Виртуальный Саммит организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) летом 2021 г., равно как и другие мероприятия под ее эгидой, демонстрируют векторы перемен.
Дмитрий Шелест, зам. директора Экспертно-аналитического центра ДВФУ – о роли Российской Федерации в АТЭС и будущих перспективах.
Государства, входящие в Тихоокеанский бассейн, имеют различное экономическое и политическое устройство, далеко не равный вклад в мировой валовый продукт, а также различные по своей сложности отношения с другими игроками на международной арене. Тем не менее, страны-участники АТЭС объединяет общая обеспокоенность перед будущим, которое сегодня меняется почти мгновенно с исторической точки зрения. Возможность ожидания, когда та или иная проблема разрешается сама собой, или кто-либо неожиданно справится с ней в современных условиях, становится весьма порочной, если не самоубийственной стратегией. Причем пандемия COVID-19 лишь усугубляет проявление «новой реальности», но отнюдь не является ни ее началом, ни ее концом.
Согласно планам АТЭС, в 2021 году было запланировано несколько площадок, на которых с июля по ноябрь должны обсуждаться вопросы продуктовой безопасности, участие женщин в экономике, проблемы малого и среднего бизнеса, фундаментальные экономические вызовы в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), состояние глобальной финансовой системы применительно к региону и многое другое в указанных направлениях. В то же время привычная встреча лидеров тихоокеанской организации была инициирована в июле в срочном порядке премьер-министром Новой Зеландии Джасиндой Ардари. Очевидно, что идея виртуального саммита, запущенная председательствующей страной, была согласована с основными игроками: Китаем, Россией, США и Японией. Однако это не уменьшило интригу и сообщило дополнительный интерес всем предстоящим начинаниям в рамках АТЭС-2021.
Специфика и прошедшего виртуального саммита и других мероприятий заключается в том, что объединение тихоокеанских экономик по своему политическому смыслу – достаточно нейтральная площадка. В свою очередь смещение объема производств и денежного оборота в Тихоокеанский ареал придает определенный политический вес организации АТЭС, что позволяет брать на себя функции «региональной ООН» для решения задач на уровне этого мега-региона.
Поэтому, когда в качестве главного тезиса выносился призыв объединиться в борьбе с коронавирусной инфекцией, речь шла и о поиске определенной новой конфигурации устройства и взаимодействия в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Соответственно, второй посыл Саммита АТЭС-2021 – «восстановление мировой экономики» звучал более интригующе, чем это может показаться человеку, мало интересующемуся экономическими проблемами. И главная загадка, которую необходимо было разгадать представителям тихоокеанских государств, заключалась в следующем: каким образом это сделать и с помощью каких инструментов?
В определенной степени мир еще пользуется социально-экономическими механизмами, работавшими, причем довольно неплохо, в течение XX века. Однако ныне действующая модель глобального капитализма с каждым годом все очевиднее дает сбои. Даже такой апологет капиталистических отношений, известный английский экономист Пол Коллиер, вынужден признать, что «современный капитализм способен обеспечить всем нам беспрецедентный уровень благосостояния, но он морально несостоятелен и впереди его ждут трагические потрясения». В свою очередь заявление представителя академической науки и задачи хоть сколько-нибудь ответственных политиков сильно разнятся. Каждый государственный лидер, естественно, будет стремиться не допустить любые «трагические потрясения», чего бы это ни стоило.
Пожалуй, именно в таком контексте следует воспринимать встречу руководителей стран-членов АТЭС. Пандемия COVID-19 стала тем фактором, который усугубил политическую неопределенность, подчеркнул масштабную волатильность мировой экономики и поставил под угрозу реализацию целей устойчивого развития. Не менее очевидным образом новая коронавирусная инфекция показала, что решения даже наиболее значимых мировых игроков, останутся благими пожеланиями, если не будет учитываться глобальная повестка или диалог с другими субъектами международных отношений.
Прежде всего, первые лица государств-участников АТЭС заговорили о долгосрочных целях, которые они отметили в своем заявлении. Горизонт планирования в соответствии с тихоокеанской стратегией Putrajaya Vision, озвученной еще на мероприятиях АТЭС в 2020 г., определен к 2040 году. Концептуально речь идет о таких общих понятиях как усиление социально-экономической составляющей, достижение баланса между ними, безопасности, устойчивости и инклюзивного роста. Естественно, речь шла и о необходимости развития инновационной экономики и ее цифровизации, перезапуска мировой торговли и инвестиционной активности.
Естественно, участники декларировали готовность действовать в этих сферах с позиций своих интересов. Так, Президент России Владимир Путин выразил озабоченность препятствиям распространению вакцины Sputnic-V, сообщив о готовности производить до 800 млн штук препарата в год в кооперации с заинтересованными странами. Глобальность подобного предложения очевидна. Отсутствие вакцинации лишь усиливает экономический разрыв между богатыми и бедными странами, а также снижает инвестиционную привлекательность в тех регионах (как правило, менее процветающих), где в наибольшей степени свирепствует коронавирусная инфекция.
В этом же направлении действует и Председатель КНР Си Цзиньпин, который заявил о готовности Китая направить в течение трех лет 3 млрд долларов США развивающимся странам, пострадавшим от коронавируса, а также о передаче китайской вакцины в наиболее уязвимые в результате пандемии бедные государства.
Японский премьер Есихидэ Суга описал возможные меры по ограничению распространения заболевания, вызываемого COVID-19, на примере организации Олимпийских игр в Токио. По мнению главы кабинета министров, японский опыт вполне тиражируется и в больших масштабах.
Заявление президента Соединенных Штатов Джозефа Байдена носило общий характер, но предполагало достаточно интересную концепцию инвестирования в глобальное здравоохранение, что при достаточной разработанности и согласованности крупных международных игроков позволяет говорить о новом подходе к народосбережению. Правда, американский президент не удержался от «укола» в адрес Пекина, упомянув о необходимости свободного судоходства в Индийско-Тихоокеанском регионе.
Таким образом, закрытый формат июльского саммита говорит о многом. Названная с легкой руки французского канала France24 «вирусным саммитом», встреча в верхах обозначила существование новой реальности. Прежде всего, это ожидание следующей волны COVID-19, которая, по утверждению главы Всемирной организации здравоохранения Тедроса Аданома Гибрейесуса, «накроет» человечество в ближайшее время. В этих условиях можно утверждать, что положено начало новой политической реальности. И если многие согласны в необходимости перемен, то, как раз перемены в экономике, затрагивающие народы, города и страны – вещь достаточно серьезная и местами непредсказуемая. И в этом отношении виртуальный саммит на фоне других мероприятий в рамках АТЭС становится шагом по переориентации будущего.
Первое – это осознание того, что человеческая цивилизация в ближайшее десятилетие вряд ли достигнет утопии или хотя бы состояния устойчивого благополучия. Описанные проблемы действуют комплексно и повсеместно, что предполагает затрату значительного числа ресурсов только на устранение накопившихся противоречий.
Второе – современный мир уже сформировался как глобальная система. Следовательно, дальнейший прогресс необходимо рассматривать в качестве капитального ремонта системы, необходимость которого пандемия COVID-19 лишь подчеркнула. Другой путь, то есть регионализация экономик, предполагает гораздо более длительный период нового мирового переустройства.
И, наконец, третье. Идеологические модели, которые определяли стратегию государственной власти и мировоззрение поколений, в настоящее время «не работают» как в силу изложенных причин, так и в силу усложнения всех структур глобального человечества.
Таким образом, лидеры, обсуждая детали новой конфигурации, прежде всего фокусируются на том, чтобы нивелировать различные экономические противоречия. Это и разрыв в доходах населения, и диспропорции региональных экономик. А сам «вирусный саммит» стал одним из тех мероприятий, где главы ведущих государств попытались «нащупать» первоочередные шаги для построения будущего в третьем десятилетии XXI века.
Пандемия обострила разногласия между многими странами и парализовала работу ряда институтов и многосторонних форматов. Кроме того, коронакризис еще более акцентировано поднял вопрос – имеют ли многосторонние институты автономность в принятии решений и политическую волю, или их деятельность является лишь продуктом, побочным эффектом взаимодействия государств и отражением их эгоистической природы?
В ходе экспертного онлайн семинара «Интеграционные объединения в борьбе с глобальной пандемией», организованного НИУ ВШЭ, российские и зарубежные эксперты обсудили роль и особенности четырех региональных торговых блоков – ЕС, ЕАЭС, АСЕАН и МЕРКОСУР в реагировании на пандемию коронавируса. Дискуссия включала в себя три группы вопросов: оценка эффективности принимаемых на уровне интеграционных объединений мер, влияние пандемии на стратегические аспекты региональной интеграции и прогноз будущего развития интеграционных объединений после завершения пандемии.
Призрак двуликого Януса бродит по Европе
Тремя главными направлениями, по которым можно оценить эффективность Евросоюза в реагировании на пандемию, являются сфера здравоохранения, обеспечение Шенгенской зоны и экономическое регулирование и распределение. Наиболее проблемная область – здравоохранение, в особенности вопросы вакцинации. На данный момент происходит вакцинация людей из приоритетных групп – пожилых людей или медицинских работников. Тем не менее, Европейская комиссия не может решить ряд проблем.
Во-первых, компания AstraZeneca не выполняет оговоренный план поставок вакцин в ЕС. Во-вторых, вакцинация в Европейском союзе проходит медленными темпами. В третьих, ряд государств-членов закупает вакцины у производителей, которые не получили регистрацию своих вакцин в ЕС. В результате ЕК даже запретила экспорт вакцин против COVID-19 за пределы ЕС без специального разрешения.
Обеспечение Шенгенской зоны также можно отнести к проблемным местам ЕС в условиях пандемии. ЕС предпринимал попытки выработать общие правила о закрытии или открытии границ, однако, сохранить достижения интеграции в полной мере не удалось. Экономический блок ЕС, напротив, продемонстрировал успех европейской интеграции в период кононакризиса. Совет ЕС уже одобрил финансовую поддержку в размере 90,3 млрд. евро 18 государствам-членам. Было выделено свыше 10 миллиардов евро малым и средним предприятиям. Наконец, чтобы мобилизовать необходимые инвестиции, Европейская комиссия выдвинула двойной ответ, одобренный Европейским советом и Европейским парламентом: a) запуск NextGenerationEU, нового инструмента для восстановления, в размере 750 млрд. евро, который увеличит бюджет ЕС за счет привлечения дополнительного финансирования на финансовых рынках на 2021-2024 годы; б) усиленный долгосрочный бюджет ЕС на 2021-2027 годы.
Евразийский дуализм
Эффективность ЕАЭС можно оценить как двоякую. С одной стороны, на наднациональном уровне в рамках своей компетенции Евразийская экономическая комиссия адекватно и своевременно отреагировала на угрозу распространения пандемии. Были обнулены или снижены пошлины на медицинские товары, которые используются для профилактики и предотвращения распространения коронавируса – средства индивидуальной защиты, дезинфицирующие средства, диагностические реагенты и тд. Был установлен временный запрет на вывоз из стран ЕАЭС отдельных видов продовольственных товаров. Среди них – репчатый лук, чеснок, репа, рожь, рис, гречиха, просо и другие.
С другой стороны, страны-члены Союза не смогли достичь договоренности относительно создания общего «зеленого коридора» на наднациональном уровне. Кроме того, в период пандемии на уровне отдельных стран-членов ЕАЭС были введены ограничения на вывоз средств индивидуальной защиты и продовольствия, которые применялись по отношению ко всем третьим странам, включая другие страны Союза. Рассогласованность действий государств-членов ЕАЭС в отношении транзита товаров в период пандемии привела к появлению дополнительных барьеров, препятствующих свободному передвижению товаров.
Изображая деятельность под сенью АСЕАН
АСЕАН проявила значительную активность во время пандемии и запустила ряд новых форматов и инициатив. В их число вошли Региональный виртуальный центр ASEAN BioDiaspora, Центр оценки рисков и информирования о рисках АСЕАН (ARARC) и платформы в рамках Сектора здравоохранения АСЕАН по профилактике, выявлению и реагированию на COVID-19. В мае 2020 г. была сформирована Сеть центров чрезвычайных операций АСЕАН по чрезвычайным ситуациям в области общественного здравоохранения (ASEAN EOC Network), создана Региональная сеть лабораторий общественного здравоохранения. Проведены десятки виртуальных конференций между странами-членами АСЕАН, а также в формате АСЕАН+3 (Китай, Япония, Южная Корея). Ключевое решение со стороны АСЕАН – создание Фонда АСЕАН по противодействию COVID-19 и регионального резерва лекарственных препаратов и медицинских средств АСЕАН. Средства Фонда формируются за счет первоначального взноса в размере 10% от Фонда развития АСЕАН, а также взносов за счет выделения денежных средств диалоговых партнеров Ассоциации и добровольных взносов со стороны стран-членов АСЕАН.
Несмотря на значительное число различных форматов и виртуальных встреч, будет преувеличением назвать меры АСЕАН по борьбе с кононавирусом эффективными. Во многом запущенные инициативы представляют сумму мер, принятых странами-членами Ассоциации. Многие меры, включая решение провести первый саммит лидеров и саммит АСЕАН+3, а также создать специализированный Фонд, были запоздалыми. Отдельные страны объединения, например, Малайзия и Вьетнам в одностороннем порядке и без консультаций с партнерами по объединению закрывали национальными границы, что негативно повлияло на миграционную и социально-экономическую ситуацию в регионе. Наконец, финансовое бремя в рамках Фонда АСЕАН неравномерное и в основном ложится на плечи крупных стран – Сингапура, Вьетнама, Малайзии, а также партнеров вне АСЕАН, прежде всего, Японии, Китая, Южной Кореи, которые внесли по 1 млн. долл. в Фонд. Кроме того, именно при финансовой поддержке в размере 500 млн. долл. от Японии был создан Центр АСЕАН по чрезвычайным ситуациям в области общественного здравоохранения и новым заболеваниям (ACPHEED).
Не жили богато нечего и начинать
Латиноамериканские интеграционные объединения не стали важными акторами и инструментами борьбы с пандемией. Формально был приняты ряд мер и пакетов помощи. Так, например, в апреле 2020 г. была согласована инициатива по выделению дополнительного бюджета в размере 16 млн. долл. для борьбы с COVID-19. Анонсированные средства принадлежали Фонду МЕРКОСУР по структурной конвергенции (FOCEM) и предназначены на предоставление медицинского оборудования, средств индивидуальной защиты для персонала, проведение тестов на выявление вируса и т.д.
Однако эффективность мер со стороны МЕРКОСУР и других объединений ЛА стремилась к нулю. Яркой иллюстрацией этому служит заявление секретаря экономической комиссии ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна (ЭКЛАК) Алисии Барсены Ибарры. По ее слова, во время пандемии произошел «откат назад интеграции в регионе». Причина столь неэффективных мер – предшествующий пандемии кризис многих интеграционных блоков, росте центробежных тенденций. Показательный пример – развал в 2019 г. группировки УНАСУР, которая была единственной региональной площадкой сотрудничества в сфере здравоохранения.
Серпентарии единомышленников
Пандемия еще более отчетливо выявила кризис доверия в Европейском союзе со стороны стран-членов и кризис в отношении способности ЕС эффективно реагировать на коронакризис. Прежде всего, вопросы здравоохранения, вакцинации внутри ЕС и одобрения внешних вакцин спровоцировали рост недоверия. При этом в отдельных сферах, таких как экономическое регулирование и перераспределение наблюдались признаки европейской солидарности. Это две тенденции, которые идут параллельно друг с другом.
В период пандемии ЕАЭС столкнулся с проблемой принятия Стратегии развития объединения до 2025 года. Однако в дальнейшем удалось устранить разночтения и согласовать документ. В целом протекционистская паника по поводу легитимности ЕАЭС и его возможного распада не оправдалась. Однако нельзя не упомянуть о кризисе политической легитимности в отдельных странах-членах ЕАЭС. Это и затяжной внутриполитический кризис в Беларуси, и смена власти в Кыргызстане, и втянутость Армении в войну в Нагорном Карабахе и требования отставки нынешнего премьер-министра, и серия протестных движений в России.
Текущий коронакризис не изменил расклад сил в Юго-Восточной Азии. Скорее, он еще более отчетливо подсветил современные проблемы АСЕАН. Одной из главных служит отсутствие единства в блоке, которое наблюдалось задолго до пандемии. Это проявляется и в вопросах интеграции – страны не готовы в полном объеме брать на себя обязательства по продвижению Экономического сообщества АСЕАН, снижению нетарифных барьеров, которых, по различным расчетам, в настоящий момент в ЮВА насчитывается более 10 тысяч. Большая часть приходится на Таиланд. Это и проблема Южно-Китайского моря. Вьетнам и Филиппины выступают за более жесткую и решительную позицию в отношении Китая и призывают в скорейшем времени принять Кодекс поведения сторон в Южно-Китайском море. В то время как Малайзия и Бруней занимают более сдержанную позицию, а Камбоджу и вовсе обвиняют в подрыве единства внутри АСЕАН и называют сателлитом Китая.
Нет единого мнения по поводу урегулирования внутриполитического кризиса в Мьянме и решения гуманитарного кризиса в стране, вызванного этническими притеснениями мусульман Рохинджа. Ни по одной из указанных проблем не наблюдается прогресса, а обрушившийся экономический кризис на страны ЮВА лишь отвлекают внимание и ресурсы асеановской «десятки».
Кризиса легитимности в латиноамериканских объединениях – МЕРКОСУР или Тихоокеанском альянсе, вызванного пандемией, нет по причине отсутствия наднациональных органов, ответственных за противодействие данному вызову. МЕРКОСУР или УНАСУР слабо себя проявили и в борьбе с предыдущими масштабными эпидемиологическими вызовами – вирусом Зика в 2016 г. и периодическими вспышками лихорадки Денге. Скорее, речь идет об общем кризисе модели торговой интеграции в ЛА, включая МЕРКОСУР, политическими разногласиями между Бразилией и Аргентиной.
Пациент скорее жив
Кризис доверия внутри ЕС сохранится. Сфера здравоохранения останется значимым «спойлером» на пути усиления солидарности ЕС. Усилится риторика суверенитета (в торговом и военно-политическом измерении), которая ранее не была свойственна ЕС, а также геополитические соображения Европейского союза. Постепенно ЕС будет отходить от того образа актора, преследующего экономические интересы и универсальные ценности, который он десятилетия для себя создавал.
Одним из возможных сценариев будущего развития ЕАЭС может стать расширение «евразийской семьи» за счет подключения Узбекистана и Таджикистана, которые совместимы с евразийской интеграцией с экономической точки зрения, а также локализация евразийских цепочек добавленной стоимости в результате пандемии.
Процесс выхода из коронакризиса для АСЕАН будет долгим, болезненным и неравномерным для разных стран-членов объединения. В особенности это касается сферы услуг, туризма, которые пострадали больше всего из-за пандемии. АСЕАН продолжит делать ставку на ВРЭП в качестве ключевого инструмента восстановления нарушившихся цепочек добавленной стоимости в Азиатско-Тихоокеанском регионе и оздоровления национальных экономик. Применительно к военно-стратегической сфере, АСЕАН вряд ли удастся в обозримом будущем заменить нынешнюю Декларацию на более масштабный Кодекс поведения сторон в Южно-Китайском море.
Едва ли стоит ожидать активности от АСЕАН и по части продвижения собственного асеаноцентричного видения Индо-Тихоокеанского региона. Для этого нет ни ресурсов, ни политической воли стран-членов Ассоциации.
Участникам АСЕАН станет все сложнее оставаться в стороне от американо-китайского противостояния и занимать срединную позицию. Особенно это касается формальных военно-политических союзников США – Таиланда и Филиппин, на которые администрация Д. Байдена будет делать ставку в регионе.
Сама пандемия уже не способна оказать инициирующее разрушительное воздействие на интеграцию в ЛА. Она послужит катализатором негативных тенденций, которые прослеживаются со второй половины 2010-х годов. Привлекательность внутреннего рынка для интеграционных объединений в ЛА останется на низком уровне. В настоящий момент доля внутрирегиональной торговли составляет менее 11% и может продолжить падение. Основная ставка будет сделана на зарубежных партнеров, которые продемонстрирует быстрый восстановительный рост – АСЕАН.
Таким образом, эксперты пришли к мнению, что вне зависимости от уровня развития институциональных механизмов интеграционных объединений, наличия или отсутствия наднациональных органов, количества стран-участниц, все четыре группировки не смогли в полной мере оперативно и эффективно отреагировать на пандемию. При этом во всех рассматриваемых случаях коронакризис наслоился на текущие структурные проблемы. Во всех случаях это недостаток или даже кризис доверия между странами-членами, политические разногласия между ведущими участниками, проблема лидерства.
Участники экспертного семинара «После Трампа: какой будет политика США в Азии?», состоявшегося на факультете мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, дали экспертную оценку возможности перезагрузки отношений между США и их ключевыми партнерами в Азии. Исходные принципы семинара сводились к следующим моментам. США из решения проблем экономики, политики и безопасности в АТР постепенно превращаются в их источник: те рецепты, которые были характерны для американских администраций конца 1980-х – первой половины 1990-х годов, в период президентства Д.Трампа перестали работать. Параллельно с ренационализацией внешней политики как общемирового явления на АТР все отчетливее проецируется американская внутриполитическая повестка, для которой характерны потеря управляемости и рандомно-импровизационный подход к решению проблем. По итогам 2020 года страны АТР окончательно отошли от восприятия «коллективного Запада» как образца для подражания. Соответственно, в их приоритетах значимость диалога с США имеет все предпосылки снизиться, а риски взаимодействия с Вашингтоном будут нарастать Экспертный семинар был выстроен вокруг четырех сквозных тем, объединенных общей логикой с обобщающими оценками. Каждой из этих тем была посвящена отдельная сессия.
ОЖИДАНИЯ АЗИИ ОТ АДМИНИСТРАЦИИ БАЙДЕНА
Сессия «Ожидания Азии от администрации Байдена: дискуссии и акценты» концентрировалась вокруг следующего вопроса: как азиатско-тихоокеанские игроки видят современную региональную обстановку, готовность новой американской администрации предложить региону новую повестку, и готовность самого региона на нее откликнуться. Применительно к Китаю было отмечено: приход администрации Д. Байдена не меняет сути китайско-американских отношений, поскольку в США сформировался двухпартийный консенсус относительно необходимости проведения политики сдерживания Китая. Курс Вашингтона на жесткую изоляцию КНР в сфере высоких технологий продолжится и впредь. Реалистичный максимум – инвентаризация санкционного режима и нахождение взаимоприемлемых «развязок» по единичным вопросам, например по климатической повестке. Кроме того, учитывая большую связанность демократов с американским транснациональным бизнесом, Китай будет пытаться использовать сохраняющиеся гигантские экономические связи как инструмент в отношениях с США.
Характерной чертой идейно-интеллектуального мейнстрима Японии стало облегчение от того хаоса и «шизофрении», которые привносила администрация Д.Трампа в японо-американские отношения, а также то, что Вашингтон подтвердил свою приверженность соблюдению Договора о безопасности. Для Токио настоящим шоком стала критика в его адрес со стороны администрации Трампа за нежелание более активно наращивать военный потенциал. Теперь при Байдене Япония рассчитывает на возвращение США к более традиционным, институционализированным подходам и укрепление всесторонних связей с союзниками.
Ожидания Республики Корея по поводу прихода Байдена во многом аналогичные японским. Первостепенное значение придается укреплению двустороннего военного альянса при сохранении надежд на перезагрузку диалога по проблеме Корейского полуострова. В этом плане в РК рассчитывают, что саммит между Мун Чжэ Ином и Джо Байденом поможет активизировать совместные усилия стран по установлению постоянного мира и стабильности на полуострове. Одновременно с этим сохраняются опасения, что Д. Байден окажется менее гибким в диалоге, чем Д. Трамп.
Схожим образом видит перспективы азиатско-тихоокеанской политики США и Индия. Ее эксперты отмечают, что коль скоро курс Вашингтона на сдерживание Китая продолжится при любой американской администрации, востребованность Индии, как минимум, не снизится. В Нью-Дели ожидают, что Д. Байден отменит ряд решений, принятых его предшественником. Одно из них – санкции против Ирана, которые не позволяют ей импортировать иранское сырье и ставят под угрозу реализацию совместных инфраструктурных проектов. Однако в целом личность Байдена воспринимается в Индии неоднозначно. С одной стороны, он неоднократно заявлял о желании укреплять отношения с Нью-Дели, тем более что в администрации Байдена много этнических индийцев. С другой стороны, в Индии опасаются сохранения «привычки» США учить другие страны правам человека, а также продолжения холодной войны с Китаем, только в другой форме.
Для АСЕАН приход Байдена – глоток свежего воздуха. «Десятка» рассчитывает на более последовательную внешнюю политику и более индивидуальный подход к странам-членам. Кроме того, Ассоциация надеется на усиление элементов многосторонности в азиатско-тихоокеанской повестке новой администрации США и публичного признания от Вашингтона центральной роли Ассоциации в регионе. Однако определенные опасения вызывает принадлежность Байдена к демократическому крылу, и, как следствие, потенциальные попытки США распространять в регионе либеральные ценности и уделять значительное влияние вопросам прав человека – одной из наиболее чувствительных тем для стран Юго-Восточной Азии.
АМЕРИКАНСКИЕ АЛЬЯНСЫ И ИНИЦИАТИВА ИНДО-ТИХООКЕАНСКОГО РЕГИОНА
Во время второй панели семинара «Американские альянсы и инициатива Индо-Тихоокеанского региона, формирующиеся в азиатской повестке администрации Д. Байдена» его участники обсудили перспективы развития американских альянсов и инициативы ИТР в политике США. Для Китая принципиальное значение имеют два вопроса: участие американских союзников в экономической и технологической блокаде Пекина, что негативно отражается на интересах и деятельности китайских компаний, и перспективы размещения в АТР американских ракет средней дальности – угроза безопасности Китая. Вероятно, США при поддержке союзников попытаются оказать влияние на местные правительства, чтобы те выходили из соглашений с Китаем на поставку телекоммуникационного оборудования. В ответ Китай будет системно использовать инструменты экономического влияния – статус главного «кошелька» региона.
Рассматривая эти темы с японского ракурса, вероятной видится преемственность подходов новой и предыдущей администраций Токио к вопросам военного сотрудничества с Вашингтоном, целью чего является купирование китайской угрозы – неважно, явной или преувеличенной. Единственное принципиальное отличие нынешнего премьер-министра страны Е. Суга от С. Абэ: новый премьер – политик более бюрократического типа, менее харизматичный.
Для Республики Корея очередной обмен торговыми и санкционными ударами между Пекином и Вашингтоном едва ли можно назвать благоприятным сценарием. Байден может попросить Сеул поддержать его экономическую политику в отношении Пекина. РК будет все труднее «идти по натянутому канату» между США и Китаем на фоне обостряющегося соперничества великих держав. Опасения в РК вызывает и перспектива развязывания новой «гонки вооружений» в регионе усилиями США и Китая. Наконец, с учетом строительства сложной сети союзников и партнеров против Китая, администрация Байдена может вовлечь Сеул в региональные альянсы более принципиальными и изощренными способами, чем администрация Трампа.
Во главе угла политики Индии будет стоять укрепление своих доминирующих позиций на пространстве Индийского океана, для чего оптимальным образом подходят АСЕАНоцентричные институты многостороннего сотрудничества и избирательная активизация диалога с Японией и государствами ЮВА по вопросам, связанным со сдерживанием Китая на морских пространствах. По всей видимости, Байден будет более активно задействовать Индию в полу-неформальном альянсе по типу QUAD, что соответствует интересам Индии в регионе. При этом сейчас Индия находится на распутье: усиление напряженности с Китаем и необходимость вливания дополнительных средств в оборону, и одновременно – необходимость в ресурсах для борьбы с последствиями пандемии.
Применительно к военно-стратегическим сюжетам АСЕАН будет готовиться к попыткам США втянуть «десятку» в американоцентричную версию Индо-Тихоокеанского региона. По всей вероятности, основной целью Вашингтона станет Ханой. АСЕАН ревниво относится к попыткам Вьетнама активнее вовлекаться в американоцентричную версию Индо-Тихоокеанского региона. Кроме того, при Байдене вероятно усиление и большая институционализация связей с формальными союзниками Вашингтона – Таиландом и Филиппинами. Ответом Ассоциации, как и прежде, станут попытки адаптировать свои многосторонние институты к формирующейся реальности, а в идеале – укрепить собственное позиционирование в качестве их движущей силы в регионе.
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ПЛОЩАДОК И ИНИЦИАТИВ МНОГОСТОРОННЕГО СОТРУДНИЧЕСТВА ПРИ Д. БАЙДЕНЕ
Этот вопрос стал предметом дискуссии на отдельной сессии прошедшего семинара. Их оценка с китайского ракурса была критической: действия США подрывают развитие производств и цепочек создания ценности, связывающих Поднебесную с ключевыми экономическими и деловыми партнерами. Под санкционными ударами оказались ряд крупных технологических компаний, производителей электронных устройств, микрочипов. К числу военных компаний была отнесена Корпорация авиационной промышленности (Comac) и основные ее дочерние предприятия, что ставит под угрозу все китайские программы в области гражданского самолетостроения. Отсюда – задача диверсифицировать свои возможности, выстраивая альтернативные направления и формы сотрудничества, в том числе с Россией. Китай будет стремиться подключать свои ресурсы, в т.ч. инициативу «Пояса и Пути» для восстановления связей со многими региональными партнерами.
В Японии ожидания иные: экономический национализм Трампа был одним из главных раздражителей в отношениях между США и Японией в последние годы. Теперь же приход новой администрации США видится как перспектива отказа Вашингтона от давления на Токио по торговым вопросам и возврат к привычной и «нормальной» для Японии форме сотрудничества с соседями по региону (где усилиями своего бизнеса Япония, фактически, выстроила вторую экономику за пределами своих национальных границ). Ключевой интерес Японии – не оказывать излишнее давление на Китай, развивать экономические связи с КНР и продвигать многосторонние инициативы, в которых Пекин может принять участие. ВРЭП – яркий пример подобного взаимодействия.
В Республике Корея вопрос возвращения США к многосторонней экономической политике рассматривается с разных углов. С одной стороны, продвижение более открытых и прозрачных торговых и инвестиционных режимов при Д. Байдене окажет позитивное влияние на южнокорейскую экономику. С другой стороны, есть опасения ужесточения условий инвестиционного рынка и продолжение торгового конфликта с Китаем, что поставит Сеул в уязвимое положение.
Применительно к процессам многосторонней региональной кооперации для Индии не стоит вопрос о присоединении к ВПТТП и ВРЭП: это означало бы снятие тарифных и нетарифных барьеров и гибель ряда отраслей индийской экономики. Позиция Нью-Дели по вопросу участия в торговых блоках может измениться, но лишь при условии роста национальной экономики в течение следующих пяти лет, что в условиях пандемии COVID-19 далеко не очевидно.
Что касается АСЕАН, то для нее торговые и санкционные войны – долгосрочный стратегический вызов и одновременно стимул к диверсификации и выстраиванию более гибких механизмов сотрудничества. На этом фоне подписание соглашения о ВРЭП – главный дипломатический успех 2020 года и стратегический инструмент адаптации к американо-китайским торговым конфликтам и повышение собственного дипломатического веса. Вместе с тем, интересам Ассоциации не отвечает перспектива «огрести» от США за активное экономическое сотрудничество с Китаем.
В ПОИСКАХ КОНСОЛИДИРУЮЩЕЙ ПОВЕСТКИ СОТРУДНИЧЕСТВА В АЗИИ
Сессия, суммирующая результаты дискуссии, касалась вопроса о том, готова ли администрация Д. Байдена предложить региону консолидирующую повестку сотрудничества, и в чем таковая могла бы заключаться. Китайское измерение этой проблематики таково, что Поднебесная видела бы основным консолидирующим элементом диалог по вопросам изменения климата, в то время, как обсуждение вопросов военного и тем более – стратегического характера чрезмерно политизировано и труднореализуемо в нынешних условиях. В частности, на фоне обвинения в адрес Китая в геноциде уйгуров вероятность диалога по антитеррористической тематике минимальна. По стандартизации и технологиям сотрудничество также маловероятно, особенно с учетом резкого ужесточения американского контрразведывательного режима. Это ставит под угрозу взаимодействие в сфере науки и образования.
Япония будет пребывать в амбивалентном положении: не желая ссориться ни с Вашингтоном, ни с Пекином, Токио будет, насколько это позволят его возможности, дипломатическое умение и международная конъюнктура, балансировать между ними. При этом если произойдет эскалация японо-китайских отношений, то Япония будет вовлечена в этот процесс даже не из-за солидарности и союзнических обязательств с США. Скорее, движение Японии к антикитайскому направлению может быть связано с усилением давления Пекина на Японию, и Токио будет вынужден реагировать.
Для Республики Корея главный вопрос, на который пока нет ответа ни на уровне официальных, ни экспертных кругов, таков: сможет ли Д. Байден и его команда «перенастроить» в ручном режиме обстановку на Корейском полуострове, которая осталась в целом без изменений по итогам президентства Д.Трампа.
Индию мало интересует, какие консолидирующие инициативы будет предлагать Байден. Главное, чтобы это не противоречило индийской сфере влияния. Что будет происходить за пределами индийских интересов, Нью-Дели волнует опосредованно. Индия примет любую повестку новой американской администрации, даже и без консолидирующего компонента, если она будет содержать следующие ингредиенты: укрепление позиций Индии в Индийском океане, сотрудничество с АСЕАН, невмешательство во внутренние дела стран АТР. Но главное – Нью-Дели будет и впредь устраивать сложившийся неформальный альянс с Вашингтоном и его союзниками.
Особых признаков того, что США готовы предложить такую повестку АСЕАН не просматривается. Это связано, прежде всего, с общей деградацией отношений между США и КНР. Вместе с тем, АСЕАН заинтересована в развитии диалога с Вашингтоном по противодействию нетрадиционным угрозам безопасности и вопросам, связанным с изменением климата.
В завершении семинара участники дискуссии дали ответ на обобщающий вопрос: может ли администрация Д. Байдена вернуться к идее «инклюзивного АТР», и готов ли регион эту идею принять. Оценки обескураживают: спикеры семинара заявили о том, что в сложившихся условиях для этого нет объективных предпосылок. Это связано и с последовательной деградацией американо-китайских отношений, и внутриполитическим расколом в США, и социально-экономическими и внутриполитическими проблемами ряда стран АТР и ИТР. Соответственно, не только значимость, но и даже просто востребованность такой установки в сотрудничестве между странами АТР будет снижаться.
Ответив на этот вопрос, участники обсуждений подняли и логично из него вытекающий: если отходить от повестки «инклюзивного АТР», то в направлении чего двигаться? Эта тема станет предметом обсуждения уже следующего экспертного семинара факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.
В 2021 году исполняется 30 лет с момента учреждения в Японии "Дня северных территорий" - отмечают его 7 февраля в честь заключения Симодского трактата о торговле и границах, по которому Японии переходили острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и группа островов Хабомаи. Однако минувший 2020 год ознаменовал появление двух важных факторов, непосредственно повлиявших на развитие российско-японских отношений, главной проблемой которых остаются территориальные притязания к России со стороны Японии.Первый фактор – внесение поправок в Конституцию РФ, которые касаются дополнительного законодательного закрепления положений о сохранении территориальной целостности России. Второй фактор связан с приходом к власти в Японии нового премьер-министра Есихидэ Суга, который в свою очередь намерен продолжить курс своего предшественника Синдзо Абэ на заключение мирного договора с Россией при передаче Японии Южных Курил, демонстрируя при этом твердую решительность.
26 октября 2020 года в стенах парламента Японии новый премьер-министр страны Есихидэ Суга озвучил свою первую программную речь. Японский премьер заявил о необходимости «поставить завершающую точку в переговорах о северных территориях (японское наименование южной части Курил – прим. Николаев В.)» и «стремиться к всестороннему развитию отношений с Россией, включая подписание мирного договора».
По мнению Суга предметом переговоров с России является вся южная часть Курильских островов, на которые, по его словам, распространяется суверенитет Японии. 1 декабря Есихидэ Суга подтвердил свои намерения и обозначил их основным курсом Японии.
Складывается ситуация, когда Россия в очередной раз сталкивается с территориальными притязаниями другого государства. Однако насколько обоснованы покушения со стороны Японии на территориальную целостность России? И чем может грозить такая территориальная уступка?
Из истории проблемы принадлежности Курильских островов
По праву первооткрывателя Курильские острова принадлежали России до XIX в., когда в результате заключения Петербургского договора 1875 г. Российская империя полностью передала острова Японии в обмен на отказ японской стороны от претензий на русский остров Сахалин, южная часть которого позднее была утрачена Россией из-за поражения в русско-японской войне (1904-1905 гг.).
По завершению Второй мировой войны СССР более чем обосновано и полноправно вошел в число победителей. Япония, как государство потерпевшее поражение, возвращала России Южный Сахалин и все Курильские острова в соответствии с решениями Ялтинской конференции союзных держав и Потсдамской декларации 1945 года.
Формально СССР находился в состоянии войны с Японией вплоть до 1956 г., когда была подписана и ратифицирована обеими сторонами Совместная декларация, которая прекращала состояние войны между двумя государствами и восстанавливала дипломатические и консульские отношения. В декларации оговаривалось, что "в знак доброй воли" Советский Союз передаст Японии острова Шикотан и Хабомаи с условием, что фактически их переход под контроль Японии будет произведен после заключения мирного договора,
Заключению мира воспрепятствовал американо-японский договор о сохранении американского военного присутствия в Японии 1960 года. После чего СССР официально отказался отдавать Японии острова до вывода всех иностранных войск с территории японского государства.
Несколько десятилетий вопрос мирного договора и принадлежности островов не поднимался ни одной из сторон. Однако сразу после развала СССР к Российской Федерации, как к правопреемнику Союза ССР, под предлогом заключения мирного договора Япония периодически предъявляет территориальные претензии.
Современное состояние российско-японских отношений и территориальный спор
Российско-японские отношения на современном этапе обуславливаются рядом важных факторов – принадлежностью обеих стран к Азиатско-Тихоокеанскому региону (АТР); зависимостью внешней политики Японии от США и присутствием американских войск на территории страны; отсутствием мирного договора и наличием территориальных претензий к России.
Отсутствие мирного договора не мешало России и Японии на протяжении десятилетий развивать торгово-экономические отношения, которые ухудшились лишь после присоединения Японии к антироссийским экономическим санкциям в 2014 г. В сравнении с санкциями США и ЕС санкции Японии носят достаточно лояльный характер и также не мешают заключать с Россией экономические соглашения. Уже в апреле 2015 г. был подписан ряд важных документов о взаимном сотрудничестве между Россией и Японией, который, в том числе, касался такой важной отрасли как атомная энергетика.
С 2016 г. российско-японские отношения стали активно обретать положительную динамику. В частности были продолжены переговоры по заключению мирного договора. Твердые намерения премьер-министра Синдзо Абэ подписать договор сочетались с нескрываемым желанием японской стороны получить «северные территории», т.е. российские южные Курильские острова, а именно - острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и группу островов Хабомаи. Данный факт усложнил ситуацию как вокруг подготовки к заключению мирного договора, так и в целом в отношениях между странами.
Заведующий кафедрой международных отношений и международного права МГЭУ Эрнест Богатурович Петросян так прокомментировал современное состояние российско-японских отношений: «Абсолютно никаких оснований предъявлять территориальные претензии к России у Японии нет. Это первый случай в мировой практике, когда агрессор, потерпевший поражение в войне, смеет ставить ультиматум к победителю. У России нет необходимости заключать мирный договор с Японией, поскольку прекращение войны и установление дипломатических отношений между странами подтверждено Советско-японской декларацией 1956 года. Если этот мирный договор нужен Японии, то это уже проблемы только японского руководства. В любом случае Япония при непростых отношениях с Китаем и Южной Кореей сейчас не станет инициировать ухудшения отношений с Россией».
Значение Курильских островов для России
Передача Курил грозит серьезными последствиями для России. Существует целый ряд причин, которые однозначно указывают на необходимость сохранения всех Курильских островов в составе Российской Федерации.
Во-первых, передача Южных Курил Японии означает пересмотр итогов Второй мировой войны и нарушением норм международного права, закрепленных в соглашениях стран-победительниц и в Декларации 1956 года.
Во-вторых, добровольная сдача своих территорий другому государству для России несет в себе утрату международного авторитета страны и создаст прецедент в международном праве, в соответствии с которым в нарушение действующих договоров и соглашений путем постоянных ультиматумов можно будет требовать от России передачу своей территории любому государству. Это породит целый ряд проблем международного характера.
В-третьих, с правовой точки зрения передача островов является нарушением норм не только международного, но и российского права, поскольку это противоречит ст. 4 п. 3 и ст. 67 п. 2.1 Конституции РФ, согласно которым запрещается нарушение территориальной целостности России, а руководство страны обязано ее обеспечивать.
В-четвертых, необходимо обратить внимание на то, что Япония находится под сильным влиянием США, которые заинтересованы в сдерживании и ослаблении России в АТР. Нельзя не отметить слова командующего американскими войсками, дислоцированными в Японии, генерал-лейтенанта Кевина Шнайдера. 2 декабря Шнайдер заявил, что Токио изменит свой подход в отношении Москвы при новом правительстве. Американский генерал связывает это с якобы усилением активности России на границах с Японией. В то же время не существует никаких гарантий, что после передачи островов они не будут использованы для базирования военных объектов США и НАТО.
В-пятых, в случае передачи Курильских островов Охотское море, признанное Комиссией ООН внутренним морем России, перестает быть таковым. Это лишает Россию исключительного права на ресурсы недр и морского дна Охотского моря, а также ухудшает положение нашей страны в АТР.
В-шестых, утрата Россией Курильских островов нанесет удар по духовным ценностям российского народа. Курильские острова являются неразрывной частью Дальнего Востока и всей России. Курилы открывали русские землепроходцы и путешественники, за возвращение этих земель погибли тысячи военнослужащих Красной Армии в годы Второй мировой войны. Сегодня сохранение территориальной целостности России имеет большое значение для патриотических чувств российских граждан.
Таким образом, в условиях роста международных противоречий и общей напряженности единственно верной политикой России может быть только позиция отказа от любых территориальных уступок. Государство, которое претендует на то, чтобы с ним считались, обязано в такой ситуации до конца оставаться верным собственным принципам.
В свою очередь высказывания премьер-министра Японии Есихидэ Суга не просто не способствуют дружеской и доверительной атмосфере сотрудничества и переговоров, но и ставят под угрозу возможность заключения мирного договора, в подписании которого, однако, у России сейчас нет объективной необходимости.
Территориальные притязания Японии к России не имеют международно-правовых, моральных, исторических и каких-либо других оснований. Передача российских Курильских островов не может быть осуществлена ни при каких условиях, поскольку это повлечет за собой очень серьезные последствия. Курильские острова имеют, и всегда будут иметь во всех отношениях большое значение, как для Дальнего Востока, так и для всей России.
Дмитрий Шелест, зам. директора Экспертно-аналитического центра ДВФУ – о роли Российской Федерации в АТЭС и будущих перспективах.
Государства, входящие в Тихоокеанский бассейн, имеют различное экономическое и политическое устройство, далеко не равный вклад в мировой валовый продукт, а также различные по своей сложности отношения с другими игроками на международной арене. Тем не менее, страны-участники АТЭС объединяет общая обеспокоенность перед будущим, которое сегодня меняется почти мгновенно с исторической точки зрения. Возможность ожидания, когда та или иная проблема разрешается сама собой, или кто-либо неожиданно справится с ней в современных условиях, становится весьма порочной, если не самоубийственной стратегией. Причем пандемия COVID-19 лишь усугубляет проявление «новой реальности», но отнюдь не является ни ее началом, ни ее концом.
Согласно планам АТЭС, в 2021 году было запланировано несколько площадок, на которых с июля по ноябрь должны обсуждаться вопросы продуктовой безопасности, участие женщин в экономике, проблемы малого и среднего бизнеса, фундаментальные экономические вызовы в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), состояние глобальной финансовой системы применительно к региону и многое другое в указанных направлениях. В то же время привычная встреча лидеров тихоокеанской организации была инициирована в июле в срочном порядке премьер-министром Новой Зеландии Джасиндой Ардари. Очевидно, что идея виртуального саммита, запущенная председательствующей страной, была согласована с основными игроками: Китаем, Россией, США и Японией. Однако это не уменьшило интригу и сообщило дополнительный интерес всем предстоящим начинаниям в рамках АТЭС-2021.
Специфика и прошедшего виртуального саммита и других мероприятий заключается в том, что объединение тихоокеанских экономик по своему политическому смыслу – достаточно нейтральная площадка. В свою очередь смещение объема производств и денежного оборота в Тихоокеанский ареал придает определенный политический вес организации АТЭС, что позволяет брать на себя функции «региональной ООН» для решения задач на уровне этого мега-региона.
Поэтому, когда в качестве главного тезиса выносился призыв объединиться в борьбе с коронавирусной инфекцией, речь шла и о поиске определенной новой конфигурации устройства и взаимодействия в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Соответственно, второй посыл Саммита АТЭС-2021 – «восстановление мировой экономики» звучал более интригующе, чем это может показаться человеку, мало интересующемуся экономическими проблемами. И главная загадка, которую необходимо было разгадать представителям тихоокеанских государств, заключалась в следующем: каким образом это сделать и с помощью каких инструментов?
В определенной степени мир еще пользуется социально-экономическими механизмами, работавшими, причем довольно неплохо, в течение XX века. Однако ныне действующая модель глобального капитализма с каждым годом все очевиднее дает сбои. Даже такой апологет капиталистических отношений, известный английский экономист Пол Коллиер, вынужден признать, что «современный капитализм способен обеспечить всем нам беспрецедентный уровень благосостояния, но он морально несостоятелен и впереди его ждут трагические потрясения». В свою очередь заявление представителя академической науки и задачи хоть сколько-нибудь ответственных политиков сильно разнятся. Каждый государственный лидер, естественно, будет стремиться не допустить любые «трагические потрясения», чего бы это ни стоило.
Пожалуй, именно в таком контексте следует воспринимать встречу руководителей стран-членов АТЭС. Пандемия COVID-19 стала тем фактором, который усугубил политическую неопределенность, подчеркнул масштабную волатильность мировой экономики и поставил под угрозу реализацию целей устойчивого развития. Не менее очевидным образом новая коронавирусная инфекция показала, что решения даже наиболее значимых мировых игроков, останутся благими пожеланиями, если не будет учитываться глобальная повестка или диалог с другими субъектами международных отношений.
Прежде всего, первые лица государств-участников АТЭС заговорили о долгосрочных целях, которые они отметили в своем заявлении. Горизонт планирования в соответствии с тихоокеанской стратегией Putrajaya Vision, озвученной еще на мероприятиях АТЭС в 2020 г., определен к 2040 году. Концептуально речь идет о таких общих понятиях как усиление социально-экономической составляющей, достижение баланса между ними, безопасности, устойчивости и инклюзивного роста. Естественно, речь шла и о необходимости развития инновационной экономики и ее цифровизации, перезапуска мировой торговли и инвестиционной активности.
Естественно, участники декларировали готовность действовать в этих сферах с позиций своих интересов. Так, Президент России Владимир Путин выразил озабоченность препятствиям распространению вакцины Sputnic-V, сообщив о готовности производить до 800 млн штук препарата в год в кооперации с заинтересованными странами. Глобальность подобного предложения очевидна. Отсутствие вакцинации лишь усиливает экономический разрыв между богатыми и бедными странами, а также снижает инвестиционную привлекательность в тех регионах (как правило, менее процветающих), где в наибольшей степени свирепствует коронавирусная инфекция.
В этом же направлении действует и Председатель КНР Си Цзиньпин, который заявил о готовности Китая направить в течение трех лет 3 млрд долларов США развивающимся странам, пострадавшим от коронавируса, а также о передаче китайской вакцины в наиболее уязвимые в результате пандемии бедные государства.
Японский премьер Есихидэ Суга описал возможные меры по ограничению распространения заболевания, вызываемого COVID-19, на примере организации Олимпийских игр в Токио. По мнению главы кабинета министров, японский опыт вполне тиражируется и в больших масштабах.
Заявление президента Соединенных Штатов Джозефа Байдена носило общий характер, но предполагало достаточно интересную концепцию инвестирования в глобальное здравоохранение, что при достаточной разработанности и согласованности крупных международных игроков позволяет говорить о новом подходе к народосбережению. Правда, американский президент не удержался от «укола» в адрес Пекина, упомянув о необходимости свободного судоходства в Индийско-Тихоокеанском регионе.
Таким образом, закрытый формат июльского саммита говорит о многом. Названная с легкой руки французского канала France24 «вирусным саммитом», встреча в верхах обозначила существование новой реальности. Прежде всего, это ожидание следующей волны COVID-19, которая, по утверждению главы Всемирной организации здравоохранения Тедроса Аданома Гибрейесуса, «накроет» человечество в ближайшее время. В этих условиях можно утверждать, что положено начало новой политической реальности. И если многие согласны в необходимости перемен, то, как раз перемены в экономике, затрагивающие народы, города и страны – вещь достаточно серьезная и местами непредсказуемая. И в этом отношении виртуальный саммит на фоне других мероприятий в рамках АТЭС становится шагом по переориентации будущего.
Первое – это осознание того, что человеческая цивилизация в ближайшее десятилетие вряд ли достигнет утопии или хотя бы состояния устойчивого благополучия. Описанные проблемы действуют комплексно и повсеместно, что предполагает затрату значительного числа ресурсов только на устранение накопившихся противоречий.
Второе – современный мир уже сформировался как глобальная система. Следовательно, дальнейший прогресс необходимо рассматривать в качестве капитального ремонта системы, необходимость которого пандемия COVID-19 лишь подчеркнула. Другой путь, то есть регионализация экономик, предполагает гораздо более длительный период нового мирового переустройства.
И, наконец, третье. Идеологические модели, которые определяли стратегию государственной власти и мировоззрение поколений, в настоящее время «не работают» как в силу изложенных причин, так и в силу усложнения всех структур глобального человечества.
Таким образом, лидеры, обсуждая детали новой конфигурации, прежде всего фокусируются на том, чтобы нивелировать различные экономические противоречия. Это и разрыв в доходах населения, и диспропорции региональных экономик. А сам «вирусный саммит» стал одним из тех мероприятий, где главы ведущих государств попытались «нащупать» первоочередные шаги для построения будущего в третьем десятилетии XXI века.
Начало работы моста Нижнеленинское – Тунцзян выявило узкие места нового транспортного коридора. Их решение зависит как от ФГКУ «Росгранстрой», так и от компаний, задействованных в развитии железнодорожного узла. При этом, по мнению одного из главных на сегодня грузоотправителей, Кимкано-Сутарского ГОКа, для привлечения перевозок на новое трансграничное направление нужна более адекватная тарифная политика частного оператора и владельца инфраструктуры мостового перехода – ООО «Рубикон».
Разошлись в прогнозах
Открытие мостового перехода Нижнеленинское – Тунцзян (16 ноября 2022 года пункт пропуска обслужил первый железнодорожный состав) стало долгожданным событием в развитии отношений РФ и КНР. Идея строительства моста получила поддержку на межгосударственном уровне еще в 2006 году, но начаться стройка смогла через десять лет, а еще на шесть растянулись работы на российской стороне трансграничного объекта.
Справка: первый железнодорожный мост между Россией и Китаем связал село Нижнеленинское и остров Хаюйдао городского уезда Тунцзян города Цзямусы, которые расположены на противоположных берегах Амура. Общая длина сооружения - 2209 м, в том числе российской части – 309 м. Однопутный мост имеет совмещенную колею 1520 и 1435 мм для пропуска российского и китайского подвижного состава.
Финансирование проекта со стороны РФ сначала шло по линии Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона, затем его сменил Российско-китайский инвестиционный фонд, созданный Российским фондом прямых инвестиций и China Investment Corporation. Содействие проекту оказывали ОАО «РЖД» и Внешэкономбанк.
Новое направление получило дополнительное значение в связи с прошлогодними санкциями и еще большим разворотом грузопотока на Восточный полигон. Сложная ситуация с обеспечением импорта-экспорта через действующие порты и сухопутные пункты пропуска показала, что экономика России нуждается в диверсификации каналов торговли с КНР.
На мостовой переход возлагаются определенные надежды. В руководстве Еврейской автономной области полагают, что в 2023 году удастся перевезти через мост 9 млн т грузов (для сравнения, за 11 месяцев 2022 года через действующие пограничные переходы ДВЖД перевезено 10,7 млн т). Впрочем, есть свои трудности: новый пункт пропуска работает с ограниченной номенклатурой грузов и не может пока обеспечивать импорт - из Китая только возвращаются порожние вагоны. По прогнозам железнодорожников, озвученных начальником Дальневосточной магистрали Евгением Вейде, в этом году планируется перевезти по мосту порядка 1,3 млн т, в основном экспортного угля и руды. Власти ЕАО с этой цифрой не согласились.
РЖД плюс
Другая проблема в том, что грузоотправителей не устраивает стоимость услуг за передачу экспорта через мостовой переход. Железнодорожная инфраструктура пункта пропуска Нижнеленинское относится к путям общего пользования и принадлежит частному владельцу, которым является заказчик строительства и оператор мостового перехода ООО «Рубикон». В числе объектов, которыми оперирует компания – российская часть самого моста, подходы к нему и станция Михайло-Семеновская (Ленинск-2).
Услуги грузоотправителям по железнодорожной перевозке оказывает ОАО «РЖД» по тарифам, предусмотренных Прейскурантом №10-01. Дополнительно к этому берется плата за использование инфраструктуры компании «Рубикон». Соответствующий подход закреплен приказом ФАС от 23 октября 2019 года. Как сообщается на сайте оператора, за провоз 1 т угля через пункт пропуска взимается 450 руб., руды – 500 руб. Еще в 250 руб. обойдется проезд каждого порожнего вагона.
«Сейчас есть небольшое недопонимание с «Рубиконом» по ценообразованию при прохождении вагонов. Очень крупному, очень важному предприятию для Еврейской автономной области – Кимкано-Сутарскому ГОКу – выгоднее везти через Гродеково. Это абсурд», - заявил губернатор ЕАО Ростислав Гольдштейн.
Протяженность перевозки от станции погрузки Известковая до станции Михайло-Семеновская составляет 244 км. До Гродеково же ехать почти на 1 тыс. км больше.
Пограничное состояние
В АйЭрСи Групп (бывшее ООО «Петропавловск – Черная Металлургия»), в которую входит Кимкано-Сутарский ГОК, подтвердили, что перевозка от станции Известковая в Китай через пункт пропуска Нижнеленинское обходится по стоимости выше, чем доставка через погранпереход Гродеково – Суйфэньхэ.
«Фактически эта плата (за прохождение грузов через мостовой переход – прим. ред.) выходит нам вдвое дороже, чем тариф ОАО «РЖД» за перевозку железной руды от Известковой до Михайло-Семеновской, хотя по инфраструктуре ООО «Рубикон» ехать всего порядка 7 км. Кроме нашей продукции через мост экспортируется еще уголь, однако провоз руды по какой-то причине оценивается дороже», - говорят в АйЭрСи Групп.
Кимкано-Сутарский ГОК продолжает грузить в адрес Гродеково, уточнили в компании, но не только вследствие прямых затрат на транспортировку продукции. Переход Нижнеленинское – Тунцзян, который работает с грузами два месяца, пока остается узким местом при передаче грузов в Китай. За первую половину декабря ГОК смог отправить через новый пункт пропуска всего два поезда с рудой.
«РЖД готовы подводить к погранпереходу Нижнеленинское больше поездов. Однако пункт пропуска в настоящее время может передавать в Китай не более одного состава в сутки, и то даже не каждый день. Уже имеются случаи отставания от движения поездов на подходах к мостовому переходу. Поэтому у нас далеко не всегда принимается к погрузке груз на данное направление», - пояснил представитель АйЭрСи Групп.
В «Рубиконе» отмечают, что тарифная политика компании направлена в первую очередь на окупаемость проекта, отдачу вложенных средств. Относительно эксплуатационной работы там сообщили, что постепенно увеличивается размер движения. Сначала через пункт пропуска поезд проходил раз в неделю, затем – через день-два. С 28 декабря ежедневно осуществляется передача одного состава, заверили в компании.
«Один поезд в сутки не устраивает ни нас, ни РЖД. Поэтому в ближайшее время планируется выходить на передачу двух составов. Данный процесс необходимо отладить и согласовать с контрольными службами, может быть, за счет того, что придется увеличить распорядок работы пункта пропуска», - сказали в «Рубиконе».
По словам собеседника, сдерживающим фактором развития перевозок через мост является то, что погранпереход работает не полные сутки - с 9 до 18 часов. Данный вопрос находится в компетенции ФГКУ «Росгранстрой».
Как пояснили в «Рубиконе», 1,3 млн т – это консервативный прогноз, исходя из ежедневной передачи в Китай одного поезда. Если движение будет доведено хотя бы до двух составов, объем экспорта увеличится. Вообще же с китайской стороной согласована передача 5 пар поездов в сутки (5,5 млн т в годовом выражении). При благоприятном сценарии на эту цифру ориентировочно можно выйти к концу года, при условии, что РЖД будут согласовывать заявки на прием груза к перевозке и обеспечивать его подвод к пограничной станции, а коллеги из Китая своевременно его принимать, подчеркивают в «Рубиконе».
«Что касается перевозки 9 млн т грузов, то это, скорее всего, будет возможно после выполнения ФГКУ «Росгранстрой» обязательств перед контролирующими органами по обустройству пункта пропуска», - отметили в компании.
В Росгранстрое проинформировали, что в рамках I этапа создания пункта пропуска созданы необходимые условия для прохождения поездов с рудой и углем. II этап, подразумевающий работу с расширенной номенклатурой, включая импортные грузы, может быть реализован при условии развития инфраструктуры пограничной станции, в том числе строительства грузового двора за счет частных инвестиций.
Известно, что для работы с импортом и другими грузами у станции Михайло-Семеновская ООО «Гарант» строит транспортно-логистический центр. На запрос, на каком этапе сейчас находятся работы, в компании не ответили.
Ситуация с первым железнодорожным мостом между РФ и Китаем уникальна. Все остальные железнодорожные погранпереходы в ДФО обслуживаются ОАО «РЖД». Некоторый опыт работы с частником у монополии был в 2000-х – с компанией «Золотое звено», которая оперировала пограничным участком пути на направлении Махалино (Камышовая) – Хуньчунь. Но эта история не получила продолжения. Перевозки через данный погранпереход почти не осуществлялись на фоне того, что смежники откровенно конфликтовали друг с другом. В итоге «Золотое звено» обанкротилось, а имущество компании в дальнейшем перешло к РЖД.
С другой стороны, успешное решение вопросов по работе и развитию пункта пропуска Нижнеленинское будет наглядным примером того, насколько эффективны на практике проекты, реализуемые на основе государственно-частного партнерства в транспортной сфере, о которых так много говорится в последнее время в связи с востребованностью Восточного полигона.
Международные пункты пропуска на российско-китайской границе не перестает лихорадить последние три года. На автомобильных погранпереходах скопление грузовых фур давно стало обыденностью, часто вводятся конвенции на погрузку в адрес железнодорожных пограничных станций, речные сообщения по Амуру страдают нерегулярностью. Принято считать, что пункты пропуска работают не в полную силу сугубо из-за вводимых Китаем карантинных мер, однако влияние на общую ситуацию оказывает также неразвитая инфраструктура и несовершенный порядок работы каналов внешней торговли с российской стороны.
Как говорят представители бизнеса, сегодня нельзя быть уверенным, что отправленный в Китай груз прибудет вовремя в пункт назначения, и наоборот – китайские поставщики чаще уклоняются от озвучивания конкретных сроков доставки товаров в Россию. Если что-то хочешь привезти из КНР, лучше всего заказывай за несколько месяцев вперед и имей несколько вариантов вывоза продукции, дают совет бывалые участники ВЭД.
Проводимая Поднебесной политика нулевой терпимости к коронавирусу влияет на то, что межгосударственное соглашение по грузоперевозкам по ряду направлений сегодня выполняется только на 55-60%, приводят данные в объединении «Опора России». Согласно статистике Росгранстроя, в допандемийном 2019 году через российско-китайские погранпереходы на Дальнем Востоке было обработано 33,6 млн т различных грузов (здесь не учитываются морские перевозки), затем грузооборот пошел на спад: в 2020-м перевозки составили 31,7 млн, в 2021-м – 29,3 млн т.
По словам председателя Российско-азиатского союза промышленников и предпринимателей (РАСПП) Виталия Манкевича, несмотря на тот факт, что причастные ведомства России и Китая ведут диалог об увеличении объема передачи груза, проблема не решена, и отечественный бизнес не прекращает жаловаться на многокилометровые пробки у автомобильных пунктов пропуска.
Например, на АПП Забайкальск – Маньчжурия срок прохождения границы с учетом ожидания в очереди доходит до 26-30 дней. На железнодорожных погранпереходах, констатируют в компании Novelco, в ноябре ситуация в целом сносная: вагоны ожидают 3-7 суток. Транзитное время из Китая по железной дороге до станций Московского узла варьируется от 25 до 30 дней, тогда как в мультимодальном сообщении через Владивостокский порт оно составляет 45–50.
Нагрузка на сухопутные погранпереходы ДФО возросла еще больше с перестройкой российской внешнеторговой логистики после введения санкций. Логичным напрашивалось решение: чтобы смягчить проблему, необходимо перевести пункты пропуска, большинство из которых работает в дневное время, на круглосуточный режим работы.
Как сообщил заместитель руководителя ФГКУ «Росгранстрой» Александр Ерохин, определенные шаги в этом направлении сделаны. Соответствующий распорядок введен на пограничной станции Камышовая. На круглосуточный график движения также перейдут АПП Пограничный, Турий Рог, Полтавка, Краскино. Для этого там запланированы ремонт и необходимые для ночной работы обустройства, завершить которые планируется до конца 2022 года.
Что касается многочисленных очередей из автотранспорта, то на пунктах пропуска делались попытки навести порядок, адаптировав пропуск машин к новой схеме по согласованным спискам, при помощи электронных очередей, но регулировать этот процесс оказалось не просто. По словам Ерохина, еще в конце 2021 года Росгранстрой совместно с Ассоциацией международных автомобильных перевозчиков собирался взять на контроль ситуацию по АПП Забайкальск. «Но при отсутствии полномочий мы сразу получили по рукам от прокуратуры: на основании чего вы хотите это сделать», – рассказал замглавы ведомства.
Тем не менее, сейчас Минтранс РФ занимается данным вопросом. На законодательном уровне предлагается сделать Росгранстрой своего рода оператором управления очередями в пункте пропуска. Обкатать технологию планируется именно на Забайкальске.
Пункты пропуска вписали в программу
Благодаря реализуемым в 2022 году мероприятиям в пунктах пропуска, включая открытие двух мостовых переходов, автомобильного Кани-Курган (Благовещенск) – Хэйхэ и железнодорожного Нижнеленинское – Тунцзян, суммарный эффект увеличения пропускной способности в годовом выражении составит не менее 12 млн т, подсчитали в Росгранстрое.
В то же время, уточнил Александр Ерохин, у стран есть резервы, которые оцениваются примерно в 24 млн т. В качестве первоочередной задачи должно быть снятие технологических ограничений, связанных с карантинными мерами. Кроме того, предлагается восстановить работу АПП Олочи и Староцурухайтуйский в Забайкалье.
Между тем возлагать всю ответственность на Китай за проблем на границе было бы несправедливо, к тому же китайская сторона высказывает встречные претензии и инициативы. Часть из них озвучена на круглом столе по повышению эффективности работы пунктов пропуска, который прошел под эгидой РАСПП в Общественной палате РФ 22 ноября.
По ряду погранпереходов, например железнодорожному Гродеково – Суйфэньхэ, провозная способность российской инфраструктуры уступает китайской. В настоящее время мощность станции Суйфэньхэ по передаче грузов достигает 33 млн т в год, тогда как Гродеково – 7,5 млн т.
«Многое оборудование в пунктах пропуска РФ нуждается в замене, не все современные обустройства есть в наличии, и технологии работы требуют улучшений», – заявил заместитель директора департамента коммерции провинции Хэйлунцзян Ван Сянхуа. В частности, в Поярково нет таможенного склада временного хранения, и показатели вывоза грузов оттуда достаточно низкие. Для эффективности перевозок требует доработки система досмотра речных паромов в Покровке.
«В пункте пропуска Амурзет нет квалифицированных сотрудников в сфере обработки документооборота, что тормозит процедуру таможенного контроля. Это сильно влияет на скорость перевозок и завышение времени, проведенного на таможне», - подчеркнул представитель соседней провинции.
Как известно, российские власти предпринимали активные меры по открытию мостового перехода с городом Хэйхэ, однако состояние дел на сопряженной с ним территории оставляет желать лучшего. Ежегодная мощность провозной способности автомобильного пункта с китайской стороны – 6,2 млн т, чем пока не может похвастаться работающий по временной схеме АПП Кани-Курган, где оборудование и сооружения для досмотра несовершенны, сообщил замдиректора департамента коммерции провинции Хэйлунцзян.
Если таможенный пост в Хэйхэ работает без выходных, то в Кани-Кургане не производится растомаживание в воскресенье, добавил он. В то же время чиновник признал недочеты и на китайской стороне. В автомобильном пункте пропуска Хэйхэ не хватает терминала для временного хранения зерна, что делает невозможным ввоз данным видом транспорта российских агрокультур.
Комплексно обустроить пункты пропуска по всем современным требованиям – амбициозная задача, говорит Александр Ерохин. Чтобы сократить время прохождения транспорта и грузов, обеспечить высокую степень безопасности границы, создав при этом максимально комфортные условия для граждан и бизнеса, реализуется программа по развитию 13 приоритетных пунктов пропуска, на которые приходится 97% от трафика через российско-китайскую границу в ДФО.
С учетом введенных в этом году двух железнодорожных погранпереходов Нижнеленинское и Забайкальск (здесь выполнялась реконструкция) остается 11 объектов. Как следует из презентации Росгранстроя, в 2023 году должна быть завершена модернизация АПП Марково, в 2024-м – АПП Краскино, Пограничный, Кани-Курган, Староцурухайтуйский, Турий Рог и ЖДПП Камышовая, в 2025-м – АПП Забайкальск, ЖДПП Гродеково, пешеходный пункт пропуска Благовещенск-1, в 2026-м – АПП Полтавка.
По Амуру черным драконом
В китайской провинции призывают не забывать о возможностях речных перевозок для внешней торговли. Амур вносит свой вклад в развитие товарооборота, с конца 1980-х по водным путям между соседями перевезено порядка 30 млн т грузов, рассказал заместитель гендиректора Heilongjiang Shipping Group Сун Юнмин.
Пандемия и паводки последних лет влияли на приостановку речных маршрутов. Тем не менее в этот навигационный сезон возобновилось сообщение с портами Китая из Благовещенска, Поярково, Нижнеленинского, Амурзета, Покровки, Хабаровска.
За счет водного транспорта, в частности, был диверсифицирован экспорт сои. Суда с зернобобовой культурой, выращенной в Хабаровском крае и ЕАО, отбывали в направлении портов Тунцзян, Фуюань, Мишань.
За три года возможно довести объем международных перевозок на Амуре с 1,2 млн до 5 млн т ежегодно, считает господин Сун, если последовательно снимать сдерживающие факторы. Например, в Хабаровске недостаточная для торгового флота глубина, что ограничивает заход китайских судов и перевозки в целом, говорит менеджер судоходной компании. Приостановлена деятельность каменноугольного причала в Поярково, а речные пункты Пашково и Джалинда вовсе закрыты.
«Возможности российских портов сейчас не соотносятся с возможностями китайских. Мы хотим предложить взаимодействие между правительствами двух стран для поддержки соответствующих долгосрочных проектов», – заключил Сун Юнмин.
К примеру, нужно синхронизировать меры по развитию портовой инфраструктуры в Хэйхэ и Благовещенске. В первом не хватает подъездного железнодорожного пути к порту, а во втором – крановой техники повышенной грузоподъемности.
Медленно идет подготовка к возобновлению перевозок на линии Джалинда – Мохэ. «Надеемся, что российская сторона сможет ускорить этот процесс и быстрее открыть порт», – сказал представитель Heilongjiang Shipping Group.
В свое время был подготовлен проект реконструкции пункта пропуска Джалинда с организацией логистического центра грузооборотом 2 млн т ежегодно. Однако еще в конце 2021 года в Росгранстрое информировали, что его модернизация не является приоритетной.
В этом году проект получил новое звучание в связи с ростом перевозок по Восточному полигону. За его скорейшую реализацию (на первом этапе предполагается осуществлять транспортировку грузов на основе смешанного пункта пропуска, в последующем построить железнодорожный мост), помимо Амурской области, стали выступать Якутия и Кузбасс. Создание нового транспортного коридора через Амур помогло бы разгрузить потоки, которые активизировались по Транссибу и БАМу, организовать еще один канал экспорта в КНР. Возможность создания дополнительного железнодорожного погранперехода с Китаем в настоящее время рассматривает Минтранс РФ.