Поделиться
Уйти, чтобы вернуться
Поделиться

Максимальный отток населения на Дальнем Востоке может наблюдаться в регионах, попавших под «промышленное освоение»

Смена поколений, развитие образовательных, информационных технологий и транспорта — вот что делает мобильным население всего мира. Нам следует думать не о тех, кто уезжает, а о тех, кто способен приехать и работать на Дальнем Востоке, — уверяет в интервью EastRussia.ru эксперт Института экономических исследований ДВО РАН Светлана Найден.

— Я очень аккуратно и осторожно отношусь к цифрам, — так начинает разговор об оттоке населения и причинах этого процесса доктор экономических наук и заведующая сектором проблем социального развития ИЭИ ДВО РАН Светлана Найден, — потому что есть общее представление о том или ином экономическом явлении, есть ситуация, которая сложилась в конкретное время в конкретном месте, а есть объективный процесс.

— Предлагаете взглянуть на ситуацию шире?

— Территория России отличается огромным пространством и крайней неоднородностью мест проживания. И объективно — всегда наблюдались волны: движение людей, как с запада на восток страны, так и обратно, и сегодня оно не прекратилось. В те периоды, когда государству по какой-то причине нужно было, чтобы на этих окраинах развивалась экономика, строились предприятия, дороги, заселялись люди, оно создавало определенные условия в таких точках приложения сил, формировало и направляло миграционное передвижение. Менялась экономическая или политическая ситуация, а с ней в разные периоды развития этот процесс замедлялся или ускорялся.

С распада Советского Союза, то есть с 1990-х годов до сегодняшнего дня — времени прошло не так много. Просто на наших глазах произошел массовый отток населения с Дальнего Востока. Но я думаю, что на наших же глазах будет происходить и приток.

— И это тоже обусловлено экономически?

— В советское время перед Дальним Востоком стояли другие задачи, была другая экономическая ситуация. Точки развития, которые создавались в регионе, были не только крупными, но и мелкими, но при этом многочисленными. Разрабатывались месторождения, строилось много предприятий, прокладывались дороги, возводились поселки, закладывались города - от Чукотки и Якутии до Приморья, от Амурской области до Сахалина и Камчатки. И трудовые ресурсы концентрировались вокруг маленьких и больших центров экономической деятельности. Мы с вами сегодня живем в другое время — в эпоху глобализации. И характерная особенность этого периода заключается не только в том, что связи между странами становятся все более тесными, открываются новые коридоры, новые сферы экономического сотрудничества. Но и в том, что экономика, и в частности промышленность, развиваются с большей степенью концентрации. Это опять же точечное развитие, но сегодня такие точки роста обладают значительно большим экономическим потенциалом, требуют большего количества материальных и финансовых ресурсов, в том числе трудовых.

И наконец, общемировая тенденция - урбанизация. Хоть в средней полосе России, хоть на Урале, а уж тем более на Дальнем Востоке, города растут и развиваются быстрее сельской периферии, отдаленные поселения исчезают. Это объективная реальность. Только на нашей дальневосточной огромной территории с низкой плотностью расселения это особенно заметно.

Насколько тревожно то, что: «люди уезжают!»? Но они уезжали всегда. Просто были периоды, когда прибывающих было больше убывающих. Однако следует отметить, что значительная часть притока населения на Дальний Восток пришлась на 1950-1970-е годы. То есть к концу 1980-х началу 1990-х годов значительная часть приехавших завершала свою трудовую деятельность, и многие, по вполне естественным причинам, принимали решение о возвращении в родные места - в центральные, западные или южные регионы страны. У кого-то на малой родине оставались престарелые родители или близкие, нуждавшиеся в уходе, у многих по условиям оргнабора там сохранялось жилье, кто-то нуждался в квалифицированной медицинской помощи или более мягком климате после длительной работы в суровых условиях нашего региона. В общем, причины были у каждого свои. При этом если приезжали, как правило, молодые и «холостые», то через 30 лет уезжали уже семьями. Приток с лихвой компенсировал отток населения, это не так сильно было заметно.

Грянувший распад Советского Союза и последовавшие за этим экономические реформы и рыночные преобразования внесли существенные коррективы в миграционные мотивации дальневосточников, существенно ускорив и повысив интенсивность оттока населения. Таковы были реалии. Массовое «бегство» с Дальнего Востока прекратилось уже к середине 2000-х годов. Но частичный отток тех, кто приезжает сюда работать, неизбежен.

В настоящее время одновременно протекают несколько процессов — объективный переток населения из сельской местности в города, из северных регионов в южные, в том числе на юг Дальнего Востока. Это тоже объективный процесс, он и в советское время наблюдался. Здесь, на юге, комфортнее жить, здесь есть благоустроенные города, дороги, развита социальная инфраструктура, здесь шире возможности для работы. И вполне понятно, что население, например, северных территорий, на каком-то этапе развития страны, потеряв там возможности для приложения своих сил, перетекает в те регионы, где эти возможности есть.

— А кроме того, благодаря системе ЕГЭ, благодаря более открытому обществу, с Дальнего Востока на запад уезжает молодежь — наиболее трудоспособная, активная.

— Это тоже объективный процесс. К примеру, в 1980-м году — это было еще в советское время — на Дальнем Востоке дети заканчивали десятый класс. И что, после этого они оставались в своих поселках? Неправда. Кто-то из выпускников был нацелен на высшее образование — но вузов-то в советские годы было значительно меньше, чем сейчас, тем более в северных регионах - на Чукотке, в Якутии, Магадане, на Камчатке, на Сахалине. Естественно, что из каждого класса до половины выпускников уезжали из своего города или поселка. Те, кто был посильнее, получше подготовлен — пробовали покорять Москву, Ленинград, Минск, другие советские центральные города и столицы. Ехали в Новосибирск учиться, ехали в Екатеринбург, в Хабаровск, Владивосток. Кто-то не мог уехать так далеко — не обязательно по финансовым причинам, ведь в советское время уровень жизни был другой, и даже при минимальной родительской помощи, а то и вовсе без нее, можно было учиться в другом городе. Тогда из малых городов и поселков ехали учиться в областные и краевые центры. Как я уже говорила, «на северах» институтов не так много было, в лучшем случае педагогические вузы. А здесь, в южной части Дальнего Востока, учебных заведений больше. Поэтому выпускники либо приезжали учиться сюда, либо оставались у себя в регионах, поступая в средние и специальные профессиональные заведения.

Затем в результате экономических трансформаций закрылись многие предприятия, сократилась потребность во многих технических, рабочих специальностях, как результат произошла реструктуризация образования, и многие средние профессионально-технические учреждения закрылись, зато высшие учебные заведения, особенно общественно-гуманитарного направления, распространились повсеместно. Соответственно, все потенциальные абитуриенты оказались перед выбором – получать высшее образование или в своем регионе, или за его пределами. И это тоже усилило поток образовательной миграции. Поэтому я считаю, что отъезд молодежи с Дальнего Востока на запад нашей страны, в том числе с целью получения образования, — это совершенно нормально, в этом нет ничего тревожного.

- С улучшением качества жизни здесь, с созданием соответствующей социальной, культурной, образовательной инфраструктуры есть надежда на прекращение этого оттока?

- Я думаю, нет. Это как если бы у людей выросли крылья... разве их остановишь? По большому счету — это огромное счастье, что у молодых людей в 17-18 лет появилась возможность поехать куда-то учиться, пробовать свои силы, приобретать новые навыки и знания. Мы, например, никогда не создадим на Дальнем Востоке вузы того уровня, который есть в Москве и Санкт-Петербурге.

Более того, я считаю, что на определенном этапе жизни человек, накопив определенные знания и умения, удовлетворив потребность к перемене мест, приходит к пониманию необходимости реализации полученных знаний и приобретенного опыта. Нередко случается так, что он хочет применить накопленные знания в том месте, где он родился и вырос. И поверьте, я не исключаю такой возможности, что, кто-то из молодых дальневосточников, отучившись и поработав где-то в России или за рубежом, посмотрев мир, через некоторое время вернется обратно. Для реализации крупных дальневосточных проектов ведущие компании приглашают на собеседование людей со всей страны. Я знаю людей, которые летали на такие собеседования из Магаданской области, с Камчатки, кто-то из северных регионов Сибири, европейской части нашей страны. То, что открылись новые возможности для мобильности, — это совсем не плохо. Будут проекты, где нужны люди ,— будет и приток.

— То есть те дальневосточные стройки, которые сейчас затеваются, могут стать драйверами для привлечения населения? Развернуть вспять миграционные потоки?

— Естественно, будет происходить перемещение рабочей силы. Но речь идет уже о квалифицированной силе. Рынок труда оперирует теми инструментами, которые уже развиты. Когда-то требовался оргнабор, и люди массово ехали в регион. А ехал в основном, кто? Большая часть наших родителей, приехавших в 1950-е—1970-е годы на Дальний Восток, — как правило, люди без профессионального образования. Низкоквалифицированная рабочая сила, готовая здесь, на месте учиться, приобретать навыки и профессию— жить и работать. Понятное дело, сегодня в таких трудовых ресурсах нет особой потребности — это с одной стороны. С другой, та имеющаяся потребность восполняется за счет иностранной рабочей силы. На сегодняшний день она оказалась наиболее мобильна и эффективна для неквалифицированных и низкоквалифицированных видов работ. То есть — на рынке труда встретилась потребность с предложением.

Трудовые мигранты готовы на любую работу, а здесь такая работа есть. У местного населения, живущего в благоустроенных квартирах, оканчивающего высшие учебные заведения нет желания устраиваться на работу малярами или штукатурами, посудомойками или уборщицами. При структурной перестройке экономики обязательно возникает дисбаланс между спросом и предложением. Иностранные рабочие — это тот ресурс, который помогает преодолеть дисбаланс.

У нас часто звучит фраза «для закрепления населения»... Что значит «для закрепления», что имеется в виду? Очень уж это неоднозначная фраза. Не вызывает сомнения, что «на северах», где очень суровые условия жизни, возможно и нет смысла в большом количестве постоянного населения. Но необходимо, чтобы эта территория была органичной частью нашей страны, чтобы люди здесь нормально жили и работали. Есть такое понятие, как вахтовый способ развития территории. И к этому понятию мы уже относимся нормально.

Да, население, которое исторически жило в северных регионах, хочет там остаться. И это их право. Речь не только о коренных народах, но и о тех, для кого важно жить ближе к природе, кому интересно жить в экстремальных условиях, заниматься охотой, рыбалкой, активным отдыхом. Поэтому основная забота власти, региональной в первую очередь, создать условия для комфортного проживания этого населения.

— В частности?

— Вообще-то, очень тонкий момент, что считать комфортным проживанием. Очень часто уровень жизни сегодняшний сравнивается с советским. Но например, до 1980-х годов огромное количество советских людей не имело постоянного жилья, проживало в наемных квартирах. За прошедшее время жилищные условия сильно изменились. И хрущевка уже не является приемлемым вариантом, нам хочется квартиру в новом доме, и чтобы гараж подземный был.

Это я к чему? А к тому, что ко всем социологическим опросам я отношусь с большой осторожностью. Соцопрос — это всегда срез на конкретную дату, на конкретное состояние. Сегодня, отвечая на вопрос «что вам нужно для того, чтобы вы остались на Дальнем Востоке», — вы говорите: «хочу, чтобы был театр» или «чтобы было дешевое жилье». Где гарантия, что имея все это, вы не уедете? Как думаете, жители Украины два-три года назад были довольны своей жизнью, хотели бы уехать? А сейчас — люди массово покидают страну. Изменились условия, возникли новые обстоятельства. Или, например, у нас в регионе. В прошлом году пришло наводнение — и градус настроения сильно упал...

— Но и уровень социального оптимизма вырос после наводнения?

— Потому что ситуация была разрешена, и мы все осознали — вода пришла и ушла. Ну да, это природный катаклизм. Мы живем рядом с великой рекой. А на Камчатке землетрясения происходят, а где-то есть опасность цунами. Ты не застрахован от этого и не можешь всю жизнь бегать от опасностей. Однако такие факторы в краткосрочном срезе тоже влияют на миграционные потоки, возникновение миграционных настроений. Тем не менее, есть часть населения, у которого мобильность в крови. Это молодежь. И это для нее естественно.

— Если бесполезно удерживать людей на Дальнем Востоке — что же тогда делать?

— Делать что-то надо. Обязательно. Вне зависимости от того, уезжают молодые или нет, есть ли приток иностранной рабочей силы или нет его — любая территория должна иметь определенный уровень обустроенности. И этот уровень обустроенности в 2014 году разумеется должен отличаться от того, который был в 1990-м.

Когда общаешься с людьми, о чем они чаще всего говорят? Хочется, чтобы были нормальные дороги — и в черте города, и за пределами города. Должен быть развит рынок жилья. Причем я приверженец идеи, что при том уровне мобильности, который существует у нас в стране, а тем более за рубежом, необходимо формировать фонд арендного жилья. Не всем нужна собственная квартира, не всем надо брать ипотеку. Приехали, например, молодые люди во Владивосток, работать на конкретный проект. Ну проработают они пять лет, приобретут опыт и захотят отправиться дальше. А ведь каждый человек формирует свою карьеру, он хочет профессионально расти. Если нет возможностей роста здесь — он будет пробовать себя в другом месте. Зачем ему приобретать жилье, зачем его «закреплять»? Должна быть возможность снять квартиру, пожить, а потом со спокойной душой уехать в другой регион, на новое место работы. Да, во всем мире рынок арендного жилья — это как правило частный рынок. Но разве это единственный вариант? Разве плохо, если у муниципалитетов будет собственный фонд жилья?

Муниципальное жилье, кстати, сможет выполнять двойную или даже тройную функцию. Его можно предоставлять и местным жителям как инструмент привлечения кадров на социально значимые профессии: врачей, учителей, педагогов начального образования, спортивных наставников. Кроме того, это маневренный фонд. В прошлом году, после наводнения, возникла проблема — куда селить людей? Не было свободного, незанятого жилья, куда можно было временно поселить пострадавших. Сейчас на Дальний Восток едут беженцы из Украины — их тоже надо разместить.

И третья функция — муниципальное жилье необходимо, чтобы удерживать некие стандарты жилищно-коммунального хозяйства на конкретной территории. Когда есть только частные управляющие компании, деятельность которых непрозрачна, могут ли городские власти определить — какова экономически обоснованная цена на коммунальные услуги? Какова экономика управления жилым фондом? Если у муниципалитета нет собственного жилья, нет примеров, нет подтвержденных расчетов — как оценивать деятельность управляющих компаний? Плюс к этому, есть масса интересных, инновационных проектов, которые нуждаются в обкатке — от энергосбережения до управленческих подходов, и муниципальное жилье может стать полигоном для отработки таких новаций.

Кстати, почему например, у нас не получили своего развития ТСЖ? Это тоже связано с нашим менталитетом. На Дальнем Востоке степень оседлости всегда была ниже, чем в центральной России. Территория осваивалась людьми, временно приезжающими и уезжающими. Причем уезжали далеко не все, и они оставляли здесь своих родственников, свою культуру. В результате получилась ситуация, когда целые семьи разбросаны по стране. Многие воссоединяются, переезжают к родственникам на запад.

Да, жалко, что уезжает трудоспособное население, люди уезжают целыми семьями. Многие объясняют, что не могут здесь реализоваться, не находят себе применения. Но в этом тоже есть определенная правда. Где-то эти кадры нужнее. Кроме того, всегда надо работать с населением.

— Объяснять, что «здесь» лучше, чем «там»?

- В 1950-е—1960-е годы была очень бедная жизнь «там», в западной части, и весьма зажиточная «здесь», на Дальнем Востоке. Но откуда люди на западе об этом узнавали? Конечно, многое рассказывали родственники. Но кроме всего прочего, почитайте газеты того времени. Какие массовые кампании шли! По радио, а потом уже и на телевидении постоянно передавали репортажи о новых местах бурной экономической деятельности. В городских и поселковых комитетах партии и исполкомах работали специальные комиссии по организационному набору на ведущие стройки страны. Привлекали людей на строительство городов, электростанций и заводов. Это был не просто пиар, это была планомерная работа с населением. Нужно объяснять, показывать, рассказывать.

И кстати, сегодня наши региональные власти вновь обратились к этой практике. В свое время очень много сюжетов на телевидении было посвящено строительству горно-обогатительного комбината в Еврейской автономной области (Кимкано-Сутарский ГОК, который будет разрабатывать одноименное железорудное месторождение с запасами 764 млн тонн руды. — прим. автора). Насколько я знаю, немало людей приехало в ЕАО на этот проект. Кто-то разочаруется и уедет. Кто-то поработает, отдаст свои знания и способности. А у кого-то родятся здесь дети, и эти дети пойдут в местные школы. Это значит, надо развивать образование, надо делать ремонты в школах, строить детские сады. Для человека крайне важно каждый день видеть, как меняется жизнь вокруг него. Специалистам будет комфортно работать. А уж для иностранных рабочих все происходящее на Дальнем Востоке резко контрастирует с условиями их проживания на родине.

— Многие «гастарбайтеры» готовы осесть на Дальнем Востоке, и уже их дети будут учиться в российских школах, говорить на русском языке... Как думаете, окажемся ли мы, коренные жители, достаточно терпимыми к приезжим? Примем ли мы их в качестве новых соотечественников?

— В последние годы проводилось немало соцпоросов, в которых коренным жителям предложены на выбор два варианта ответа: «пускай мигранты возвращаются к себе на родину» или «пусть останутся». Так вот, на Дальнем Востоке результаты 50 на 50. Но вот когда начинаешь разговаривать с конкретными людьми... Когда объясняешь: пройди по городу и посмотри, кто работает дворником, кто плитку кладет, кто на стройке кирпичи носит, - ты готов вместо них пойти? Тогда ответы на те же вопросы могут получиться другими.

Вообще, на Дальний Восток всегда ехали люди разных национальностей. Конечно, с мигрантами всегда есть боязнь: «а если их станет много, как они будут себя вести»? Но это будет зависеть и от того, как мы себя будем вести, как себя поведут наши дети. Каковы будут условия пребывания здесь приезжих. Ведь зарубежные страны, которые сделали ставку на привлеченную рабочую силу, создают специальные программы для адаптации, ассимиляции новоприбывших. Должен быть порядок, нужно обеспечивать законность и равные обязательства по соблюдению установленных правил поведения и норм совместного проживания, включая реализацию прав, — это задача соответствующих органов.

— А будет ли «их» больше чем «нас»?

Массового наплыва иностранцев, по моему мнению, не ожидается. Помните те годы, когда был большой приток китайской рабочей силы? Причиной тому стали два фактора. С одной стороны — большая потребность в рабочих, в основном строительных специальностей, у нас. С другой стороны — в Китае не было работы, и китайцы ее искали. В последние годы поток трудовых мигрантов из КНР сильно уменьшился. На встрече с представителем генконсульства КНР в Хабаровске, которая проходила в стенах института, я спросила дипломата о том, какие китайские граждане сейчас едут на Дальний Восток? В основном коммерсанты, ответил он. Теперь, как объяснил мне сотрудник консульства, в Китае есть работа, и люди стремятся найти себе применение на родине.

— А как вы расцениваете приезд беженцев из Украины, насколько это серьезный миграционный процесс?

— Беженцы из Украины в массовом порядке едут в европейскую часть России, и это понятно — немногие приспособлены к нашему климату. При этом большинство все-таки надеется вернуться. Но кто-то едет и сюда. Потому что уже работал здесь — в качестве привлеченной рабочей силы. Или просто помнит Дальний Восток по опыту прошлых лет. Например, в девяностые годы, когда Советский Союз распался, тоже были национальные конфликты, неурядицы в бывших республиках. Сюда приезжали многие. В Приморских деревнях были целые улицы, где жили выходцы из Украины, из Казахстана. Да, прожив какое-то время, они не оставались там — уезжали обратно на родину, где ситуация поправилась. А кто-то просто перебирался из деревень в крупные города.

— Таким образом, наблюдаемый сегодня отток населения из регионов Дальнего Востока — это процесс естественный?

— Ситуация не катастрофическая. И если мы видим некий нисходящий тренд — это совсем не значит, что в будущем убывающая кривая не станет возрастающей. Многое зависит, как от субъективных, так и от объективных факторов. Так, еще предстоит оценить влияние санкций запада на российскую экономику, на жизнь дальневосточников в частности. Во всяком случае за последние месяцы число упоминаний Дальнего Востока в средствах массовой информации существенно возросло и все они касаются перспектив развития региона, особенно в его приграничной части. Есть объективные тенденции, которые существуют вне зависимости от наших действий — урбанизация, глобализация, развитие информационных технологий.

Справка:

К началу 1990-х годов количество жителей в дальневосточных регионах составляло более 8 млн человек, в 2014 году этот показатель составил чуть более 6,2 млн человек.

Текст: Вадим Пасмурцев Теги:
Картина дня Вся лента
Больше материалов