Споры между министерствами по поводу специфики особого экономического режима в ТОР в целом завершены
Осенью законопроект будет рассмотрен Государственной Думой (что не исключает, кстати, его корректировок), и сразу после его принятия, вероятно с начала 2015 года, на Дальнем Востоке начнется создание ТОР. Одной из интересных особенностей текущего процесса является очень быстрый режим подготовки и рассмотрения инициатив о создании тех или иных ТОР. Закона еще нет, но вице-премьер Юрий Трутнев и министр Александр Галушка уже ведут активную работу по подбору перспективных площадок, стремясь сохранить за собой инициативу в этом процессе. Это значит, что к моменту вступления закона в силу на Дальнем Востоке уже будет целый ряд предварительно принятых решений о начале работы определенных ТОР.
Учитывая централизованный порядок принятия решений о создании ТОР, можно ожидать, что нынешние предварительные проекты быстро получат официальный статус. В этой связи важно и интересно рассмотреть те 14 предварительно отобранных площадок, которые в Минвостокразвития считают наиболее подходящими для реализации ТОР, в отношении которых уже проводилось немало консультаций при участии региональных властей и заинтересованного бизнеса. При этом сразу же стоит отметить, что многие ТОР создаются отнюдь не на пустом месте, то есть характерный для подобных проектов в международной практике принцип greenfield не используется либо используется частично (когда проекты и работа уже есть, но за счет ТОР будут реализованы смежные и взаимосвязанные проекты). В целом ряде случаев под «зонтик» ТОР помещается уже работающее производство либо уже разработанный инвестиционный проект. Впрочем, при таком подходе запуск первых площадок будет проходить легче, и можно будет быстрее рапортовать об успехах, что, разумеется, необходимо авторам этой инициативы.
Поскольку принятого закона и официального списка ТОР нет, то и называемые в публичном пространстве примеры имеют сугубо предварительный характер. В частности, говорилось о 38 потенциальных ТОР, но на официальном уровне их список не озвучивается. Существует более точный список из 14 перспективных площадок, анализ которых и проводится в данной статье.
В перспективе, возможно, закон о ТОР позволит и более обширную их географию (за это выступает Минэкономразвития). Хотя Минвостокразвития настаивает на реализации своей первоначальной идеи и создании ТОР именно в качестве специфического инструмента для Дальнего Востока, то есть своей подведомственной территории. Поэтому пока нельзя даже говорить о продвижении проекта ТОР на территорию Байкальского региона, охваченного той же государственной программой социально-экономического развития, что и Дальний Восток (в Забайкальский край, где были разговоры о возможных ТОР, Бурятию и Иркутскую область).
Поскольку ТОР по определению должны обеспечивать опережающее развитие, следует проанализировать, какие именно регионы Дальнего Востока в этом нуждаются и совпадает ли их список со списком приоритетных площадок.
К сожалению, Росстат публикует пока сводные данные только по итогам 2012 года, но их анализ также может быть полезен. В целом он показывает, что Приморский край и в самом деле нуждается в мерах по обеспечению опережающего и более устойчивого развития, испытывая спад ВРП и явные проблемы с динамикой инвестиций. С другой стороны, Магаданская область, в которой приоритетных площадок нет, демонстрирует хорошие темпы экономического развития и может, вероятно, справиться без ТОР, учитывая наличие там особой экономической зоны.
Возможно, исходя из текущих тенденций социально-экономического развития, несколько завышенной оказывается представленность Хабаровского края. В этом регионе, как и в Приморье, налицо проблемы с инвестициями, но показатели ВРП и производства выглядят неплохо. Напротив, в мерах по обеспечению опережающего развития больше потребностей испытывает Амурская область, переживавшая спад ВРП, объемов инвестиций и промышленного производства.
Если говорить о специализации ТОР, то явно промышленная специализация нужна далеко не всем регионам, тогда как многие ТОР ориентированы именно на промышленность. Например, промышленность падала только на Сахалине, но там как раз ТОР нет. В целом Дальнему Востоку нужны многофункциональные, не только промышленные ТОР, и в отношении многих площадок эта потребность властями осознается. Что касается агропромышленных ТОР, то вполне оправданно создание площадок в Еврейской АО и Амурской области, которые испытывали наибольшие проблемы со спадом сельскохозяйственного производства, но вот в Приморском крае отмечался хороший рост, а агропромышленная ТОР там тоже предусмотрена.
Политические причины оказывают немалое влияние на процесс создания ТОР. Прежде всего, бросается в глаза влияние главы Приморского края Владимира Миклушевского. Как известно, к этому региону Минвостокразвития питает особый интерес, перераспределив в его пользу свои аппаратные ресурсы за счет Хабаровска, где ранее располагался головной офис министерства. Фактически на Дальнем Востоке именно Владивосток является центром активности Минвостокразвития. Эта ситуация выгодна Владимиру Миклушевскому и по той причине, что он в сентябре баллотируется на пост губернатора, и демонстрация лоббистских успехов ему крайне важна. О влиянии Миклушевского свидетельствует и тот факт, что одна из ТОР создается на площадке Дальневосточного федерального университета, ректором которого он ранее работал.
Влияние политических факторов можно проследить и в Комсомольске-на-Амуре, где ТОР тоже относится к числу наиболее приоритетных. Там в сентябре предстоят выборы мэра, и новым главой города должен стать Андрей Климов, являющийся выходцем с авиационного завода (заместитель директора) и призванный сменить уходящего в краевое собрание мэра-долгожителя Владимира Михалева. Создание ТОР в городе тесно связано с интересами именно авиационной промышленности (см. ниже).
В то же время главную роль в процессе создания ТОР играет альянс федеральных правительственных структур и ФПГ. Это неудивительно, учитывая, что процесс создания ТОР централизован, и регионы, а также местный бизнес могут только участвовать в обсуждениях, но не имеют решающего голоса. В полном соответствии с российскими реалиями на первый план вышли интересы ведущих государственных корпораций, играющих важную роль в макрорегионе или постепенно осваивающих Дальний Восток.
Вторым крупным производственным проектом может быть назван промышленный кластер в Комсомольске-на-Амуре, где главной заинтересованной стороной стал российский государственный монополист – Объединенная авиастроительная корпорация и подконтрольная ей компания «Сухой». Филиалом последней является Комсомольский-на-Амуре авиационный завод, ключевое предприятие реального сектора на Дальнем Востоке. Второй заинтересованной государственной корпорацией стала Объединенная судостроительная корпорация, которой принадлежит Амурский судостроительный завод. Но в выступлениях официальных лиц, в частности Юрия Трутнева, подчеркивалось, что ТОР будет ориентирована, прежде всего, на авиационный завод, а затем уже на судостроительный. В рамках ТОР предполагается производить авиакомпоненты.
Возможно также подключение к проектам ТОР «Газпрома» (вместе с «СИБУРом»), если площадка в Белогорске в Амурской области будет использована в интересах будущего газоперерабатывающего завода. Но до строительства этого завода пройдет еще несколько лет (за которые будет построен газопровод «Сила Сибири»), и пока данная площадка будет, вероятно, использоваться для других целей.
Заметным, но не столь рельефно выраженным является и интерес приближенного к властям крупного частного бизнеса. Так, одним из главных потенциальных бенефициаров ТОР становится группа «Сумма» Зиявудина Магомедова, прочно закрепившаяся на Дальнем Востоке в последние годы и пользующаяся большим влиянием в федеральном правительстве. Как результат, в число приоритетных проектов попал ее порт Зарубино в Приморском крае. Косвенно на интересы группы «Сумма» может сработать и проект логистического комплекса «Надеждинский» в районе Владивостока и города Артем, где главным заинтересованным игроком является региональный бизнес (компания «Инком ДВ» Михаила Робканова, бывшего руководителя и совладельца Владивостокского морского торгового порта, перешедшего группе «Сумма»). Этот проект предполагает, в частности, перевалку контейнеров, которые будут перевозиться из портовых контейнерных терминалов или, наоборот, в них. От этих перевозок может выиграть контейнерный терминал в том же Владивостоке, а также расширяющийся терминал Зарубино.
Среди потенциально заинтересованных федеральных игроков значится также группа «Русагро», создателем которой является член Совета Федерации Вадим Мошкович, задействованный во многих реализуемых властями проектах. Эта группа может заняться ТОР «Михайловский» в Приморском крае, где предполагается создание животноводческого комплекса.
Что касается регионального бизнеса, то он обладает меньшим лоббистским потенциалом, чтобы продвигать собственные проекты ТОР. Тем не менее мы уже отмечали, что один из ключевых проектов реализуется Михаилом Робкановым, одним из крупнейших бизнесменов Приморского края. Очевиден также интерес якутских компаний, занимающихся огранкой бриллиантов (Якутская алмазная компания и другие). Налицо интересы регионального аграрного бизнеса, который может заняться проектами в Амурской области, Еврейской АО, Хабаровском крае. Возможен интерес бизнеса, представленного в портовом хозяйстве и на судостроительных и судоремонтных предприятиях Петропавловска-Камчатского. Но в случае успешного развития камчатского проекта весьма вероятно, что его выход на принципиально новый уровень приведет и к смене собственников работающих там компаний, их покупке федеральными ФПГ.
Специализация ТОР имеет разноплановый характер, причем в ряде случаев отдельные ТОР сами по себе могут стать многофункциональными. Тем не менее наиболее перспективные проекты связаны с промышленностью и инфраструктурой, что неудивительно и отражает реальные перспективы Дальнего Востока. В промышленности, как и следовало ожидать, не обошлось без ТЭК, и одним из самых капиталоемких может стать проект ВНХК. Другим ключевым направлением является машиностроение, и здесь на первом плане оказывается проект в Комсомольске-на-Амуре. Собственно эти два проекта имеют наибольшие перспективы с точки зрения влияния на промышленное производство в своих регионах и на Дальнем Востоке в целом.
С другой стороны, бросается в глаза отсутствие в рамках ТОР крупных проектов на таком важном для Дальнего Востока направлении, как деревообработка. Не уделяется внимания и проектам, связанным с добычей и обогащением угля и металлических руд, но такие проекты выглядят слишком «сырьевыми», а ТОР все-таки больше ориентированы на переработку.
Еще одним важным направлением деятельности будущих ТОР служит транспортная инфраструктура. С ней напрямую связаны четыре ТОР – порты Зарубино, Советской Гавани, Петропавловска-Камчатского, а также комплекс «Надеждинский».
Совершенно особым представляется проект ТОР на острове Русский, который можно считать попыткой создания нового наукограда на базе Дальневосточного федерального университета. Но здесь пока нельзя в точности сказать, в чем будет состоять инновационность данной ТОР. Ранее, напомним, на этой же территории не состоялся проект туристско-рекреационной ОЭЗ.
Обращает на себя внимание большое число ТОР, ориентированных на агропромышленный комплекс. В их число входит единственная ТОР в Еврейской АО – «Смидовичский», а также ТОР в Амурской области («Екатеринославка») и Приморском крае («Михайловский»). Возможна также агропромышленная специализация ТОР «Ракитное» под Хабаровском, где пока нет никаких конкретных предложений по поводу специализации данной площадки.
В целом количество приоритетных ТОР выглядит адекватным и оправданным, но их географическое положение и специализация пока не вполне проработаны, при верном характере основного вектора. Во-первых, как мы уже отмечали, локализация ТОР не вполне соответствует задачам сбалансированного развития Дальнего Востока: одни регионы, с влиятельными властями и ФПГ, представлены очень хорошо, а другие явно выпадают из процесса.
Во-вторых, ставка на развитие различных отраслей экономики Дальнего Востока посредством ТОР тоже является верной. Но в процессе реализации проектов может оказаться, что ТОР, где реализуются крупные промышленные и логистические проекты, «выживут», тогда как другие не заработают и будут закрыты. Поэтому каждой ТОР нужны и якорные инвесторы, и проработанные бизнес-планы. В противном случае их может ждать участь ОЭЗ, а Дальний Восток это уже проходил.
В-четвертых, пока неясно, в чем будет состоять экспортная направленность проектов, привлекут ли они интерес внешних инвесторов, будут ли задействованы в международных связях страны. Ведь именно на это делается ставка на уровне деклараций. Отказ от явно сырьевых, добывающих проектов сам по себе правилен, но четкая альтернатива им пока не просматривается. Пока можно сказать, что налицо экспортный потенциал у ВНХК, но это как раз практически сырьевой, тэковский проект и есть. Возможен экспорт части машиностроительной продукции из Комсомольска-на-Амуре, что интересно Китаю. Логистические проекты тоже по определению задействованы в международных отношениях. Но большинство проектов имеет локальный характер и рассчитано на локальный же сбыт продукции, никак не отвечая амбициозным политическим задачам. Это относится и к агропромышленным проектам, и к производству строительных материалов, какими бы инновационными они ни были. Понятно, что в ТОР не будет массового притока зарубежных туристов, и туризм будет носить весьма ограниченный и внутренний характер.
В этих условиях даже при ограниченном числе приоритетных ТОР количество может оказаться не вполне соответствующим их качеству. Многие ТОР по-прежнему нуждаются в более четкой (и не обязательно единственной) специализации и в якорных инвесторах, в том числе зарубежных, которых необходимо привлекать. С другой стороны, время, остающееся для вступления закона в силу, позволяет превратить данный «сырой» список проектов в более мощный и перспективный.
Текст: Ростислав Туровский, вице-президент Центра политических технологий