – это продуманный экономически обоснованный ход. С декабря 2021 года в России ввели запрет на вывоз круглого леса, и предприятия просто обязаны перестроиться на переработку древесины.
По словам Константина Лашкевича, гендиректора ООО «УК РФП Групп», инвестиционный план от нового инвестора есть на ближайшие пять лет. Если коротко, то кратно – более чем в два раза - должна вырасти как раз переработка леса, причем глубокая, чтобы получить конечный продукт с высокой добавочной стоимостью.
- У нас на ближайшие годы расписано около 10 млрд рублей инвестиций. Вообще, японская Iida group – это благо для нас. Вот представьте, что вы открываете производство домокомплектов для деревянных домов, на тысячу в год. Но на Дальнем Востоке нет рынка: потребители не знают, что это за дома, не понимают их, не привыкли к такому жилью, потому что у многих нет опыта. И вот у вас производство, но от силы за год оно загружено на 10%. А новый инвестор пришел к нам уже со своим рынком. И пока на наших мощностях мы будем обеспечивать домостроение там, мы сможем реализовать и в Хабаровском крае ряд пилотных проектов, чтобы люди поняли, как тепло, комфортно, экологично и здорово жить в деревянных домах, которые построены из возобновляемых источников. Это может стать мечтой дальневосточников и хорошим драйвером для роста всей экономики, - рассказал Константин Лашкевич.
Константин Лашкевич, гендиректор ООО «УК РФП Групп»
Фото: ООО «УК РФП Групп»
Всего сейчас за год мощности «РФП Групп» позволяют переработать до 700 тыс. кубометров леса на высокотехнологическом оборудовании. Но в течение пяти лет переработка должна вырасти на один млн кубометров. Основной упор делается на предприятие группы в Амурске. Другие же города и поселки пока только рассматриваются как перспективные: Березовый, Горин, Эворон. Для переработки планируют закупать дополнительное оборудование: сейчас не достаточно мощностей для переработки тонкомерного пиловочника и «баланса». Но перспективные направления уже выбраны – на предприятиях сосредоточатся на изготовлении высокотехнологичных балок – более прочных, по сравнению с обычными, и других деталей для деревянного домостроения.
Однако изменения с приходом Iida group ждут не только экономику предприятия и производство. Хотя по настоянию ФАС компания должна сохранить не меньше 2,6 тыс. человек сотрудников, всем им придется научиться соответствовать высоким стандартам международной компании. По словам Лашкевича, в следующем году сотрудникам нужно будет подтвердить квалификацию, кое-где – переобучение.
- Это вызов всем – от топ-менеджмента до операторов, механиков и других сотрудников. Нам нужно уже в ближайший год повысить стандарты, производительность труда, улучшить качество всех процессов. Но японские компании тем и характеризуются, а в итоге получается стабильность, забота о работниках, покупателях, природе. Поэтому в 2022 году коллектив ждет не простой переходный период. Но у нас все ресурсы для этого есть, и сокращать штат мы не планируем. Кто готов меняться и учиться – у того есть все возможности и для карьерного роста и для стабильной работы, – добавил Лашкевич.
Вот только такие перспективы, готовый по сути рынок – это еще полдела. Квалифицированные кадры часто мешает привлекать в компанию низкий уровень жизни в поселках и городах, где расположены филиалы РФП Групп. Да и без поддержки государства развить рынок деревянного домостроения не получится. По крайней мере так, как в Японии.
Проверка дома производства компании Iida на вибростенде
Изображение: стоп-кадр видеопрезентации компании Iida
- В Японии работает принцип одного окна. Покупатель приходит, ему показывают участки в разных районах города под строительство, типовые дома. Здесь же он выбирает варианты отделки – эконом варианты или побогаче. А потом здесь же ему говорят где оформить ипотеку, где кредит, а как проще заплатить без привлечения заемных средств. У нас это тоже возможно, но если в Японии уже давно вся инфрастуктура построена, то у нас, чтобы построить поселок, например, нужны просто колоссальные затраты на инфраструктуру. Поэтому у нас без поддержки государства такое не получится. Но проект «Дом дальневосточника» например, мы поддерживаем. И может с ним, с поддержкой государства Дальний Восток станет той одноэтажной Россией, о которой мы все мечтаем. Но нужна будет господдержка. Ведь для дома недостаточно одного дерева: нужно и производство стекла, кровли, утеплителей, металлоконструкций. И желательно, чтобы все локализовано было. Поэтому и развиваться будут те поселки и города, где эти ресурсы ближе и доступнее, - резюмировал Константин Лашкевич.
В сделке, к слову, участвовали не только «крупные игроки»: правительство России, инвесторы, и ФАС. В комитете лесного хозяйства при правительстве Хабаровского края сообщили, что представили проект «Дом дальневосточника» японской стороне еще в июле 2021 года. Уже тогда, по словам Максима Гулько, и.о. председателя комитета лесного хозяйства при правительстве Хабаровского края, почетный председатель и директор совета директоров холдинга Iida group господин Мори подтвердил заинтересованность в проекте по глубокой деревообработки в регионе.
Также сейчас обсуждается участие компании в создании строительного кластера в Хабаровском крае. В правительстве тоже рассчитывают, что японцы будут развивать деревянное домостроение. Для этого в краевом правительстве готовы поддержать инвесторов. В частности, добавил Гулько, предприятие готовы в случае необходимости обеспечить сырьем. Участки для проведения конкурсов или аукционов в регионе есть.
С нового года в России вступает в действие полный запрет на экспорт за границу леса-кругляка. Практически одновременно в этим в одном из самых лесных регионов страны – Хабаровском крае – власти запускают проект массового строительства индивидуальных домов из дерева «Дом дальневосточника». Станет ли он реальной альтернативой внешним рынкам для лесозаготовителей, что получит потребитель, об этом наш корреспондент спросил у представителей науки, бизнеса и краевых властей.
Проект политический
Идея сделать деревянное строительство в Хабаровском крае массовым и доступным по цене «убивает двух зайцев». С одной стороны, это поддержка внутреннего спроса на продукцию дальневосточных лесозаготовителей. С января они фактически лишаются внешнего рынка. В России вступает в полную силу мораторий на вывоз заграницу круглого и в малой степени обработанного леса. Радикальность реформы поставила многие крупные предприятия региона в тяжелое положение. Летом этого года полномочный представитель президента в ДФО Юрий Трутнев предлагал создать госмонополию, которой бы вопреки запрету еще какое-то время можно было отправлять кругляк на экспорт. Однако другие члены российского кабинета министров встали грудью – если уж велено лесу «закругляться», то запрет на вывоз необработанной древесины из страны должен был един для всех.
С другой стороны, деревянное домостроение в массовом типовом исполнении, по задумке авторов, должно сдержать цены на квадратные метры в Хабаровском крае, стать альтернативой дорожающим квартирам в высотках. Эдакая одноэтажная России, по аналогии с тем, что уже прошли и проходят другие страны.
- В былые времена до 60% производимой на Дальнем Востоке лесопродукции потреблялось внутри региона. Основным потребителем было строительство. Сегодня необходимо вернуться к этому опыту, но не в прежнем виде, когда потреблялись столярные изделия (половая доска, дверные и оконные блоки, встроенная мебель и др.), а на новом качественном уровне, - говорит предложивший правительству Хабаровского края «Дом дальневосточника» в качестве нового флагманского проекта доктор экономических наук, профессор Вадим Заусаев. – Основой внутреннего лесного рынка должно стать индустриальное деревянное домостроение. Мировой опыт показывает правомерность движения в этом направлении. Ни одна страна в мире, обладающая лесными запасами, не строит так мало домов из дерева как Россия. В последние года доля деревянного домостроения в Северной Америке (США, Канада) составила от 83 до 95% от всего объема строительства, в Европе (Финляндии, Швеция, Нидерланды, Австрия) – 78-81 %, в России только 24%.
Однако, как полагает экономист, массовым деревянное домостроение само по себе не станет. От государства он ждет колоссальных усилий в этом направлении.
- «Дом дальневосточника» - великолепная идея. Но это программа не экономическая, а в большей степени социально-политическая. Дом эксплуатировать сложнее, чем трехкомнатную квартиру. Он должен стать доступным. Человека нужно заинтересовать построить дом на своей земле. Нет смысла предлагать людям площадки «у черта на куличках». Строить нужно в селитебных центрах, обеспечивать инфраструктурой. Но и вопрос цены, возможности построить по льготной ипотеке имеет колоссальное значение. В конечном смысле, деревянное домостроение – это закрепление населения на Дальнем Востоке, - считает профессор Заусаев.
Каким «Дом дальневосточника» видит бизнес
В Хабаровском крае уже работают примерно с десяток компаний на рынке деревянного домостроения. Компания Ивана Оболонского «Теплый дом Прометей» индивидуальным жилищным строительством занимается с 2014 года. Изначально ставку сделали на газобетон. Сейчас все больше по технологии из Северной Европы возводят дома деревянные. Даже с учетом дорожающей древесины при каркасном методе стройки потребуется на 80% пиломатериала меньше, чем при возведении дома из обычного бруса. А прослужит такой дом также долго – 50 лет и дольше.
- Первый каркасный дом мы построили в 2017 году. На входе это все выглядело более чем просто. У вас есть молоток, ножовка, все – вы каркасный строитель. Но на самом деле там есть очень много нюансов, начиная от выбора материала для сооружения дома. Но нормативная база в малоэтажном строительстве в России практически не работает. Поэтому очень тяжело создать ожидаемое, предсказуемое качество. Нет никакого надзорного органа, которая бы могла гарантировать, что застройщик применит те материалы, которые минимально необходимы по действующему законодательству. При этом в строительстве МКД действуют очень жесткие нормативы, - говорит руководитель семейной компании «Теплый дом Прометей» Иван Оболонский. - Мы взяли на себя такие риски. Используем в ответственных узлах только сухую строганую доску. Это, конечно, сказывается на себестоимости. Наши дома дороже. Но и люди понимают. Помимо вложений в качество, мы вкладываемся и в разъяснительную работу.
В зависимости от пожеланий заказчика средняя цена дома-конструктора из деревокомплектов обходится сейчас в Хабаровске в 20 – 80 тысяч рублей за квадратный метр. При этом средняя стоимость квартиры в многоэтажке в краевой столице сейчас превышает 100 тысяч рублей за квадрат.
- Мы уже запускаем пилотную площадку для проекта «Дом дальневосточника». Эта территория в поселке Горького в краевой столице. Правительство региона готово обеспечить выделение на строительство первой дороги к пилотному кварталу типовых деревянных индивидуальных домов 50 миллионов рублей из краевого бюджета. Администрация Хабаровска уже подготовила проект, он уже направлен на экспертизу. Также решается вопрос с подключением к электрическим сетям, - говорит главный архитектор Хабаровского края Александр Селеменев. – Пока предполагается выполнить дорогу в грунтовом исполнении. Так, чтобы была возможность делать отсыпку на период строительства индивидуальных домов. После завершения стройки, она будет выполнена в асфальтовом исполнении.
Предложения властей
Власти Хабаровского края намерены запустить «Дом дальневосточника» в полную силу в рамках создающегося в регионе строительного кластера летом следующего года. Сейчас на стратегических сессиях и встречах они аккумулируют предложения науки, бизнеса, самих потенциальных потребителей.
Олег Сутурин, и.о. министра строительства Хабаровского края
- Уже есть компании, которые готовы производить домокомплекты для массовой типовой застройки деревянными домами. Но у них пока нет понимания, какой будет загрузка, какие нужно сейчас предусмотреть инвестиционные вложения. Сейчас прорабатываем вопрос, чтобы потребителям за счет краевого бюджета компенсировалась часть процентной ставки по ипотеке при строительстве типовых деревянных домов. Также просчитываем, как субсидировать производителя домокомплектов из дерева, затраты застройщиков на инженерные сети. Задача стоит сделать деревянное домостроение в Хабаровском крае реально привлекательным, - отметил и.о. министра строительства Хабаровского края Олег Сутурин.
Чем живет сейчас лесная отрасль Дальнего Востока, кто и на каких условиях пока может экспортировать лес кругляк, почему до сих пор не построили на ДВ целлюлозно-бумажный комбинат, и нет переработки низкосортной древесины, а также - станет ли благом (и для кого) создание единого госоператора с исключительным правом экспорта круглого леса за рубеж - на все эти вопросы EastRussia отвечает генеральный директор УК «RFP Group» Константин Лашкевич
- Какова сейчас ситуация в отрасли и конкретно на предприятиях «RFP group»?
- Мы, компания – лидер лесной индустрии Дальнего Востока, и, конечно, та государственная политика, которая сегодня реализуется, она нас непосредственно касается. Исторически, с 2007 года, был взят курс на то, чтобы экспорт круглого леса закрывать и перерабатывать все внутри страны. Для этого были созданы скорее не инвестиционные условия, а ограничительные – заградительные пошлины введены, которые, казалось государству простимулируют лесопереработку. Конечно, мы все пошли в банки (крупные компании, кто занимались чисто лесным бизнесом), взяли кредиты, понастроили производств, но при этом период строительства занимает 5-7 лет (настройка оборудования, проектирование и т.д.), и все это время мы с 2007 года платили 25% пошлины на цену реализации круглого леса. То есть фактически в хорошие времена это было маленький плюс, потому что был рынок хороший, в плохие времена это был минус, но мы не могли останавливать заготовку, потому что это непрерывный технологический процесс, и это как бы часть лесного хозяйства – лесозаготовка. Поэтому на круглом лесе мы ничего не зарабатывали, а лесопереработку строили и учились на ней зарабатывать.
- Сколько вы сейчас платите пошлины за круглый лес?
- Сегодня мы работаем в рамках квоты, которую Минпромторг выделяет для лесопереработчиков. Сегодня не лесопереработчик не может на Дальнем Востоке экспортировать лес. Мы платим 13%.
- То есть вообще? Даже под 80% сейчас не может «не переработчик» экспортировать?
- Может, но 80% - это заградительная пошлина, фактически не может. Это невозможно, если только не декларировать по рублю и нарушать все мыслимые и немыслимые законы. Поэтому сейчас «не переработчик» не может экспортировать лес.
Почему мы продолжаем экспортировать лес, несмотря на то, что у нас построены перерабатывающие мощности? Дело в том, что у людей, которые далеки от леса, есть всегда два вопроса: «Почему лес рубят?!» - это, дескать, плохо, и второй – «А как так, круглый лес уходит на экспорт?! Как такое может быть, надо все перерабатывать!». Эксперты отрасли, они все понимают проблематику, для других поясню: вы все представляете форму дерева: у корня она потолще, у вершинки она потоньше. В нижней части - первых 4 метрах часто много дефектов, она называется у нас «балансом», то есть высокий процент отбраковки этой древесины идет в баланс, то есть ее нельзя механически переработать. Плюс то, что меньше 20 см в диаметре, то, что к вершинке идет уже ближе, это тоже механически перерабатывать невыгодно - сами пилы забирают какой-то процент бревна, плюс у вас будут доски, соответственно, с корой и… Соответственно, у вас получится выход 50% в среднем, ну по статистике. Если диаметры меньше 20 см, то у вас 70% уйдет в отходы. Поэтому в целом где-то процентов 50 от хлыста – это хороший пиловочник, который подходит для механической переработки, а остальное – это то, что неэффективно, сырье.
И вот традиционно это неэффективное сырье используется для целлюлозы, потому что там способ переработки химический: ее растворяют и получают волокна. И, собственно, для центральных регионов России, для Сибири запрет экспорта круглого леса или введение заградительных пошлин не является проблемой, а является всего лишь ограничением, при котором лесозаготовители вынуждены вот эти балансы отдавать на ЦБК для переработки, и, соответственно, у ЦБК становится много сырья. У нас ЦБК нет на Дальнем Востоке.
- Это еще отдельный вопрос – почему у нас нет ЦБК?
- Очень просто. У нас доминирует лиственница, из лиственницы целлюлозу не делают, а если делают, то там добавляют меньше 10%, получается специфическая целлюлоза, которая, в общем-то, не является сегодня драйвером рынка. А 50% у нас сырья – это лиственница. Мы привлекали компанию Пьёре (международная консалтинговая и инженерная фирма Pöyry PLC, которая позже объединилась со шведской компанией ÅF в AFRY- прим. ред.). Они изучали все наши ресурсы, нам все просчитали и сказали: «Ребята, ЦБК не летает у вас, к сожалению». К сожалению, целлюлозный проект на Дальнем Востоке не выгоден экономически.
Изображение: RFP Group
Потом у нас гигантские расстояния, от Приморья до севера Хабаровского края несколько тысяч километров, то есть, какой-то локализации нет. У нас произрастание пород, у нас же сопки, и это сложный рельеф, и у нас нет такой плотности кубатуры выхода, как, например, в Сибири, и таких диаметров. У нас лес очень взрослый, то есть он хорошего качества. Лиственница и елка наши гораздо плотнее, она физико-механические показатели отличные имеют, но объемные показатели – плотность на гектар, который мы снимаем, она меньше. Поэтому в целом ну нет там предпосылок для ЦБК.
- Но половина леса же вашего ель?
- А там невозможно… Вот минимум комбинат-«миллионник» нужен. Чтобы его загрузить, надо 7 млн кубов, например, агрегировать только балансов и тонкомеров, где такой объем взять? Вся заготовка сегодня Дальнего Востока – 10 млн по хвое. Ее невозможно аккумулировать сегодня в каком-то одном месте, а маленькие ЦБК тоже экономически неэффективны. Ну и, по большому счету, ну хорошо, мы сделаем ЦБК для елки, а для лиственницы что? Те же самые механизмы плюс-минус должны быть тогда для отдельно взятой породы. Поэтому не работает эта история, все старались, но все в итоге понимают, что нерабочая история.
И плюс у нас есть еще сезонность, например, в зиму мы больше заготавливаем лиственницу, избыточно ее заготавливаем, а летом – избыточно елки. Но, например, зимой же нам тоже надо елку перерабатывать, заводы должны работать, ну это автомат Калашникова, он должен работать, это конвейер, это четкое, все время непрерывное производство круглосуточное. И получается, что я должен проектировать мощности и лесозаготовку делать по-узкому. То есть, соответственно, у меня зимой возникает избыток лиственницы, которую мне надо экспортировать, но останавливать заготовку я не могу. И то же самое с елкой. Поэтому возникает избыток, условный избыток вот этого круглого леса, который мне надо куда-то девать, для того чтобы свою переработку обеспечить 100% качественным, классным сырьем.
И вот единственная возможность, которая существовала и существует на сегодняшний день в рамках Дальнего Востока, - это экспорт. Потому что Китай принимает все это сырье, у них огромное количество мелких переработчиков плюс ЦБК, которые все это добирают, подбирают. Да, «балансы» стоят достаточно дешево, «пиловочник» стоит хороших денег, но в целом это очень понятный рынок. И сегодня мы сталкиваемся с ситуацией, что запрет экспорта круглого леса приводит к тому, что мы 30% должны условно бросать в лесу или как-то их утилизировать, но мы не можем по щелчку пальцев какой-то утилизатор сделать быстро. Теоретически можно, в горизонте 5-7 лет, но быстро не можем. А второй момент – то, что вот этот перепад зима/лето, куда девать этот избыточный лес? То есть мы не можем, грубо говоря, большой объем хранить полгода, чтобы он с зимы долежал до лета или с лета до зимы. Соответственно, здесь тоже возникает перекос баланса. И это все, к сожалению, вот та государственная политика, которая сегодня проходит, она это упускает из виду, потому что это очень узкая специфика региона.
- Как мы помним все, с 2007 года государственная политика нацелена на увеличение переработки, почему за эти 14 лет так не созданы самими предприятиями возможности для переработки вот тех самых избытков?
- Все очень просто: ведь вопрос в экономике. Например, на сегодняшний день нет очевидных продуктов, которые посредством механической переработки вот этой низкосортной, балансовой древесины, тонкомерной получить рентабельный продукт. Просто нет очевидных решений. Только в последние пять лет появился рынок, например, топливных пеллет по долгосрочным офтейкам с Японией. И там экономика работает, только если ты берешь отходы лесопереработки. Если ты берешь «баланс» - целое бревно, пусть оно не такое высококачественное, как «пиловочник», ты на нем получишь минусовую экономию. Поэтому вопрос весь упирается в экономику. ЦБК не построишь, потому что не та структура, а переработка низкосортной древесины, она очень низкорентабельна или убыточна.
Изображение: RFP Group
Почему, например, у китайцев получается пилить, а у нас нет? Потому что там огромное количество потребителей мелких в Китае и огромное количество тех, кто лесопилочки держит. Вот он купил три бревна, посмотрел его: «Ага, тут я по два метра его распилил, вырезал дефект, тут на упаковку нарежу, реечки, распущу, здесь на это, а отходы я на ЦБК». Там просто огромное количество потребителей, огромное количество покупателей, поэтому это возможно. А у нас конвейерная система, то есть эффективно только стандартизированное сырье, массовая переработка и коммодитис, которые мы отправляем. Поэтому просто нет экономически эффективного продукта, который бы при сегодняшней стоимости денег в Российской Федерации заемных, кредитных, позволил бы нам получить экономически эффективный проект.
- Какой выход Вы видите из сложившейся ситуации?
- Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Нам говорят: «Стройте мощности!» Мы понимаем: год – на проектирование, год – на начало строительства, контрактацию, если это серьезное производство, финансирование, сварить всю кашу юридическую, и можно строить какое-то большое производство. Маленькую лесопилочку можно построить хоть завтра, но сегодня она не летает, потому что введены еще ограничения и на продукты лесопереработки, то есть, есть требования уже и к продуктам лесопереработки, иначе они тоже начинают облагаться заградительными пошлинами. Поэтому у нас просто нет времени, чтобы это сделать.
Вообще рецептов много. Можно сделать последовательной политику. То есть, грубо говоря, есть квота для лесопереработчиков. Вот она работает, и оставить ее как есть. Для Дальнего Востока уже созданы все механизмы, просто сейчас из-за того, что новая инициатива пришла, просто обнулили все то, что делали по Дальнему Востоку отдельно, и пытаются всех в одни правила загнать. Поэтому первое – оставить Дальний Восток, как уже была за время выработанная политика: квота на Дальний Восток для лесопереработчиков. Грубо говоря, мы себя сырьем обеспечиваем, все, что не нужно, продаем. Это как бы вариант один – ничего не трогать.
Второй вариант – это то, что предложил Юрий Петрович Трутнев, вот недавно в прессе было, обсуждалось, - это создание некой единой госкомпании, которая бы осуществляла экспорт круглой древесины, невостребованной лесопереработчиками. Чтобы она являлась неким таким клапаном, единым порталом для того, чтобы сбрасывать на экспортный рынок ту древесину, которую мы не можем экспортировать, а, например, доходы, заработанные с этого процесса, реинвестировать как раз вот в эти низкомаржинальные проекты, в утилизаторы на Дальнем Востоке в государственно-частном партнерстве или в каких-то совместных проектах. Мне кажется, идея хорошая. Вопрос – чтобы ее не превратить в чью-то, так сказать, структуру…
- Кормушку?
-Кормушку, да. Поэтому я вашему вниманию хотел представить наше видение выхода из ситуации.
Изображение: RFP Group
Мы являемся лесопереработчиками и также лесозаготовителями, но мы не всю лесозаготовку делаем сами: много подрядчиков, много мелких поставщиков и т.д. То есть сегодня существует механизм: Минпромторг дает квоту лесопереработчикам. Мы предлагаем так и оставить. То есть Минпромторг дает квоту лесопереработчикам, мы высокосортный лес отправляем на переработку, а невостребованный круглый лес, то есть это резервные объемы и низкие сорта отправляем с помощью госоператора на экспорт.
Как мы видим работу госоператора? Например, Российский фонд прямых инвестиций, КРДВ, госбанки создают такую госкомпанию, например РФПИ может войти активами и компетенциями РФП Групп. Можно предложить войти в проект другим лесопереработчикам, как учредители или в совет директоров. Почему я считаю это важным? Потому что тогда будет обеспечена прозрачность. То есть мы-то все понимаем, мы, эксперты рынка будем понимать – по рыночным ценам продают наш круглый лес, который мы передаем госоператору, или нет. Вот должна быть обеспечена прозрачность. И мы, как видим: что, например, с «балансов» госоператор будет забирать условно «ноль», потому что лишь бы его купили за любые деньги выше себестоимости. С «пиловочника» меньше 18 см – 5% с цены, и 18+ - можно забирать 15-20%. Это при условии хорошего рынка. Когда рынок плохой, надо это все обнулять, чтобы позволять выдержать конкуренцию на этом рынке. И все это выкидывать в экспорт.
По нашим подсчетам, при квоте 4 млн на Дальний Восток эта госструктура будет аккумулировать порядка 20-40 млн долларов в год прибыли, ну маржи. Там какие-то будут операционные затраты и т.д., но в целом это от 20 млн. То есть это как раз инвестиционный ресурс, который может сгенерировать госструктура и уже создать инвестпроекты также с лесопереработчиками либо с какими-то стратегическими инвесторами. Это был бы хороший клапан, понятный механизм инвестирования, понятные инвесторы, понятная структура, понятная система, прозрачная, понятная, в соответствии с решением президента и в целом с учетом специфики Дальнего Востока.
- Но эта система сразу вышибет дух у многочисленной армии мелких заготовителей, не переработчиков.
- Ну, во-первых, на Дальнем Востоке мелкие переработчики, которые не построили лесопереработку, их уже нет. Все. Эта уже тема закрыта.
- То есть любой, имеющий лесопилку, имеющий деляну, сможет экспортировать излишки леса, так получается?
- Любой, у кого есть не просто китайская лесопилка, а чтобы это была технологичная, комплексная переработка, чтобы отходы не портили экологию, чтобы было там пеллетное производство или какое-то плитное, чтобы была механическая переработка, чтобы все было по проекту. Не так, что где-то поставили распиловку, отходы сожгли, грубо обработали и отправили, - нет. Здесь госоператор в рамках квоты, то есть квота выдается Минпромом, она выдается, по сути, только тем компаниям, которые подтверждают свои производственные мощности.
То, что касается мелких, никто не мешает построить переработку, получить лес, подать на квоту в Минпромторг и также через оператора потом невостребованную древесину вывозить. Это очень понятный механизм становится. Но с обязательным условием – ты становишься переработчиком. А то, что касается лесозаготовительных мелких, которые, например, говорят: да мы не хотим ничего строить, не хотим переработку… Нет проблем – делайте долгосрочные договоры с лесопереработчиками по купле-продаже леса или заготовке леса, и мы можем спокойно создавать такой рынок, что, ребята, вот, пожалуйста, даже мы вам арендованный свой лес можем передать, пожалуйста, заходите, работайте, показывайте эффективность свою, привозите нам лес весь, мы нужный заберем на переработку, ненужный отправим на экспорт. И понятная конструкция, где во главе пирамидки госкомпания, потом идут лесопереработчики и потом идут лесозаготовители, которые формируют глобально основную стоимость вообще в этом процессе.
- Вот вы сказали, что, по примерным оценкам, госоператор будет изымать что-то в районе 40 млн с рынка, правильно? Я смотрю цифры экспорта официальные Дальневосточного таможенного управления, которые дали за 2020 год: экспортировано с Дальнего Востока - там все лесоматериалы - на, грубо говоря, 900 млн долларов. Это получается, что из этих денег нужно будет изъять 40 млн. Компании готовы это отдать?
- Смотрите, давайте посмотрим, сколько мы сегодня отдаем через экспортную пошлину? Мы столько же и отдаем, даже больше. Поэтому, по большому счету, если для госоператора, естественно, пошлина будет «ноль», он просто целевым образом забирает эти деньги и целевым образом потом вкладывает. Конечно, мы готовы будем отдать это на высоком рынке. Ну, ноль «баланс»… У меня «баланс» и «тонкомеры» – самая большая проблема. 0 и 5% меня устроят за услуги оператора. Если у меня будет пиловочник вот этот избыточный, 20% я тоже на хорошем рынке готов отдать. Я 25% отдавал 10 лет. Поэтому для меня как бы это понятная история. Да, когда будет плохой рынок, мы все придем и скажем: ребята, сейчас плохой рынок, давайте изменим условия.
Изображение: RFP Group
Вот я сейчас приведу просто пример, что такое плохой рынок. Вот посмотрите, с 2012 по 2020 год. Видите, «красная» зона – это резкое падение рынков, при котором мы все уходили просто в жуткий минус. Видите, он достаточно долго восстанавливается, потом опять просаживается. Видите, вот 2019 и 2020 год – у нас жесткая просадка, вот у нас только сейчас идет отскок цен, то есть новый цикл на подъеме. Поэтому это очень цикличная история, очень такой волатильный рынок, очень спотовый, поэтому тут, конечно, как в нефти, изъятия должны происходить только в тот период, когда рынок хороший.
- А почему мы в Америку, например, не поставляем массово продукцию, а ограничиваемся только Китаем и близлежащими странами? В Америке сейчас резко выросли объемы жилищного строительства. Совсем недавно американские домостроители обратились к президенту Байдену с просьбой отменить вообще пошлины на импорт канадской древесины. Но канадские объемы поставок непрерывно падают, канадцы ограничивают объемы вырубки в своей главной лесоносной провинции - Британская Колумбия. Соответственно, Америка вынуждена замещать все эти истории поставками из Европы, из других провинций Канады.
- Сейчас действительно наступило время подъема, и при этом совершенно ограниченное предложение. И выигрывают те страны, которые развили интенсивное лесопользование, - такие, как Новая Зеландия. Новая Зеландия – № 1 экспортер круглого леса в Китай, она поставляет круглого леса больше, чем вся Российская Федерация, представляете, то есть это просто… меня это всегда просто изумляло. И мы, конечно, этот рынок потеряли, это факт, и в Японии, и в Китае мы потеряли этот рынок.
Почему мы не поставляем в Америку? Это – логистика. У нас очень низкий товарооборот с Соединенными Штатами, у нас нет такого трафика обратных грузов дешевых, портов специализированных. Если из Новой Зеландии, например, в Китай едет 40-тысячное судно, груженое древесиной, то у нас 5-тысячники – это максимум, и это всегда дорого, долго по погрузке. То есть мы по логистике проигрываем портовой. Поэтому ответ простой: очень дорогая логистика. Достреливать до США круглым лесом невозможно.
По пиломатериалам я хочу сказать, что многие переориентируются сейчас из России, многие сейчас находят эти рынки. Кстати говоря, на корейском рынке пиломатериалов произошел просто бум за последний месяц, там цены выросли в 1,5 раза, притом, что нас там душили весь ковидный год просто жестко. Почему? Потому что Европа обиделась на корейцев, уехала в Америку, и корейцы остались вообще без пиломатериалов. Поэтому мы сейчас в какой-то степени, вот все что можем производить, грузим, там хорошие сейчас цены.
В целом по рынку все позитивно, главное теперь – обеспечить сбалансированную политику для предприятий внутри Дальнего Востока и в целом по всей Российской Федерации, чтобы мы могли эти рынки, мы могли быть на них конкурентоспособны. И факторов конкурентоспособности на самом деле не так мало, и большинство из них играют не в нашу пользу.
- А мы сейчас сможем переработать все, что заготавливаем на Дальнем Востоке? На Запад вести баланс – бревно станет золотое. Какие у нас диспропорции?
- Ну, порядка 30% нам надо будет мульчировать, утилизировать в лесу. Это повлечет увеличение себестоимости в 1,5 раза лесозаготовок. Это приведет к увеличению себестоимости с, условно, 200 долларов до 300 долларов на доску, то есть это опять нас прибьет даже на уровне высоких рыночных цен к нулевой рентабельности, поэтому это катастрофа, и это в лучшем случае. Поэтому для нас очень важно найти решение экспорта вот этой невостребованной резервной и балансовой древесины, и тонкомерной.
Изображение sam8927 с сайта Pixabay
Конечно, надо строить мощности, мы понимаем, что иного пути нету, надо делать упор на механическую переработку более, может быть, сложную, учиться работать, как китайцы, только в масштабах своей отрасли, привлекать инвесторов на более конечные продукты, здесь делать клееные изделия и т.д. CLT-панели, например – под них можно вот эти «тонкомеры» пилить. Пеллеты делать с японцами, по оффтейкам по длинным заключать контракты. Надо просто время, нам нужно 5-7 лет на то, чтобы и ресурсы аккумулировать для того, чтобы этот процесс был эволюционным… ну, даже это революционный все равно подход – за 5-7 лет так отрасль перевернуть еще и по низкосортному. Но в целом другого пути сбалансированного и безболезненного нет.
- То есть вам уже сейчас невыгодно на экспорт гнать кругляк, так?
- Нет, сейчас это еще выгодно, в рамках квоты. Но я сейчас уже готовлю сокращение по тем участкам, которые у меня не помещаются в квоту и которые под 2022 год не вписываются в баланс технологический.
- Кстати, квота, вам ее не хватает, получается. Как она формируется? Вот вы на экспорт сколько бы хотели отправлять, а сколько вам дают?
- Сейчас, распределение было 4 млн кубов круглого леса на весь Дальний Восток. В принципе, это нормальный объем, он посчитан стратегически, он практически никогда не выбирался, потому что тут не запустили, там не запустили, тут не на полную мощность и т.д. Плюс были запреты на то, что, например, ты должен только свой кругляк брать, но ты не мог спасти товарища, который за стеной, потому что не было разъяснений, что можно, например, у них этот кругляк тоже взять часть себе, часть на экспорт, потому что все боятся. Мы «белая компания», мы боимся, что нас назовут «черной», поэтому мы очень осторожно подходим к этим всем госисториям.
Но в целом сказали, что 4 млн, и тут же сейчас вышел законопроект – урезать в два раза. Вот если урежут в два раза – все, мы уже в сентябре столкнемся с проблемой 2022 года. Поэтому мы все сейчас боимся и ждем, когда у нас отрежут это. Проект постановления есть, он прошел все госпроцедуры. Весь Дальний Восток, который писал свои возражения, свои замечания, предложения в рамках обсуждения общественного, был абсолютно такой вот четкий ответ: есть решение президента и, условно говоря, оно обсуждению не подлежит.
- Подводя итог - если появится эта единая компания с исключительным правом экспорта леса, и вы будете сбрасывать ей свой баланс – для вас это будет оптимальным выходом?
- Да, мы будем рады, мы будем рады в этом участвовать своей экспертизой, потому что мы правопреемники еще советского «Дальлеспрома», у нас есть все экспертизы, мы поможем, мы подскажем. У нас в акционерах Российский фонд прямых инвестиций, это госкорпорация, и мы в целом понимаем, что можно обеспечить и прозрачность, стратегичность этого процесса и очень надеемся на то, что Юрий Петрович эту идею разовьет дальше, и Владимир Владимирович услышит.
- Ну вот, для полной ясности. То есть, вы туда сбросите этот лес, вы на нем не заработаете?
- Скажем так - мы не потеряем, вот что важно. То есть сегодня, если закапывать его в лесу, условно говоря, утилизировать, мульчировать, измельчать, - это (я не говорю про экологические последствия, если мы все будем делать по правилам, это все нормально, но мы ответственная компания, а многие могут не делать) в первую очередь экономика. Когда 50%, ну 30-50% с лесосеки не вывожу как товар, пусть даже по себестоимости я его продаю, то у меня, условно-постоянные расходы все лягут на тот пиловочник, который я повезу. Он у меня станет золотой, и я стану неконкурентоспособен по сравнению с Сибирью, я уж не говорю про Новую Зеландию и всех остальных. Поэтому тут просто вопрос конкурентоспособности.
- Заградительные меры вводились, в том числе, чтобы вывести на чистую воду вот таких «черных лесорубов», которые умудряются до сих пор, несмотря на все информационные системы, продавать лес за рубеж. Сейчас должен заработать в Хабаровском крае и в Забайкалье пилотный проект «Лесвосток». Вы что-нибудь про это слышали? Вы что-нибудь от этого ждете? Или вас больше волнует проблема 2022 года?
- Конечно, нас больше волнует проблема 2022 года, потому что это все равно что заниматься проблемами бухгалтерии, когда у тебя производство остановлено. Но, тем не менее, это очень важно – обеспечить прозрачность в лесу. Вообще в лесу должен быть хозяин. Государство сегодня дрянной хозяин, дрянной. Потому что во всем мире, если посмотреть, либо есть частная собственность на какие-то отдельные земельные участки, наиболее плодородные лесные участки и там занимаются интенсивным лесопользованием. Если 10%, например, в Российской Федерации лесных ресурсов сделать частной собственностью, то это будет колоссальное облегчение и для природы, и для бизнеса, и для всего. Но пока такой политической воли нет. Хотя весь мир идет к тому, чтобы частично выделять наиболее плодородные лесные участки под частную собственность, и вокруг ЦБК в радиусе 200 км.
Что касается учетной системы – то здесь сегодня существующий ЕГАИС, в принципе, нас он задисциплинировал, мы много чего стали делать, он даже нам самим помог наладить учет. Там много было поначалу таких историй неотработанных, сырых, но потом подкрутили, подправили. Можно ли его обходить? Да любую систему можно обходить. Но, тем не менее, сегодня, как, знаете, вот есть карта… Любое лесоустройство сегодня у нас устарело: то, что растет реально, и то, что на бумаге – это все устаревшая документация. Сегодня расчетная лесосека у нас 3 млн, а мы заготавливаем 1,5 млн, и не потому ачто мы не хотим больше, нету больше. Устаревшее лесоустройство, надо его корректировать, надо его менять.
А это должно государство делать, оно собственник. Дороги тоже мы все строим, содержим тоже мы все всю инфраструктуру лесную, пожаротушение, пожарозащитные мероприятия – все на нас, на арендаторах. Конечно, когда компании маленькие, они ничего этого не делают: они там пробрались, нарубили, убежали, все оставили. Посадки все на нас восстановительные. Поэтому сегодня мы - частные компании, крупные компании – как бы и есть лесное хозяйство. К сожалению, сегодня система лесхозов, она фактически уничтожена, сегодня хозяина в лесу нет. И то, что этим надо серьезно заниматься… Но этим надо заниматься в масштабах 20, 30, 50, 100 лет, смотреть долгосрочно и быть последовательными. Невозможно каждый год менять правила, и все подпрыгнули и побежали. И, к сожалению, это не пряник, а вот прямо кнут-кнут. И мы этим занимаемся, и акционеры этим занимаются не потому, что нам это выгодно, 10 лет мы в этом бизнесе, ничего не заработали, только вкладываем.
Те компании, которые вопросами этими не занимались, перестали платить по кредитам, перестали платить налоги, ушли в серую зону, их там побанкротили, уголовные дела итп. Но это не оттого, что люди плохие этим занимались, поймите что, в принципе, люди пытались выжить, но по-другому. Это у нас была возможность с банками договариваться, реструктурировать, у акционеров денег взять, еще что-то. Но у большинства компаний, которым там стартовали, такие проекты, как «Азия-Лес», «Аркаим», они все сейчас в банкротстве. Почему? Потому что условия для бизнеса были достаточно сложные, проще было улететь в эту серую зону и в криминал, чем развиваться. Дорогие деньги, постоянно куча препон всяких, куча административки… Конечно, мы дети и детище в том числе той политики, которая есть. Но я верю в будущее светлое, я верю в том, что мы можем найти здравые решения, инвестиционные решения, у нас замечательные люди работают в отрасли, профессионалы, они есть пока. Мы, крупные компании занимаются воспроизводством своих кадров, но, к сожалению, сложно лучшие кадры растить, когда мы такая низкомаржинальная, убыточная за счет изъятия прибыли государством через пошлины.
- Последний вопрос - сколько времени, по-Вашему, понадобится на создание такой единого госоператора? Вот вы сейчас свои действия планируете исходя из того, что экспорт закроют, в надежде, что будет вот единый экспортер. А сколько времени необходимо, чтобы его создать?
- Это процесс не быстрый, потому что требует согласования на различных уровнях – федеральном и т.д. Дай бог, чтобы это появилось до конца года, если сейчас эта инициатива будет развиваться в каком-нибудь прикладном русле. У нас, к сожалению, от заявлений и хорошей идеи до реализации может проходить много времени, и она по дороге рискует умереть на разных этапах. Поэтому если будет воля президента и он услышит эту проблему, и в рамках глобальной стратегии для него это будет понятное решение, то тогда это, конечно, произойдет быстро. Если это будет от нашей инициативы, от какой-то региональной инициативы, это будет практически невозможно. Поэтому здесь мы сталкиваемся с тем, что стратегия не учитывает тактические региональные моменты, и решение о создании государственного оператора экспорта круглого леса с Дальнего Востока может принять только президент страны.
По итогам прошлого года туристический поток на Дальний Восток вырос на 25% по отношению к 2021 г., составив 2,7 млн человек. Напомним, что в 2021 г. регион посетили 2,5 млн человек (на 33% больше, чем в 2020 г.). В Минэкономразвития долю регионов ДФО в туристическом потоке в РФ оценивают в 4,5%.
На сегодняшний день на территории ДФО в рамках ТОР и СПВ в сфере туризма реализуются 310 инвестпроектов. Лидируют по количеству таких проектов Приморский край (более 200), Камчатский край (около 70) и Сахалинская область (свыше 30). В числе основных препятствий для более масштабного развития туризма на Дальнем Востоке называют стоимость авиабилетов, удаленность, высокую стоимость путевок, транспортную доступность (включая качество автодорог).
Значительной популярностью пользуются природные территории, в частности, Байкальская природная территория. Следует отметить, что в 2022 г. заповедники, заказники и национальные парки вблизи озера Байкал посетили свыше 360 тыс. человек, что на 40% больше, чем годом ранее. Иркутская область при этом получает дополнительные средства на развитие туристического направления. Так в 2023-24 гг. региону из федерального бюджета будет направлено дополнительно порядка 1,6 млрд рублей на создание инженерной и транспортной инфраструктуры туристических кластеров. Ранее (в 2022 г.) уже было принято решение о выделении на данные цели 2,3 млрд рублей на 2023-24 гг. Дополнительные средства пойдут на создание централизованных сетей водоотведения по Байкальскому тракту (автодорога регионального значения «Иркутск – Листвянка», являющаяся наиболее коротким путем до озера) и строительство еще двух ведущих к Байкалу автодорог районного значения в этом же районе (Иркутский район).
Также до конца 2024 г. 1,7 млрд рублей из федерального и регионального бюджетов будет направлено на строительство сетей электроснабжения, водопровода, канализации и улично-дорожной сети на территории ОЭЗ «Ворота Байкала» (основная площадка – Байкальск). На начало 2023 г. общий объем бюджетных инвестиций в эту ОЭЗ составил 1,5 млрд рублей, из них 871,8 млн рублей были направлены из федерального бюджета в рамках нацпроекта «Туризм и индустрия гостеприимства».
В рамках госпрограммы «Развитие туризма» Иркутская область также получит из федерального бюджета свыше 37 млн рублей на реализацию проекта «Ледовый город. Счастье чистой воды» в Иркутске. Проект предусматривает создание в центре Иркутска к концу текущего года ледяной инфраструктуры, размещение на протяжении туристического маршрута «Зеленая линия» информационных стендов, арт-объектов, памятников и развлекательных элементов изо льда, а также иллюминации.
Следует отметить, что в 2023 г. в долине реки Снежная планируется открыть два новых модульных отеля в эко-парке «Озера на Снежной» (Слюдянский район). Так, отель «Изумрудное» на берегу одноименного озера состоит из 12 отдельно стоящих модулей, рассчитанных на один номер каждый. Отель «Папоротник» состоит из 10 модулей, рассчитанных на двухместное размещение каждый. Помимо того, предусмотрено обустройство пирса вдоль берега, спортивной и детской игровых площадок, пункта проката катамаранов. Эко-парк объединяет озера Сказка, Изумрудное, Теплое и Щучье.
При этом сохраняется риск роста антропогенной нагрузки на байкальскую экосистему. В начале марта Госдумой был принят во втором чтении законопроект о ведении предпринимательской деятельности на особо охраняемых природных территориях (ООПТ). Законопроект предусматривает установление правил обеспечения безопасности туризма и расторжение контрактов с инвесторами в случае несоблюдения заложенных принципов. В частности, запрещается менять границы и расположение ООПТ, вводится двойной контроль за ведением инвестиционной деятельности (как со стороны федерального органа исполнительной власти, так и главы региона). На охраняемых территориях разрешается возведение объектов некапитального строительства и инфраструктуры, таких как временные объекты бытового обслуживания и питания.
Что касается новых отелей, то под строительство гостиничного комплекса (4 звезды) были расширены границы ТОР «Якутия». Отель на 150 номеров в центре Якутска должно построить на площади 0,7 га ООО «Северная девелоперская компания «Центр». Затем его получит в управление гостиничный оператор Cosmos Hotel Group (АФК «Система»). Пока у данной компании нет отелей на Дальнем Востоке. Объем инвестиций оценивается в 1,4 млрд рублей. Предполагается, что «Туризм.РФ» будет владеть не более 33% СДК «Центр», Cosmos Hotel Group – не более 15%, а доля УК «Центр» составит не менее 52%. В настоящее время УК «Центр» – единственный владелец СДК «Центр» (им владеет ГК «РИК» - «Республиканская инвестиционная компания», подконтрольная правительству Якутии).
Сохраняющейся проблемой дальневосточного туризма является дефицит специализированного технического оснащения (в том числе транспортных средств), что несет дополнительные риски для туристов. Так, очередное происшествие с туристами произошло в феврале на Сахалине, где разбился частный вертолет Robinson 44, перевозивший супружескую пару из Хабаровска (они приобрели индивидуальную экскурсию). Вертолет потерпел крушение северо-восточнее входящей в горнолыжный комплекс «Горный воздух» горы Красная (недалеко от Южно-Сахалинска). Он осуществлял вылет с посадочной площадки Оленья Горка в черте Южно-Сахалинского городского округа и следовал по направлению к горе Пик Чехова. При крушении погибли два человека (капитан и пассажирка), второй турист (супруг погибшей) выжил, но получил травмы. Основными версиями происшествия являются ошибка пилотирования и техническая неисправность воздушного судна, на фоне сложных метеоусловий (снегопад и плохая видимость при сложном рельефе). По факту крушения вертолета было возбуждено уголовное дело о нарушении правил безопасности движения и эксплуатации воздушного транспорта.
Тем временем на Камчатке компания «Витязь-Аэро», которой ранее временно запрещалось перевозить туристов после крупной авиакатастрофы в 2021 г. с падением вертолета Ми-8 в Курильское озеро, сообщила о планах обновления парка воздушных судов для туристических целей. Компания остается наиболее крупным игроком на рынке туристических перевозок в регионе, несмотря на устаревшую технику. Единственной альтернативой являются небольшие частные авиационные суда, которые не вполне отвечают требованиям безопасности, а также часто не обладают необходимыми лицензиями.
В январе текущего года стало известно, что «Витязь-Аэро» намерена закупить три легких многоцелевых самолета ЛМС-901 «Байкал» для туристических перевозок в регионе. Предварительный договор был заключен с АО «Уральский завод гражданской авиации» (УЗГА). Поставки техники запланированы на 2026-28 гг. Предполагается, что сверх штатной комплектации самолеты для Камчатки будут снабжены противообледенительной системой, метеорологическим локатором, автопилотом и дополнительным пилотажно-навигационным оборудованием.
Кроме того, обновления требует инфраструктура для осуществления круизной деятельности. В 2024 г. планируется начать работы по переоборудованию научно-исследовательских судов (НИС) «Росгеологии» для туристической деятельности на Дальнем Востоке. Источники финансирования для данных работ пока не определены. Всего переоборудовать для круизов предполагается четыре научно-исследовательских судна. Кроме того, известно, что, первыми переоборудованными под туризм судами должны стать НИС «Профессор Хромов» и «Академик Шокальский», находящиеся на балансе Росгидромета. Стоимость их переоборудования предварительно оценивается в 0,5 млрд рублей. Предположительно, подрядчиком станет ПАО «Славянский судоремонтный завод» в Приморском крае.
Тем временем Сахалинская область вошла в число 18 пилотных регионов, где реализуется федеральная программа развития бесплатного школьного туризма. Ожидается, что в ней примут участие свыше 1,3 тыс. сахалинских школьников. Из федерального бюджета на данные цели региону было направлено свыше 11 млн рублей. В настоящее время для детей предлагают двухдневные туры с посещением зоопарка, аквапарка, музея истории Сахалинской железной дороги в Южно-Сахалинске, завода СПГ «Сахалин-2» в селе Пригородное Корсаковского района.
Для реализации туристических проектов в регионах используются в том числе и «дальневосточные гектары». Так, в Амурской области участники программы объединили 20 земельных участков в Свободненском районе (вблизи села Голубое) в агломерацию, где строится туристическая база «Лесная деревенька». Территория оборудована электросетями, системами видеонаблюдения, были построены гостевые домики.
Подробную информацию и аналитику по этой и другим актуальным темам можно найти в еженедельном бюллетене EastRussia.
Свое мнение о развитии туризма в регионах ДФО и Арктики в этом году высказали более 100 профессионалов в сфере туризма, индустрии гостеприимства, представителей федеральных и региональных органов власти, бизнеса и общественных организаций. На форум было зарегистрировано почти 800 человек из более чем 20 регионов России.
Больше всего инвестиционных проектов в сфере туризма реализуется в Приморье, Камчатском крае и Сахалинской области. Эти регионы стали основой для туристической межрегиональной схемы территориально-пространственного планирования макрорегиона «Дальний Восток». Вклад Камчатки – 64 проекта туристической направленности с объемом инвестиций в 53 млрд рублей.
В своем выступлении на форуме глава Минвостокразвития Алексей Чекунков отметил, что всего в действующих преференциальных режимах – ТОР, СПВ и АЗРФ – реализуется 273 проекта в сфере туризма с общим объемом инвестиций более 138 млрд рублей, создается 12 тыс. рабочих мест. По его словам, в 2022 году туристический поток Дальнего Востока вырос на 25%, а услугами отелей воспользовались 2,7 млн гостей.
«Трудно переоценить значение именно такого форума для того, чтобы дальше концентрировать, калибровать, затачивать меры государственной поддержки, получать обратную связь от инвесторов и, конечно же, самих туристов. И нам вместе объединять усилия для того, чтобы красота нашей природы и возможности для туристов были в полной мере раскрыты, и качество туристических услуг соответствовало вот этому природному потенциалу, который дает Дальний Восток», – добавил министр.
Зампред правительства Дмитрий Чернышенко уверен, что у Дальнего Востока самый высокий потенциал для развития практически всех видов туризма, уникальные природные места манят сюда туристов со всего мира. Он отметил, что в регионе расположены 60 из 230 российских особо охраняемых природных территорий, а самая протяженная береговая линия имеет выходы сразу к двум океанам. Такая концентрация природной красоты не может не привлекать внимания ценителей дикой природы.
«В прошлом году туристический поток на Дальний Восток очень серьезно вырос. Мы ожидаем, что в этом году он достигнет допандемийных показателей и выйдет на тот же уровень. Правительство РФ с нашей стороны создает все условия для ускоренного развития, прежде всего, туристической инфраструктуры и доступного отдыха на территории нашей страны. Делается это в рамках национального проекта “Туризм и индустрия гостеприимства”», – сказал Дмитрий Чернышенко.
По его словам, нацпроект «Туризм и индустрия гостеприимства» – инструмент, который эффективно работает. Он привел в пример выделение в прошлом году Бурятии и Камчатскому краю более 700 млн рублей из федерального бюджета на строительство 500 модульных и капитальных средств размещения. Он призвал субъекты ДФО активнее участвовать в этом проекте, наращивая классифицированных номерной фонд, чтобы регионы смогли принять больше гостей. В этом году в рамках нацпроекта на эту меру поддержки также заложены бюджетные средства.
Губернатор Камчатского края Владимир Солодов затронул в своем выступлении вопросы повышения доступности отдыха в регионах Дальнего Востока и, в частности, Камчатки. Также он отметил важность расширения сезонности. Он считает одной из ключевых задач растянуть короткий высокий сезон на весь год.
«Наша задача сделать так, чтобы на Камчатку смог приехать каждый житель страны не зависимо от дохода и уровня образования. И мы видим подвижки в этом направлении. В 2022 году нас посетили почти 340 тыс. человек. Это серьезный рост по сравнению с предыдущими годами, и мы для себя ставим задачу увеличить его примерно в три раза. И, повторюсь, сделать его доступным для всех категорий жителей нашей страны», – сказал Солодов.
Растущий интерес туристов и к Камчатке, и к другим регионам ДФО отметил также замминистра Минэкономразвития РФ Дмитрий Вахруков. Со ссылкой на данные Росстата он сообщил, что в 2021 году количество туристов в гостиницах составляло 2,6 млн человек, а по итогам 2022 года будет около 3,2 млн человек. Однако этого недостаточно.
«Пока не выходим на доковидный показатель, но в этом году есть все шансы до него дойти. Более чем в два раза вырос показатель посещаемости по Камчатскому краю – 109% и по Бурятии – 107%. Высокий показатель отмечен в Магаданской области – 77%. Однако в нацпроекте “Туризм и индустрия гостеприимства” принимают участие шесть дальневосточных регионов из 11. Доля турпотока ДФО в целом по России – всего 4,5%! Для территории, которая составляет 37% от территории страны – это непростительно мало, этот показатель надо наращивать», – считает Вахруков.
Гендиректор АО «Корпорация «Туризм.РФ» Сергей Суханов рассказал о будущем росте средств размещения в регионе – более тысячи гостиничных номеров появится на Дальнем Востоке к 2026 году. В настоящее время совместно с корпорацией реализуется семь проектов общим номерным фондом 2,1 тыс. номеров.
«Это гостиницы во Владивостоке и Магадане на 150 и 120 номеров, всесезонный парк “Три вулкана” на Камчатке – более тысячи номеров. Общий объем инвестиций во все эти проекты составляет более 97 млрд рублей. Первый проект введем в следующем году на 153 номера, следующие пять проектов на 887 номеров планируем завершить к 2026 году. Разработан мастер-план еще одной крупной туристической территории – горнолыжный курорт “Горный воздух” на Сахалине 1660 номеров, планируем ввести в эксплуатацию до 2030 года. Названные проекты позволят создать 6,4 тыс. рабочих мест, а общий прогнозируемый поток к 2030 году на эти туристические локации приблизятся к 1,7 млн туристов ежегодно», – сообщил Сергей Суханов.
В свете необходимости расширения турпотока на Дальний Восток вице-спикер Госдумы Ирина Яровая предложила включить в программу развития туризма в России санаторно-курортное лечение – для туристов разного возраста. У региона есть для этого все условия.
«Уже сегодня введу большую работу с правительством, чтобы санаторно-курортное лечение стало одним из направлений. Как и детский туризм, этот особый формат семейного отдыха должен быть в повестке развития туризма. Нужен формат семейного отдыха. Задача форума именно в том, чтобы определить различные форматы развития туризма, создав в итоге тот продукт, который будет востребован совершенно разными возрастными группами и людьми с разными жизненными интересами», – сказала она.
Яровая считает, что туризм должен стать основой развития экономики Дальнего Востока. По ее словам, необходимо на уровне регионов и муниципалитетов вплотную заниматься чистотой на улицах, качеством питания, медицинского обслуживания, безопасности, транспорта, гостиничного сервиса – всего того, что создает комфорт для приезжающих отдыхать.
Итогом делового форума «Дальний Восток – зима открытий» стало подписание ряда соглашений о взаимодействии по вопросам развития промышленного туризма в Камчатском крае, формирования туристской привлекательности, положительного имиджа и демонстрации промышленного потенциала региона. Основные итоги будут отражены в отдельном документе.
Справка:
Форум «Дальний Восток – Зима открытий» организован правительством Камчатского края при поддержке Аппарата полномочного представителя президента России в Дальневосточном федеральном округе, Минвостокразвития России, Минэкономразвития России и Фонда Росконгресс. Мероприятие получило статус официальной зимней площадки Российского туристического форума «Путешествуй!», инициированного Фондом Росконгресс в 2021 году.
Информационные партнеры форума – Федеральное агентство новостей (ФАН), коммуникационный холдинг 1MI, медиахолдинг «Турбизнес», информационное агентство «EastRussia», журнал «ЭкоГрад».