Михаил Кузнецов, директор ФАНУ «Востокгосплан», рассказал о передовых разработках в области цифрового моделирования актуальных процессов Дальнего Востока и Арктики
Одна из сессий, запланированных на первый день Восточного экономического форума – 2021 во Владивостоке на первый день, называется «Цифровой двойник. Будущее пространственных данных». О том, как новейшие технологии цифрового моделирования включаются в вопросы планирования и управления развитием Дальнего Востока, в интервью EastRussia рассказал директор ФАНУ «Востокгосплан» Михаил Кузнецов.
– Михаил Евгеньевич, учреждение, которое вы возглавляете, имеет интересную историю и современность. Вот хотя бы, например, то, что вы обладаете совершенно уникальной организационно-правовой формой – федерального автономного научного учреждения, ФАНУ. В стране других таких нет. Чем вы еще похожи и не похожи на другие федеральные ведомственные институты?
– «Востокгосплан» – это действительно федеральная научная организация, которая подведомственна Министерству Российской Федерации по развитию Дальнего Востока и Арктики. У нас интересная история, мы преобразовались из одного из подразделений Госкомцен СССР в начале 1990-х и назывались какое-то время Дальневосточный НИИ рынка (ДальНИИ рынка). К Минвостокразвития институт стал относиться в 2015 году, а новое наименование – Восточный центр государственного планирование – организация обрела в 2017-м.
Миссия «Востокгосплана», как мы сами сформулировали, это поддержка ускоренного экономического развития Дальнего Востока и, в конечном итоге, улучшение жизни людей. Наша базовая задача – научно-исследовательское и аналитическое сопровождение деятельности по социально-экономическому развитию Дальнего Востока и Арктической зоны. Однако, учитывая современные вызовы, мы эту задачу ставим перед собой шире: научно-техническая и стратегическая поддержка нашего макрорегиона, в этом основная роль ФАНУ «Востокгосплан».
– Вы сделали акцент на технической стороне вопроса и на стратегии. А в чем это практически выражается?
– C начала текущего года мы взяли курс на серьезную разработку цифровых инструментов поддержки и принятия решений (на одной из конференций нас назвали цифровыми учеными). Мы ведем разработку ряда продуктов, которые станут реальными инструментами государственного планирования и управления, например, цифровой «двойник» Севморпути. Я чуть позже подробнее о нем расскажу, он объединяет грузовую базу Севморпути, помогает рассчитывать экономику, налоговые поступления, добавленную стоимость, которую создают проекты, анализирует узкие места в реализации стратегии развития транспортной артерии.
Цифровая модель туризма, цифровая модель северного завоза, другие перспективные отраслевые модели, все это – курс, который мы взяли с начала текущего года. По сути, выстраиваем цифровую систему государственного планирования, которая будет работать с использованием всех современных цифровых технологий, это и большие данные, и искусственный интеллект, и удобные расчетные системы, и агентное моделирование. То есть весь современный арсенал для прогнозирования и планирования развития макрорегиона.
– Для подобных систем критически значимо качество исходных данных и их своевременная актуализация. Как эти цифровые модели интегрируются с базами данных?
– Конечно, значение данных велико, и в данном случае мы, естественно, используем все доступные нам открытые данные. Это Росстат, Росреестр, данные ФНС и далее по списку. Также выстраиваем работу с корпорациями, ряд данных по прогнозам берем непосредственно у компаний, которые работают в регионе. Есть взаимопонимание с провайдерами «больших данных», договариваемся о конкретных условиях использования и о том, как технически обеспечить интеграцию.
Однако при построении цифровых моделей и «двойников» не менее важна работа «в поле», и именно с нее мы начинаем. Смотрим конкретные поселки, производства, проблематику, цифры. Вот, например, недавно я был в небольшом поселке на севере Якутии, там 400 человек живет. Важно на месте понять: сколько стоят продукты, как устроена логистика, экономика небольшого местного предприятия – цеха по мясозаготовке – сколько стоит завоз, вывоз продукции. И уже поверх этих данных – строить цифровой «двойник». Занимаясь Севморпутем, мы обязательно все смотрим своими глазами: едем в Мурманск, едем на Ямал, посещаем Камчатку, где будет один из морских перегрузочных комплексов сжиженного природного газа. Чтобы добиться точности прогнозирования и планирования, общаемся непосредственно с капитанами судов, изучаем параметры ледовой проводки, пытаемся понять, как именно они принимают решения. Весь объем этих ценных практических знаний и опыта учитывается в построении цифровых моделей, это базовая парадигма. Модель должна максимально соответствовать реальной картине.
– Намекаете на то, что статистика не всегда эту картину отражает?
– Есть определенные сложности, но мы с Росстатом очень плотно сотрудничаем. Они слышат наши потребности. Например, о необходимости взаимодействия на уровне муниципальной статистики. Мы начали в пилотном режиме смотреть ряд муниципалитетов по целому комплексу показателей, это и демография, и экономика. Такое приближение позволяет более точно планировать управленческие решения, определять потенциал развитиякаждой территории.
– Давайте на конкретных примерах. Что такое цифровая модель?
– Давайте. Например, мы построили цифровую прогнозную модель развития туризма на Камчатке, основанную на больших данных. Уже сейчас она позволяет оценить узкие места в развитии туристической отрасли. Например, мы проверяем гипотезу – что будет, если турпоток в регионе действительно вырастет до миллиона туристов в год к 2030-му (а эта ведь эта цифра уже неоднократно звучала публично). Имея, фактически, цифрового «двойника» отрасли, мы наглядно видим все узкие места – аэропорт, гостиницы, транспорт, мусор, нагрузку на ландшафт, ограниченную сезонность и другие.
– И какие выводы дает модель? Может Камчатка стать нашей российской Исландией?
– При нынешнем состоянии инфраструктуры она не сможет принять миллион туристов. Если по ряду причин реальный поток окажется выше, чем емкость инфраструктуры, мы столкнемся с резким снижением удовлетворенности туристов. Что, в свою очередь, будет сдерживать рост турпотока. Но это очевидные вещи, здесь я ничего нового не сказал. А вот новое у нас как раз заключается в том, что модель показывает совершенно точно те ниши, которые возникают для инвесторов. Причем сразу в нескольких измерениях: это географическая локация, тип инфраструктуры и потенциальный объем загрузки. И вот в такой совокупности эти сведения являются очень ценными для бизнеса.
– Вы уже показывали модель бизнесу? Есть ли обратная связь?
– Да, уже состоялся ряд встреч, мы получили очень хорошие отзывы. Предложенная модель позволяет им считать экономику проектов, сравнивать параметры, делать анализ чувствительности. Со своей стороны мы продолжаем улучшать качество данных, загруженных в систему, сейчас, например, ведем переговоры с рядом поставщиков для интеграции модели с «bigdata». В результате, как мы видим, такая модель вкупе с реальной возможностью для бизнеса выбирать объекты для инвестирования – это удобный, прозрачный и эффективный инструмент для планирования новых проектов. Так что, отвечая на Ваш вопрос про «российскую Исландию» - результаты моделирования показывают, что скоординированные усилия власти, местного бизнеса, инвесторов по расширению «узких мест» в инфраструктуре могут обеспечить кратное увеличение туристического потока до 800 тыс. – 1 миллиона человек в год к 2026-2030 гг. без ущерба местной природе, превратив туризм в один из «столпов» местной экономики.
– Цифровой «двойник» Северного завоза, который реализован «Востокгоспланом», действует аналогично с цифровой прогнозной моделью для Камчатки?
– Принцип похож, но есть существенная разница. Если с туризмом мы говорим в первую очередь о прогнозировании развития отрасли, то с северным завозом в центре внимания – оптимизация уже сложившейся системы, которая охватывает 25 регионов, более 300 судов, грузы объемом более 3 млн тонн в год. Напомню, стоимость товаров, доставляемых через северный завоз, сегодня составляет более 60 млрд рублей в год, прямые расходы бюджета – более 14 млрд. руб. Цифровой «двойник» увязывает все логистические цепочки, позволяет отслеживать пути, которые проходит груз от закупки до конечного адреса, показывает емкость существующих транспортных линий, стоимость товаров на каждом этапе перемещения. Такая детализация позволяет оценивать ресурсные и логистические ограничения, и на основе этой информации формировать предложения по оптимизации логистики и бюджетных расходов.
– Каким образом собирали эту систему?
– Первое, что мы сделали – собрали всех участников, всю цепочку. Начали с Республики Саха (Якутия) – это субъект федерации, почти равный по территории Индии, с наибольшим объемом северного завоза, значительными территориями в Арктике. В Якутии для обеспечения завоза используются самые разные типы доставки – зимники, речной и морской транспорт, авиация. Собрали базу данных, поехали в Якутию, обошли всех, кто участвует в завозе: предпринимателей, транспортников, органы власти, надзорные органы. Съездили в северные поселки к главам муниципалитетов, разложили весь процесс по конкретным звеньям. Обнаружили, например, что у нас в стране нет единого реестра поселков, которые зависят от северного завоза. По сути, первым нашим продуктом как раз стала классифицированная база населенных пунктов, не имеющих круглогодичного доступа, включая ежегодный объем потребностей в топливе и продуктах питания, с оценкой используемых маршрутов и способов доставки грузов. Также мы включили в контур системы мониторинг цен на продукты питания.
– Как реагировали главы муниципалитетов?
– Очень живой интерес. Собрав модель, мы видим потенциал для оптимизации издержек на завоз в пользу жителей – это даст эффекты в виде снижения цен, увеличения доступности товаров и их ассортимента. Это ведь очень прагматичный инструмент. Он позволит всем участникам Минэкономразвития России, Минвостокразвития России, администрациям субъектов Федерации видеть и понимать, что сколько стоит, где какая логистика и где возможна оптимизация. У нас уже смоделировано более 2 тысяч маршрутов. Оптимизационная модель будет включать 1500 единиц транспорта, 65 портов и перевалок, более 600 населённых пунктов, более 200 аэропортов и аэродромов, более 35 поставщиков. Вот, например, вместе с якутскими коллегами рассмотрели возможности более активного использования Севморпути, с поставкой из Мурманска и Архангельска – можно существенно снизить издержки и оптимизировать логистику. Полезная идея – активно задействовать «обратную загрузку»,когда транспорт идет с Севера обратно «на материк» – это поддержка для местного бизнеса, а значит и дополнительный заработок для жителей. Мы также оцениваем потенциал использования современных технологий доставки, например тяжелых беспилотников, модернизированных аэросаней, и пр. Эти технологии сейчас все шире применяются крупными компаниями, в том числе «Почтой России».
– Главное, чтобы они перестали возить через Москву почту в Хабаровск.
– Вы говорите про транспортную доступность. Это огромная проблема. Один из важнейших проектов «Востокгосплана» – это единая дальневосточная авиакомпания, которая в текущем году расширяет сеть маршрутов для жителей Дальнего Востока. Мы разрабатываем ее финансовую и операционную модель. Сегодня транспортная мобильность дальневосточников в 2, а то и в 3 раза, уступает среднероссийской. Доходит до того, что наши сограждане берут кредит, чтобы полететь, условно, к погостить семьей к бабушке. Эту ситуацию надо кардинально менять, находя при этом баланс между объемами бюджетных субсидий с одной стороны, и максимальной оптимизацией маршрутной сети, авиационного парка, снабжения и управления этой системой с другой стороны.
– А как модель северного завоза интегрирована с цифровым «двойником» Северного морского пути?
– Цифровой «двойник» Северного морского пути, который лежит в основе информационно-аналитической системы ArcticLabs, созданной для мониторинга российской Арктической зоны, это огромная база данных, куда занесены заводы, склады, транспорт, трубопровод, ледоколы ии их маршруты с учетом ледовой обстановки. В зависимости от климатических сценариев меняется ход, расстановка ледоколов. Все цепочки поставок занесены в базу, данные по перемещению более 800 судов, грузопотоки всех портов Арктической зоны РФ. Весь массив взаимоувязанных параметров дает возможность прогнозировать различные сценарии арктической экономики с учетом реализации ключевых инвестиционных проектов и логистики. Безусловно, система используется в расчетах по северному завозу, там где задействован Севморпуть.
Вместе с тем, ArcticLabs как инструмент обладает более широким спектром применения. Даже в базовой модели мы анализируем не только на грузооборот по Севморпути, но и создаваемую добавленную стоимость, налоги, рабочие места, оцениваем развитие прибрежных территорий и динамику хозяйственной деятельности на них, оцениваем ее воздействие на экологию. Уже сейчас мы смогли посчитать выбросы СО2 транспортной области с учетом динамики развития Севморпути; в дальнейшем сможем прогнозировать изменения экологической обстановки в целом.
– Вы сказали о том, что модель позволит более эффективно планировать развитие прибрежных территорий.
– Да, одна из задач – комплексное сбалансированное развитие территорий. Например, один из проектов предполагает кластерное освоение месторождений полезных ископаемых. Комплексный подход позволяет добиться оптимальных решений по энергетике, логистике, повышает привлекательность отдельных проектов для инвесторов.
Если мы посмотрим на север Якутии, Магаданскую область, Чукотку и часть Камчатки – здесь немногочисленноенаселение, не очень развита дорожная сеть, вечная мерзлота и холодный климат. Но именно здесь – богатые месторождения природных ресурсов, здесь же проходит Северный морской путь. Для этой территории экономическое развитие связано с развитием транспортных артерий, с созданием высокопроизводительных рабочих мест.
– Да, представители KAZ Minerals (Баимский ГОК) очень ярко прозвучали на Петербургском экономическом форуме, когда рассказали, о том, насколько высоко будет роботизировано их предприятие на Чукотке. И в этой связи – не случится ли, что цифровые модели и искусственный интеллект, который так активно сейчас внедряет «Востокгосплан», в итоге придут к выводу, что человек на Дальнем Востоке вообще не нужен?
– Ну мы же с вами не в сценарии голливудского кино (смеется). Мы руководствуемся принципом: экономика и технологии – для людей, именно мы управляем роботами и цифровыми моделями. Приоритеты людей, местного населения – для нас на первом месте при построении любых расчетов. Другое дело – как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Действительно, вопрос демографии на Дальнем Востоке – один из краеугольных, он требует самого серьезного внимания.
Приведу пример про демографию. На Дальнем Востоке чуть-чуть замедлился по темпу отток населения, но проблема сохраняется. Это комплексный вопрос. Решить его чисто демографически (за счет потенциала самого региона) очень сложно. Мы проработали систему стимулов для многодетных семей, меры поддержки, дополнительные выплаты, повышенные по сравнению с остальной Россией. И готовим сейчас цифровую модель, которая позволит прогнозировать, как каждая из этих мер повлияет на демографическую ситуацию, как жители ее воспримут. Здесь мы идем, с одной стороны, от фундаментальных научных исследований, с другой стороны – от социологии, чтобы понять отношение людей «здесь и сейчас».
– А как бы Вы ответили на вопрос, почему люди уезжают?
– Мы глубоко изучаем этот вопрос, не только на уровне разговоров, но и на уровне статистики. Мы понимаем, что где-то на 70% причины такого решения людей – это качество рабочего места и перспективы. То есть прежде всего уровень заработной платы и перспектива профессионального роста. А на остальные 30% «веса» данного решения влияет качество инфраструктуры. Детские сады, школы, больницы, транспорт – этот перечень известен и понятен.
– Социальной инфраструктурой начали достаточно масштабно заниматься – у нас же на Дальнем Востоке три города имеют специальные комплексные планы социально-экономического развития, утвержденные федеральным правительством. Но там же не все гладко – «Востокгосплан» мониторит эти вопросы, вы сообщали в паблик, что есть проблемы.
– Тут действительно есть проблемные точки. На примере Комсомольска-на-Амуре – нельзя решить проблему развития территории муниципалитета, дернув за одну ниточку, например, построив отдельные объекты инфраструктуры. Но надо понимать, что только девелопмент, строительство объектов не решают проблемы территории. Инфраструктуру можно подтянуть, но остается вопрос качественной занятости населения, перспектив жизни. Причем не просто текущий уровень заработной платы важен. У людей должны быть возможности, вариативность, выбор. И в этом смысле важна сбалансированность экономического роста. Все очень взаимосвязано – крупный инвестор, малый и средний бизнес, социальная инфраструктура, благоустройство и общественные пространства, экология, доступность транспорта, связи, безопасность и так далее. Вот именно такой комплекс мероприятий способен удерживать и притягивать человеческий капитал.
– Один из несостоявшихся аспектов комплексного плана развития Комсомольска-на-Амуре – это локализация производств поставщиков авиационного завода.
– Именно об этом речь, когда мы говорим о сбалансированности экономического роста. Если большое предприятие приходит на территорию – развиваться должна не только социальная инфраструктура, но и коммерческая. Появление каждого нового предприятия, когда подрядчики и поставщики основали свои предприятия на этой территории – это следующий шаг развития экономики – по сути, это расширение кластера. Мы стремимся, чтобы это происходило в каждом высокотехнологичном кластере, на это, в том числе, нацелены выводы «Востокгосплана» по результатам мониторинга реализации «комплексных планов» в Свободном, Большом Камне, Комсомольске-на-Амуре.
То есть гиганты промышленные и крупные корпорации очень нужны, это так называемые «столбовые»инвесторы, ключевые, но вокруг них должны возникать кластеры быстрорастущих компаний, которые реально двинут экономику вперед. Они не будут замкнуты только на добыче ресурсов, у них не будет ограничен экономический рост объемом месторождений и спроса на ресурсы. Для устойчивого экономического роста должны появляться так называемые «газели» – это средние быстрорастущие компании. И самый важный фактор для их появления – человеческий капитал.
– Возвращаясь к цифровым моделям. Как быть, если «цифра» показывает, что экономический рост есть, а люди, живущие на территории, его не замечают. Кто прав?
– В чем суть макроэкономической проблемы. Когда мы растем на 1%, 2% и даже 3%, это может происходитьнезаметно для жителей. Вы правильно заметили, люди не видят эти деньги в своем кармане, потому что на Дальнем Востоке есть свои особенности экономического роста. Поскольку существенная часть, скажем, материалов, оборудования завозится извне (из-за рубежа, из Центральной России), мультипликативный межотраслевой эффект не так выражен, как на других территориях. Можно ли эту ситуацию изменить? Да, в значительной степени: развивать местных поставщиков, подрядчиков, «приземлять» экономический рост на местной территории, создавая здесь рабочие места и новые возможности для местного бизнеса.
Вот, например, в южном поясе Дальнего Востока расположены основные города, достаточно плотно живет население, проходят основные коммуникации. Это – центр обрабатывающей промышленности Дальнего Востока.И вот эта дуга, от Улан-Удэ до Владивостока, она должна развиваться в тесной взаимосвязи со странами АТР. У меня такая аналогия – «шестеренка». Вот она, огромная «шестеренка» АТР, охватывает огромное население Китая, Кореи, Японии, Юго-Восточной Азии, Индии. Экономически она растет, развивается, здесь сегодня самая динамичная экономика в мире. Зацепиться нашей промышленности за эту шестеренку, получить движение, динамику, активнее войти в этот огромный рынок, – важнейшая стратегическая цель.
Еще раз подчеркну, по моему мнению, самое важное, что для этого нужно – это человеческий капитал. Если мы сохраним и приумножим человеческий капитал, повысим качество, качество образования, медицину, люди будут оставаться, видеть перспективу.
– В заключение, если позволите, еще один вопрос. В своей базе «Востокгосплан» – учреждение научное. Но понятно, что фундаментальной наукой вы не занимаетесь, во всяком случае самостоятельно. Как Вы сами оцениваете, как учреждение вписывается (или не вписывается) в общий научный ландшафт в стране?
– Востокгосплан огромное внимание уделяет партнерству с ведущими научными центрами. Необходимо значительные усилия уделять развитию научного потенциала Дальнего Востока. Пока мы наблюдаем негативный тренд: вымываются люди, компетенции. Мы посмотрели статистику. Доля финансирования науки в ДФО в общероссийском объеме мизерная. Многие научные центры стагнируют, вынуждено занимаясь разработками, которые не всегда нужны. Мы выступили с инициативой существенного увеличения финансирования науки на Дальнем Востоке, ее объединения вокруг реальных практических задач наших экономических центров. Необходимо очень активно вовлекать в этот процесс молодежь.
В этой связи мы летом инициировали всероссийский «продуктон»: ребята со всей России объединились в команды для решения практических задач развития экономики Дальнего Востока и Арктики. По итогу проекта мы получили десятки интересных, творческих решений. Например, команда ребят предложила создать браслеты для туристов, путешествующих на Камчатку, которые позволят отслеживать их местоположение и предупреждать о близости к опасным животным или об опасности природных явлений. Еще одна команда создала доступный агрегатор инфраструктуры и досуга на Камчатке – «Кам-четко». Сервис предоставляет возможность туристам объединяться в небольшие группы, чтобы оставлять меньший экологический след (например, передвигаться на двух машинах вместо трех). Согласно задумке команды, туристам начисляются бонусы для поощрения экологического подхода к поездке, например, сдачи мусора в специальные пункты.
К таким цифровым идеям мы тоже прислушиваемся, некоторые берут в проработку наши аналитики, для других ищем ресурсы.
Но и с серьезными организациями мы тоже сотрудничаем. Востокгосплан в январе заключил соглашение с Институтом экономических исследований ДВО РАН, с ДВФУ. На проектном уровне мы партнерствуем с МГУ имени М.В. Ломоносова, НИУ ВШЭ и другими ведущими научными центрами. Сфера, которой мы занимаемся, и о которой сегодня подробно говорили в интервью, а именно – построение цифровых инструментов поддержки и принятия решения, очень интересна коллегам, она дает как возможность практического применения уже сформулированных научных гипотез, так и большой материал для нового научного осмысления. И в этом плане потенциал взаимодействия и сотрудничества очень широкий.