Поделиться
«Невозможно каждый год менять правила, и все подпрыгнули и побежали»
Поделиться

Руководитель дальневосточного предприятия-лидера в деревообработке и экспорте круглого леса о ситуации в отрасли и об отношении к возможному появлению единого госоператора с исключительным правом на экспорт кругляка.

Чем живет сейчас лесная отрасль Дальнего Востока, кто и на каких условиях пока может экспортировать лес кругляк, почему до сих пор не построили на ДВ целлюлозно-бумажный комбинат, и нет переработки низкосортной древесины, а также - станет ли благом (и для кого) создание единого госоператора с исключительным правом экспорта круглого леса за рубеж - на все эти вопросы EastRussia отвечает генеральный директор УК «RFP Group» Константин Лашкевич

RFP Group

- Какова сейчас ситуация в отрасли и конкретно на предприятиях «RFP group»?

 - Мы, компания – лидер лесной индустрии Дальнего Востока, и, конечно, та государственная политика, которая сегодня реализуется, она нас непосредственно касается. Исторически, с 2007 года, был взят курс на то, чтобы экспорт круглого леса закрывать и перерабатывать все внутри страны. Для этого были созданы скорее не инвестиционные условия, а ограничительные – заградительные пошлины введены, которые, казалось государству простимулируют лесопереработку. Конечно, мы все пошли в банки (крупные компании, кто занимались чисто лесным бизнесом), взяли кредиты, понастроили производств, но при этом период строительства занимает 5-7 лет (настройка оборудования, проектирование и т.д.), и все это время мы с 2007 года платили 25% пошлины на цену реализации круглого леса. То есть фактически в хорошие времена это было маленький плюс, потому что был рынок хороший, в плохие времена это был минус, но мы не могли останавливать заготовку, потому что это непрерывный технологический процесс, и это как бы часть лесного хозяйства – лесозаготовка. Поэтому на круглом лесе мы ничего не зарабатывали, а лесопереработку строили и учились на ней зарабатывать. 

Изображение: RFP Group

И в целом ситуация на Дальнем Востоке плюс-минус у всех одинаковая: кто-то выдержал такой режим изъятия прибыли через пошлину и одновременное строительство мощностей на заемные кредитные ресурсы, но если так посмотреть на отрасль, те, кто пошел по целевым программам, являются на сегодняшний день все банкротами, кроме нас. И у нас ситуация сложная. Единственный игрок на Дальнем Востоке работающий эффективно, рентабельно – это «Тернейлес», который находится выгодно географически, и у которых есть понятные стратегические инвесторы из Японии.

- Сколько вы сейчас платите пошлины за круглый лес?

- Сегодня мы работаем в рамках квоты, которую Минпромторг выделяет для лесопереработчиков. Сегодня не лесопереработчик не может на Дальнем Востоке экспортировать лес. Мы платим 13%.

 - То есть вообще? Даже под 80% сейчас не может «не переработчик» экспортировать?

 - Может, но 80% - это заградительная пошлина, фактически не может. Это невозможно, если только не декларировать по рублю и нарушать все мыслимые и немыслимые законы. Поэтому сейчас «не переработчик» не может экспортировать лес.

Почему мы продолжаем экспортировать лес, несмотря на то, что у нас построены перерабатывающие мощности? Дело в том, что у людей, которые далеки от леса, есть всегда два вопроса: «Почему лес рубят?!» - это, дескать, плохо, и второй – «А как так, круглый лес уходит на экспорт?! Как такое может быть, надо все перерабатывать!». Эксперты отрасли, они все понимают проблематику, для других поясню: вы все представляете форму дерева: у корня она потолще, у вершинки она потоньше. В нижней части - первых 4 метрах часто много дефектов, она называется у нас «балансом», то есть высокий процент отбраковки этой древесины идет в баланс, то есть ее нельзя механически переработать. Плюс то, что меньше 20 см в диаметре, то, что к вершинке идет уже ближе, это тоже механически перерабатывать невыгодно - сами пилы забирают какой-то процент бревна, плюс у вас будут доски, соответственно, с корой и… Соответственно, у вас получится выход 50% в среднем, ну по статистике. Если диаметры меньше 20 см, то у вас 70% уйдет в отходы. Поэтому в целом где-то процентов 50 от хлыста – это хороший пиловочник, который подходит для механической переработки, а остальное – это то, что неэффективно, сырье.

И вот традиционно это неэффективное сырье используется для целлюлозы, потому что там способ переработки химический: ее растворяют и получают волокна. И, собственно, для центральных регионов России, для Сибири запрет экспорта круглого леса или введение заградительных пошлин не является проблемой, а является всего лишь ограничением, при котором лесозаготовители вынуждены вот эти балансы отдавать на ЦБК для переработки, и, соответственно, у ЦБК становится много сырья. У нас ЦБК нет на Дальнем Востоке.

 - Это еще отдельный вопрос – почему у нас нет ЦБК?

 - Очень просто. У нас доминирует лиственница, из лиственницы целлюлозу не делают, а если делают, то там добавляют меньше 10%, получается специфическая целлюлоза, которая, в общем-то, не является сегодня драйвером рынка. А 50% у нас сырья – это лиственница. Мы привлекали компанию Пьёре (международная консалтинговая и инженерная фирма Pöyry PLC, которая позже объединилась со шведской компанией ÅF в AFRY- прим. ред.). Они изучали все наши ресурсы, нам все просчитали и сказали: «Ребята, ЦБК не летает у вас, к сожалению». К сожалению, целлюлозный проект на Дальнем Востоке не выгоден экономически.


Изображение: RFP Group

Потом у нас гигантские расстояния, от Приморья до севера Хабаровского края несколько тысяч километров, то есть, какой-то локализации нет. У нас произрастание пород, у нас же сопки, и это сложный рельеф, и у нас нет такой плотности кубатуры выхода, как, например, в Сибири, и таких диаметров. У нас лес очень взрослый, то есть он хорошего качества. Лиственница и елка наши гораздо плотнее, она физико-механические показатели отличные имеют, но объемные показатели – плотность на гектар, который мы снимаем, она меньше. Поэтому в целом ну нет там предпосылок для ЦБК.

- Но половина леса же вашего ель?

- А там невозможно… Вот минимум комбинат-«миллионник» нужен. Чтобы его загрузить, надо 7 млн кубов, например, агрегировать только балансов и тонкомеров, где такой объем взять? Вся заготовка сегодня Дальнего Востока – 10 млн по хвое. Ее невозможно аккумулировать сегодня в каком-то одном месте, а маленькие ЦБК тоже экономически неэффективны. Ну и, по большому счету, ну хорошо, мы сделаем ЦБК для елки, а для лиственницы что? Те же самые механизмы плюс-минус должны быть тогда для отдельно взятой породы. Поэтому не работает эта история, все старались, но все в итоге понимают, что нерабочая история.

И плюс у нас есть еще сезонность, например, в зиму мы больше заготавливаем лиственницу, избыточно ее заготавливаем, а летом – избыточно елки. Но, например, зимой же нам тоже надо елку перерабатывать, заводы должны работать, ну это автомат Калашникова, он должен работать, это конвейер, это четкое, все время непрерывное производство круглосуточное. И получается, что я должен проектировать мощности и лесозаготовку делать по-узкому. То есть, соответственно, у меня зимой возникает избыток лиственницы, которую мне надо экспортировать, но останавливать заготовку я не могу. И то же самое с елкой. Поэтому возникает избыток, условный избыток вот этого круглого леса, который мне надо куда-то девать, для того чтобы свою переработку обеспечить 100% качественным, классным сырьем.

И вот единственная возможность, которая существовала и существует на сегодняшний день в рамках Дальнего Востока, - это экспорт. Потому что Китай принимает все это сырье, у них огромное количество мелких переработчиков плюс ЦБК, которые все это добирают, подбирают. Да, «балансы» стоят достаточно дешево, «пиловочник» стоит хороших денег, но в целом это очень понятный рынок. И сегодня мы сталкиваемся с ситуацией, что запрет экспорта круглого леса приводит к тому, что мы 30% должны условно бросать в лесу или как-то их утилизировать, но мы не можем по щелчку пальцев какой-то утилизатор сделать быстро. Теоретически можно, в горизонте 5-7 лет, но быстро не можем. А второй момент – то, что вот этот перепад зима/лето, куда девать этот избыточный лес? То есть мы не можем, грубо говоря, большой объем хранить полгода, чтобы он с зимы долежал до лета или с лета до зимы. Соответственно, здесь тоже возникает перекос баланса. И это все, к сожалению, вот та государственная политика, которая сегодня проходит, она это упускает из виду, потому что это очень узкая специфика региона.

 - Как мы помним все, с 2007 года государственная политика нацелена на увеличение переработки, почему за эти 14 лет так не созданы самими предприятиями возможности для переработки вот тех самых избытков?

- Все очень просто: ведь вопрос в экономике. Например, на сегодняшний день нет очевидных продуктов, которые посредством механической переработки вот этой низкосортной, балансовой древесины, тонкомерной получить рентабельный продукт. Просто нет очевидных решений. Только в последние пять лет появился рынок, например, топливных пеллет по долгосрочным офтейкам с Японией. И там экономика работает, только если ты берешь отходы лесопереработки. Если ты берешь «баланс» - целое бревно, пусть оно не такое высококачественное, как «пиловочник», ты на нем получишь минусовую экономию. Поэтому вопрос весь упирается в экономику. ЦБК не построишь, потому что не та структура, а переработка низкосортной древесины, она очень низкорентабельна или убыточна.


Изображение: RFP Group

Почему, например, у китайцев получается пилить, а у нас нет? Потому что там огромное количество потребителей мелких в Китае и огромное количество тех, кто лесопилочки держит. Вот он купил три бревна, посмотрел его: «Ага, тут я по два метра его распилил, вырезал дефект, тут на упаковку нарежу, реечки, распущу, здесь на это, а отходы я на ЦБК». Там просто огромное количество потребителей, огромное количество покупателей, поэтому это возможно. А у нас конвейерная система, то есть эффективно только стандартизированное сырье, массовая переработка и коммодитис, которые мы отправляем. Поэтому просто нет экономически эффективного продукта, который бы при сегодняшней стоимости денег в Российской Федерации заемных, кредитных, позволил бы нам получить экономически эффективный проект.

 - Какой выход Вы видите из сложившейся ситуации?

- Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Нам говорят: «Стройте мощности!» Мы понимаем: год – на проектирование, год – на начало строительства, контрактацию, если это серьезное производство, финансирование, сварить всю кашу юридическую, и можно строить какое-то большое производство. Маленькую лесопилочку можно построить хоть завтра, но сегодня она не летает, потому что введены еще ограничения и на продукты лесопереработки, то есть, есть требования уже и к продуктам лесопереработки, иначе они тоже начинают облагаться заградительными пошлинами. Поэтому у нас просто нет времени, чтобы это сделать.

Вообще рецептов много. Можно сделать последовательной политику. То есть, грубо говоря, есть квота для лесопереработчиков. Вот она работает, и оставить ее как есть. Для Дальнего Востока уже созданы все механизмы, просто сейчас из-за того, что новая инициатива пришла, просто обнулили все то, что делали по Дальнему Востоку отдельно, и пытаются всех в одни правила загнать. Поэтому первое – оставить Дальний Восток, как уже была за время выработанная политика: квота на Дальний Восток для лесопереработчиков. Грубо говоря, мы себя сырьем обеспечиваем, все, что не нужно, продаем. Это как бы вариант один – ничего не трогать.

Второй вариант – это то, что предложил Юрий Петрович Трутнев, вот недавно в прессе было, обсуждалось, - это создание некой единой госкомпании, которая бы осуществляла экспорт круглой древесины, невостребованной лесопереработчиками. Чтобы она являлась неким таким клапаном, единым порталом для того, чтобы сбрасывать на экспортный рынок ту древесину, которую мы не можем экспортировать, а, например, доходы, заработанные с этого процесса, реинвестировать как раз вот в эти низкомаржинальные проекты, в утилизаторы на Дальнем Востоке в государственно-частном партнерстве или в каких-то совместных проектах. Мне кажется, идея хорошая. Вопрос – чтобы ее не превратить в чью-то, так сказать, структуру…

 - Кормушку?

-Кормушку, да. Поэтому я вашему вниманию хотел представить наше видение выхода из ситуации.


Изображение: RFP Group

Мы являемся лесопереработчиками и также лесозаготовителями, но мы не всю лесозаготовку делаем сами: много подрядчиков, много мелких поставщиков и т.д. То есть сегодня существует механизм: Минпромторг дает квоту лесопереработчикам. Мы предлагаем так и оставить. То есть Минпромторг дает квоту лесопереработчикам, мы высокосортный лес отправляем на переработку, а невостребованный круглый лес, то есть это резервные объемы и низкие сорта отправляем с помощью госоператора на экспорт.

Как мы видим работу госоператора? Например, Российский фонд прямых инвестиций, КРДВ, госбанки создают такую госкомпанию, например РФПИ может войти активами и компетенциями РФП Групп. Можно предложить войти в проект другим лесопереработчикам, как учредители или в совет директоров. Почему я считаю это важным? Потому что тогда будет обеспечена прозрачность. То есть мы-то все понимаем, мы, эксперты рынка будем понимать – по рыночным ценам продают наш круглый лес, который мы передаем госоператору, или нет. Вот должна быть обеспечена прозрачность. И мы, как видим: что, например, с «балансов» госоператор будет забирать условно «ноль», потому что лишь бы его купили за любые деньги выше себестоимости. С «пиловочника» меньше 18 см – 5% с цены, и 18+ - можно забирать 15-20%. Это при условии хорошего рынка. Когда рынок плохой, надо это все обнулять, чтобы позволять выдержать конкуренцию на этом рынке. И все это выкидывать в экспорт.

По нашим подсчетам, при квоте 4 млн на Дальний Восток эта госструктура будет аккумулировать порядка 20-40 млн долларов в год прибыли, ну маржи. Там какие-то будут операционные затраты и т.д., но в целом это от 20 млн. То есть это как раз инвестиционный ресурс, который может сгенерировать госструктура и уже создать инвестпроекты также с лесопереработчиками либо с какими-то стратегическими инвесторами. Это был бы хороший клапан, понятный механизм инвестирования, понятные инвесторы, понятная структура, понятная система, прозрачная, понятная, в соответствии с решением президента и в целом с учетом специфики Дальнего Востока.

- Но эта система сразу вышибет дух у многочисленной армии мелких заготовителей, не переработчиков.

- Ну, во-первых, на Дальнем Востоке мелкие переработчики, которые не построили лесопереработку, их уже нет. Все. Эта уже тема закрыта.

- То есть любой, имеющий лесопилку, имеющий деляну, сможет экспортировать излишки леса, так получается?

- Любой, у кого есть не просто китайская лесопилка, а чтобы это была технологичная, комплексная переработка, чтобы отходы не портили экологию, чтобы было там пеллетное производство или какое-то плитное, чтобы была механическая переработка, чтобы все было по проекту. Не так, что где-то поставили распиловку, отходы сожгли, грубо обработали и отправили, - нет. Здесь госоператор в рамках квоты, то есть квота выдается Минпромом, она выдается, по сути, только тем компаниям, которые подтверждают свои производственные мощности.

То, что касается мелких, никто не мешает построить переработку, получить лес, подать на квоту в Минпромторг и также через оператора потом невостребованную древесину вывозить. Это очень понятный механизм становится. Но с обязательным условием – ты становишься переработчиком. А то, что касается лесозаготовительных мелких, которые, например, говорят: да мы не хотим ничего строить, не хотим переработку… Нет проблем – делайте долгосрочные договоры с лесопереработчиками по купле-продаже леса или заготовке леса, и мы можем спокойно создавать такой рынок, что, ребята, вот, пожалуйста, даже мы вам арендованный свой лес можем передать, пожалуйста, заходите, работайте, показывайте эффективность свою, привозите нам лес весь, мы нужный заберем на переработку, ненужный отправим на экспорт. И понятная конструкция, где во главе пирамидки госкомпания, потом идут лесопереработчики и потом идут лесозаготовители, которые формируют глобально основную стоимость вообще в этом процессе.

- Вот вы сказали, что, по примерным оценкам, госоператор будет изымать что-то в районе 40 млн с рынка, правильно? Я смотрю цифры экспорта официальные Дальневосточного таможенного управления, которые дали за 2020 год: экспортировано с Дальнего Востока - там все лесоматериалы - на, грубо говоря, 900 млн долларов. Это получается, что из этих денег нужно будет изъять 40 млн. Компании готовы это отдать?

- Смотрите, давайте посмотрим, сколько мы сегодня отдаем через экспортную пошлину? Мы столько же и отдаем, даже больше. Поэтому, по большому счету, если для госоператора, естественно, пошлина будет «ноль», он просто целевым образом забирает эти деньги и целевым образом потом вкладывает. Конечно, мы готовы будем отдать это на высоком рынке. Ну, ноль «баланс»… У меня «баланс» и «тонкомеры» – самая большая проблема. 0 и 5% меня устроят за услуги оператора. Если у меня будет пиловочник вот этот избыточный, 20% я тоже на хорошем рынке готов отдать. Я 25% отдавал 10 лет. Поэтому для меня как бы это понятная история. Да, когда будет плохой рынок, мы все придем и скажем: ребята, сейчас плохой рынок, давайте изменим условия.


Изображение: RFP Group

Вот я сейчас приведу просто пример, что такое плохой рынок. Вот посмотрите, с 2012 по 2020 год. Видите, «красная» зона – это резкое падение рынков, при котором мы все уходили просто в жуткий минус. Видите, он достаточно долго восстанавливается, потом опять просаживается. Видите, вот 2019 и 2020 год – у нас жесткая просадка, вот у нас только сейчас идет отскок цен, то есть новый цикл на подъеме. Поэтому это очень цикличная история, очень такой волатильный рынок, очень спотовый, поэтому тут, конечно, как в нефти, изъятия должны происходить только в тот период, когда рынок хороший.

 - А почему мы в Америку, например, не поставляем массово продукцию, а ограничиваемся только Китаем и близлежащими странами? В Америке сейчас резко выросли объемы жилищного строительства. Совсем недавно американские домостроители обратились к президенту Байдену с просьбой отменить вообще пошлины на импорт канадской древесины. Но канадские объемы поставок непрерывно падают, канадцы ограничивают объемы вырубки в своей главной лесоносной провинции - Британская Колумбия. Соответственно, Америка вынуждена замещать все эти истории поставками из Европы, из других провинций Канады.

- Сейчас действительно наступило время подъема, и при этом совершенно ограниченное предложение. И выигрывают те страны, которые развили интенсивное лесопользование, - такие, как Новая Зеландия. Новая Зеландия – № 1 экспортер круглого леса в Китай, она поставляет круглого леса больше, чем вся Российская Федерация, представляете, то есть это просто… меня это всегда просто изумляло. И мы, конечно, этот рынок потеряли, это факт, и в Японии, и в Китае мы потеряли этот рынок.

Почему мы не поставляем в Америку? Это – логистика. У нас очень низкий товарооборот с Соединенными Штатами, у нас нет такого трафика обратных грузов дешевых, портов специализированных. Если из Новой Зеландии, например, в Китай едет 40-тысячное судно, груженое древесиной, то у нас 5-тысячники – это максимум, и это всегда дорого, долго по погрузке. То есть мы по логистике проигрываем портовой. Поэтому ответ простой: очень дорогая логистика. Достреливать до США круглым лесом невозможно.

По пиломатериалам я хочу сказать, что многие переориентируются сейчас из России, многие сейчас находят эти рынки. Кстати говоря, на корейском рынке пиломатериалов произошел просто бум за последний месяц, там цены выросли в 1,5 раза, притом, что нас там душили весь ковидный год просто жестко. Почему? Потому что Европа обиделась на корейцев, уехала в Америку, и корейцы остались вообще без пиломатериалов. Поэтому мы сейчас в какой-то степени, вот все что можем производить, грузим, там хорошие сейчас цены.

В целом по рынку все позитивно, главное теперь – обеспечить сбалансированную политику для предприятий внутри Дальнего Востока и в целом по всей Российской Федерации, чтобы мы могли эти рынки, мы могли быть на них конкурентоспособны. И факторов конкурентоспособности на самом деле не так мало, и большинство из них играют не в нашу пользу.

- А мы сейчас сможем переработать все, что заготавливаем на Дальнем Востоке? На Запад вести баланс – бревно станет золотое. Какие у нас диспропорции?

- Ну, порядка 30% нам надо будет мульчировать, утилизировать в лесу. Это повлечет увеличение себестоимости в 1,5 раза лесозаготовок. Это приведет к увеличению себестоимости с, условно, 200 долларов до 300 долларов на доску, то есть это опять нас прибьет даже на уровне высоких рыночных цен к нулевой рентабельности, поэтому это катастрофа, и это в лучшем случае. Поэтому для нас очень важно найти решение экспорта вот этой невостребованной резервной и балансовой древесины, и тонкомерной.


Изображение sam8927 с сайта Pixabay

Конечно, надо строить мощности, мы понимаем, что иного пути нету, надо делать упор на механическую переработку более, может быть, сложную, учиться работать, как китайцы, только в масштабах своей отрасли, привлекать инвесторов на более конечные продукты, здесь делать клееные изделия и т.д. CLT-панели, например – под них можно вот эти «тонкомеры» пилить. Пеллеты делать с японцами, по оффтейкам по длинным заключать контракты. Надо просто время, нам нужно 5-7 лет на то, чтобы и ресурсы аккумулировать для того, чтобы этот процесс был эволюционным… ну, даже это революционный все равно подход – за 5-7 лет так отрасль перевернуть еще и по низкосортному. Но в целом другого пути сбалансированного и безболезненного нет.

- То есть вам уже сейчас невыгодно на экспорт гнать кругляк, так?

- Нет, сейчас это еще выгодно, в рамках квоты. Но я сейчас уже готовлю сокращение по тем участкам, которые у меня не помещаются в квоту и которые под 2022 год не вписываются в баланс технологический.

- Кстати, квота, вам ее не хватает, получается. Как она формируется? Вот вы на экспорт сколько бы хотели отправлять, а сколько вам дают?

- Сейчас, распределение было 4 млн кубов круглого леса на весь Дальний Восток. В принципе, это нормальный объем, он посчитан стратегически, он практически никогда не выбирался, потому что тут не запустили, там не запустили, тут не на полную мощность и т.д. Плюс были запреты на то, что, например, ты должен только свой кругляк брать, но ты не мог спасти товарища, который за стеной, потому что не было разъяснений, что можно, например, у них этот кругляк тоже взять часть себе, часть на экспорт, потому что все боятся. Мы «белая компания», мы боимся, что нас назовут «черной», поэтому мы очень осторожно подходим к этим всем госисториям.

Но в целом сказали, что 4 млн, и тут же сейчас вышел законопроект – урезать в два раза. Вот если урежут в два раза – все, мы уже в сентябре столкнемся с проблемой 2022 года. Поэтому мы все сейчас боимся и ждем, когда у нас отрежут это. Проект постановления есть, он прошел все госпроцедуры. Весь Дальний Восток, который писал свои возражения, свои замечания, предложения в рамках обсуждения общественного, был абсолютно такой вот четкий ответ: есть решение президента и, условно говоря, оно обсуждению не подлежит.

- Подводя итог - если появится эта единая компания с исключительным правом экспорта леса, и вы будете сбрасывать ей свой баланс – для вас это будет оптимальным выходом?

- Да, мы будем рады, мы будем рады в этом участвовать своей экспертизой, потому что мы правопреемники еще советского «Дальлеспрома», у нас есть все экспертизы, мы поможем, мы подскажем. У нас в акционерах Российский фонд прямых инвестиций, это госкорпорация, и мы в целом понимаем, что можно обеспечить и прозрачность, стратегичность этого процесса и очень надеемся на то, что Юрий Петрович эту идею разовьет дальше, и Владимир Владимирович услышит.

- Ну вот, для полной ясности. То есть, вы туда сбросите этот лес, вы на нем не заработаете?

- Скажем так - мы не потеряем, вот что важно. То есть сегодня, если закапывать его в лесу, условно говоря, утилизировать, мульчировать, измельчать, - это (я не говорю про экологические последствия, если мы все будем делать по правилам, это все нормально, но мы ответственная компания, а многие могут не делать) в первую очередь экономика. Когда 50%, ну 30-50% с лесосеки не вывожу как товар, пусть даже по себестоимости я его продаю, то у меня, условно-постоянные расходы все лягут на тот пиловочник, который я повезу. Он у меня станет золотой, и я стану неконкурентоспособен по сравнению с Сибирью, я уж не говорю про Новую Зеландию и всех остальных. Поэтому тут просто вопрос конкурентоспособности.

 - Заградительные меры вводились, в том числе, чтобы вывести на чистую воду вот таких «черных лесорубов», которые умудряются до сих пор, несмотря на все информационные системы, продавать лес за рубеж. Сейчас должен заработать в Хабаровском крае и в Забайкалье пилотный проект «Лесвосток». Вы что-нибудь про это слышали? Вы что-нибудь от этого ждете? Или вас больше волнует проблема 2022 года?

 - Конечно, нас больше волнует проблема 2022 года, потому что это все равно что заниматься проблемами бухгалтерии, когда у тебя производство остановлено. Но, тем не менее, это очень важно – обеспечить прозрачность в лесу. Вообще в лесу должен быть хозяин. Государство сегодня дрянной хозяин, дрянной. Потому что во всем мире, если посмотреть, либо есть частная собственность на какие-то отдельные земельные участки, наиболее плодородные лесные участки и там занимаются интенсивным лесопользованием. Если 10%, например, в Российской Федерации лесных ресурсов сделать частной собственностью, то это будет колоссальное облегчение и для природы, и для бизнеса, и для всего. Но пока такой политической воли нет. Хотя весь мир идет к тому, чтобы частично выделять наиболее плодородные лесные участки под частную собственность, и вокруг ЦБК в радиусе 200 км.


Что касается учетной системы – то здесь сегодня существующий ЕГАИС, в принципе, нас он задисциплинировал, мы много чего стали делать, он даже нам самим помог наладить учет. Там много было поначалу таких историй неотработанных, сырых, но потом подкрутили, подправили. Можно ли его обходить? Да любую систему можно обходить. Но, тем не менее, сегодня, как, знаете, вот есть карта… Любое лесоустройство сегодня у нас устарело: то, что растет реально, и то, что на бумаге – это все устаревшая документация. Сегодня расчетная лесосека у нас 3 млн, а мы заготавливаем 1,5 млн, и не потому ачто мы не хотим больше, нету больше. Устаревшее лесоустройство, надо его корректировать, надо его менять.

А это должно государство делать, оно собственник. Дороги тоже мы все строим, содержим тоже мы все всю инфраструктуру лесную, пожаротушение, пожарозащитные мероприятия – все на нас, на арендаторах. Конечно, когда компании маленькие, они ничего этого не делают: они там пробрались, нарубили, убежали, все оставили. Посадки все на нас восстановительные. Поэтому сегодня мы - частные компании, крупные компании – как бы и есть лесное хозяйство. К сожалению, сегодня система лесхозов, она фактически уничтожена, сегодня хозяина в лесу нет. И то, что этим надо серьезно заниматься… Но этим надо заниматься в масштабах 20, 30, 50, 100 лет, смотреть долгосрочно и быть последовательными. Невозможно каждый год менять правила, и все подпрыгнули и побежали. И, к сожалению, это не пряник, а вот прямо кнут-кнут. И мы этим занимаемся, и акционеры этим занимаются не потому, что нам это выгодно, 10 лет мы в этом бизнесе, ничего не заработали, только вкладываем.

Те компании, которые вопросами этими не занимались, перестали платить по кредитам, перестали платить налоги, ушли в серую зону, их там побанкротили, уголовные дела итп. Но это не оттого, что люди плохие этим занимались, поймите что, в принципе, люди пытались выжить, но по-другому. Это у нас была возможность с банками договариваться, реструктурировать, у акционеров денег взять, еще что-то. Но у большинства компаний, которым там стартовали, такие проекты, как «Азия-Лес», «Аркаим», они все сейчас в банкротстве. Почему? Потому что условия для бизнеса были достаточно сложные, проще было улететь в эту серую зону и в криминал, чем развиваться. Дорогие деньги, постоянно куча препон всяких, куча административки… Конечно, мы дети и детище в том числе той политики, которая есть. Но я верю в будущее светлое, я верю в том, что мы можем найти здравые решения, инвестиционные решения, у нас замечательные люди работают в отрасли, профессионалы, они есть пока. Мы, крупные компании занимаются воспроизводством своих кадров, но, к сожалению, сложно лучшие кадры растить, когда мы такая низкомаржинальная, убыточная за счет изъятия прибыли государством через пошлины.

- Последний вопрос - сколько времени, по-Вашему, понадобится на создание такой единого госоператора? Вот вы сейчас свои действия планируете исходя из того, что экспорт закроют, в надежде, что будет вот единый экспортер. А сколько времени необходимо, чтобы его создать?

 - Это процесс не быстрый, потому что требует согласования на различных уровнях – федеральном и т.д. Дай бог, чтобы это появилось до конца года, если сейчас эта инициатива будет развиваться в каком-нибудь прикладном русле. У нас, к сожалению, от заявлений и хорошей идеи до реализации может проходить много времени, и она по дороге рискует умереть на разных этапах. Поэтому если будет воля президента и он услышит эту проблему, и в рамках глобальной стратегии для него это будет понятное решение, то тогда это, конечно, произойдет быстро. Если это будет от нашей инициативы, от какой-то региональной инициативы, это будет практически невозможно. Поэтому здесь мы сталкиваемся с тем, что стратегия не учитывает тактические региональные моменты, и решение о создании государственного оператора экспорта круглого леса с Дальнего Востока может принять только президент страны.

 

Алексей Збарский Теги:
Картина дня Вся лента
Больше материалов