Павел Минакир: Дальний Восток - не статистическая строка

- Павел Александрович, Дальний Восток объявлен зоной приоритетного развития, туда постоянно ездят с визитами высокие гости, планируется перевод в ДВФО головных офисов крупных компаний и ведомств. На ваш взгляд, не являются ли в нынешних условиях эти планы слишком грандиозными и формальными, насколько они реализуемы? И какое рациональное зерно есть в этих программах (о которых вы еще 4 года назад отзывались весьма иронично)?

- Зона приоритетного развития – странная формулировка. То, что Дальний Восток попал в число приоритетов, которые формулируются для инвестиционной и бюджетной политики государства, это понятно и рационально всего лишь по одной причине. С начала 2000-х годов стало ясно, что Россия не способна удержаться на одном только европейском рынке как главной платформе для экономической экспансии. Этот рынок конкурентен, и он имеет определенные размеры для своего расширения, и они заданы, прежде всего, внутренней динамикой Европейского Союза.

Существует два тезиса, которые только на первый взгляд вытекают один из другого: нам нужно идти на восток, и для этого необходимо ускоренно развивать Дальний Восток России, а для этого нужно увеличивать население. Это ложная логика. Из первого посыла не следует второй. Когда экономика большой страны разворачивается на новое направление, ей нужны новые магистральные коридоры. Поэтому стране необходима развитая железнодорожная сеть, новые трубопроводы, энергетическая система, модернизированные портовые комплексы. Но это программа развития сети магистралей, к развитию региона (если понимать под этим увеличение населения, качество жизни, структуру экономики региона) она не имеет отношения.

А увеличение численности населения – также один из планов властей – коварная вещь. До 1990-х годов на Дальнем Востоке жило около 8 млн человек, а сейчас - 6,5 млн. Во-первых, армия стала меньше, во-вторых, уменьшилась военная промышленность. Чтобы восстановить население, нужно все это вернуть обратно. Следственно, необходимы огромные средства, а кроме того, нужно просто опять превратить экономику страны в гигантский государственный военно-промышленный комплекс. Тратить деньги на инфраструктуру необходимо, все остальное – вычет средств из других статей. Должны быть железные доказательства того, что этот вычет приведет к увеличению богатства здесь и не приведет к уменьшению его по остальной стране. А это очень может быть, ведь эффективность экономики на Дальнем Востоке ниже, чем в среднем по стране. Делать на Дальнем Востоке маневры с собственным благосостоянием – опасно. Поэтому рациональных зерен я здесь не вижу.

- Экономика Дальнего Востока сейчас находится не в лучшем положении. Стагнация, депопуляция и прочие подобные «–ции» дальневосточникам знакомы не по учебникам, а на собственном опыте. Какие из этих тенденций наиболее опасны сейчас, с чем государство может и должно бороться? Есть ли для такой борьбы (а не просто лозунгов о «прорыве») силы, средства и ясное понимание целей?

- Откуда берутся эти устойчивые заблуждения? Ведь они родились не сегодня. На Дальнем Востоке нет депопуляции - такого положения, когда население вымирает. Здесь есть отрицательная миграция, и она характерна не только для Дальнего Востока: в России очень ограниченное количество мест, где она положительна. Проблемы с миграцией существовали на Дальнем Востоке всегда. До 1991 года люди приезжали сюда и в течение года, и из 10 человек 9 уезжали, а оставался один. Сегодня ситуация другая – почти никто не приезжает, потому что незачем ехать, но уезжать продолжают.

Или еще один термин - стагнация. Кривая от 1990-го до 2014 года производства на Дальнем Востоке расположится ниже, чем кривая в среднем по России. Другая кривая, которая показывает, как меняются темпы каждый год. Оказывается, что на Дальнем Востоке три года темпы выше, затем три года идут на спад. И так постоянно. Это связано с тем, что в регионе в основном работает добывающая отрасль и при этом почти полностью на внешний рынок. Ее работа зависит от двух вещей – во-первых, как меняются запасы, во-вторых, как меняется спрос на внешних рынках, а он цикличен. На Дальнем Востоке именно такая экономика, у нее своя структура и свои особенности роста. В других регионах иные закономерности.

Какие тенденции опасны на Дальнем Востоке? Я специфических опасностей не вижу, проблемы есть, но они не исключительно дальневосточные и не вполне экономические. С этой точки зрения составлять какие-то программы, которые дали бы решение всех вопросов, - утопия. Экономика распределена на Дальнем Востоке неравномерно: она сосредоточена вокруг городов, а север, например, вообще пустой и всегда таким останется.

Я не могу сказать, что они абсолютно бессмысленны, но надо понимать, в чем этот смысл. Существуют специальные решения, которые иначе, как в форме программы, реализовать нельзя. Например, чтобы построить трубопровод через пол-Сибири и весь Дальний Восток (а это программа), нужно знать меру: до некоторых пор программа благо, но когда ты начинаешь ее раздувать до масштаба универсальной оболочки, она становится вредной. Кроме этого, через программы могут построить школы или роддома в селах, что местными усилиями сделать невозможно.

- В 1930-е годы добровольцев активно агитировали переезжать на Дальний Восток (на что была задействована вся мощь пропагандистской машины). Какие способы уменьшить отток населения из этого региона на сегодня могут оказаться самыми действенными? Климат лучше не станет, расстояния не сократятся, цены не снизятся, дороги и инфраструктура тоже вряд ли в ближайшем будущем станут намного лучше. Тогда что вновь «позовет добровольцев на Дальний Восток»? И каких именно?

А как можно привлечь людей? На Сахалине начали осваивать шельфовые месторождения. Люди туда приехали, потому что появился спрос и деньги. Там появилась инфраструктура, огромные заводы, и это не вчерашние рыбаки, а высококвалифицированные специалисты. Или в Хабаровске началась реконструкция НПЗ, ее делают в том числе турки. Все дело в спросе.

- Вы выдвинули идею сделать «свободными городами» Хабаровск и Владивосток, убрав все пограничные барьеры. Идея порто-франко не нова, ею были в свое время Одесса, Барселона, Феодосия, Батум. Владивосток носил этот статус с 1861 года по 1909 год. Как вы видите осуществление такой идеи в современных условиях применительно к нашим городам Дальнего Востока? Что это даст и какие риски «вольный» статус может в себе нести?

- Когда-то я говорил об этом, но такое предложение уже давно не актуально. Эта идея отчасти отражена в идее территорий опережающего развития (ТОРов).

Концепция ТОР должна бы состоять в том, чтобы на базе крупных центров – прежде всего Хабаровска и Владивостока – создавать благоприятные условия, причем не для иностранцев, а для местного активного населения.

Мне кажется, нужно дать этому же активному населению возможности и технологические навыки в маленьких стартапах отрабатывать новые продукты на новых технологиях. Я знаю, они есть в России. В небольших территориях, в пределах крупных городов могут быть заложены такие зоны. На Уссурийском острове – пустой территории – можно сделать эту зону. Найдутся 200 человек, которые способны сделать новые проекты, можно было бы подготовить для них землю, построить дорогу, протянуть линию электропередач, воду и пять лет их просто не трогать. Через три – пять лет они наполнят бюджет и создадут из этой территории конфетку.

- Как вы оцениваете предложение создать на Дальнем Востоке территории опережающего развития и особые экономические зоны? В каких усовершенствованиях, на ваш взгляд, нуждается законодательство, регулирующее сферу государственно-частного партнерства, налогов и т. д. применительно к этим планам?

- Хочется сделать территории опережающего развития - сделайте, только не надо создавать 20-30 таких территорий, из этого получится бюрократический раш. Создайте для начала две и посмотрите, что будет. Ведь на сегодняшний день ситуация парадоксальна. В ТОРах, по словам чиновников, будут созданы изумительные условия для развития бизнеса. Но для чего и какого бизнеса?

Когда Китай создавал свои первые шесть свободных экономических зон в 1979 году, у них была четкая позиция: пустая земля, неограниченное количество рабочей силы, предоставление на 49 лет в аренду земли по льготным ставкам, льготы в налогообложении, комфортное законодательство в заключении трудовых контрактов. Китайцы создали четкую бизнес-концепцию, и там сконцентрировались гигантские промышленные отрасли.

К тому же под площадками предлагаются довольно экзотические места – Ванино, Комсомольск-на-Амуре, район имени Лазо. В Советской гавани уже есть ОЭЗ, и она не работает.

- На сегодня Россию расценивают на рынках АТР исключительно как поставщика сырья. При каких условиях она может выбиться из этой роли, возможны ли они сейчас? Есть ли, на ваш взгляд, мировой опыт, который в этом случае нам следовало бы взять на вооружение?

- Для того, чтобы стать не просто поставщиком сырья, нужно обладать технологиями. Даже в области добычи и переработки сырья мы не имеем достаточных технологий. В связи с украинским кризисом это стало очевидно. В этой области мы отстали от развитого мира очень надолго. Поэтому нужно осуществлять программу адресного технологического перевооружения экономики страны. Последние 20 лет в России идут дискуссии, нужна ли стране промышленная политика? Официальная точка зрения утверждает, что не нужна.

- Вы выступили с критикой правительственных планов подъема дальневосточной экономики, назвав их «поисками философского камня», и пояснили, какие меры считаете адекватными. Находите ли вы (и экспертное сообщество в целом) понимание на уровне руководства страны или ваши слова просто «принимают к сведению»?

- Советником быть трудно, но легче, чем принимать решения. Различие в следующем – варианты решений можно выдавать непрерывно, такова работа. А что произойдет, если не будут приняты решения?

- Чего, на ваш взгляд, Москва вообще не хочет понять, не может понять и не поймет о Дальнем Востоке? Чем чревато такое непонимание?

- Москва – это на самом деле трудно осмыслить – не понимает, что пространство имеет значение. Когда говорят «Дальний Восток», имеют в виду статистическую строку, точку на карте, которая имеет свои показатели. Но эта точка разворачивается в гигантское пространство с совершенно специфическими условиями. Когда смотришь на просто статистическую строку, очень легко фантазировать.

- Есть ли риск того, что в будущем Дальний Восток окончательно «отделится» от остальной страны если не административно, то экономически, в социальном плане, по уровню и качеству жизни населения?

- Нет, этого происходить не будет. С чисто экономической точки зрения он мог бы существовать как самостоятельная территория, и такой опыт был в 1920-х годах. Но никаких этнических, политических и гуманитарных условий сейчас на Дальнем Востоке для этого нет. К тому же, все это возможно для очень узкой полосы на Дальнем Востоке, она протянется вдоль Амура и вдоль Уссурийской железной дороги до Хасанского района Приморского края. Сюда также можно отнести юг Сахалина. Здесь может сложиться такая ситуация, когда стандарты жизни, гуманитарно-экономические и финансовые взаимосвязи с Китаем, Кореями и Японией станут теснее, чем с центральной Россией. И я не думаю, что это было бы плохо, естественно, при сохранении политического суверенитета.