Поделиться
«Нужно сотрудничество в новых, стратегических форматах»
Поделиться

Владимир Мазырин о перспективах взаимодействия России и Вьетнама

Вьетнам перестает быть поставщиком продукции агропрома и постепенно становится центром высокотехнологичного производства. Руководитель Центра изучения Вьетнама и АСЕАН Института Дальнего Востока РАН Владимир Мазырин объясняетEastRussia, почему отношения России и Вьетнама, вставшего на рельсы рыночной экономики, не так хороши, как во времена СССР, по каким направлениям они могли бы развиваться в условиях доминирующего влиянияСША, и зачем двум странам продолжать наращивать товарооборот, обмен туристами и прямыми инвестициями.

-
– В феврале в г.Хошимине прошла перваяроссийско-вьетнамская конференция Международного дискуссионного клуба «Валдай» при поддержке Дипломатической академии Вьетнама подназванием «Международное сотрудничество в неспокойном мире». Владимир Моисеевич, получилось обсудить самые актуальные проблемы?
– Такая встреча была первой для наших стран, и партнерство с Дипломатической академией, учитывая ее ориентацию на поддержку иных направлений внешней политики своей страны, было неожиданностью. Генеральные сессии «Валдая» обычно проводят в конце года с приглашением зарубежных экспертов из разных стран. В двустороннем формате встречи проведены в ряде стран Азии, и теперь дошла очередь до Вьетнама. В таком формате это первый опыт, поэтому не все получилось. А в целом разговор был о том, как Вьетнам себя позиционирует в сложной международной обстановке, – конференцию назвали «в неспокойном мире», но очень аккуратно, нужно было бы, наверное, сказать «в условиях холодной войны», однако вьет сторона не разделяет этого определения. Впервые за многие годы получилось провести встречу экспертов такого высокого уровня с обеих сторон. Жаль только, что совсем уж открытый разговор не состоялся. Послушали друг друга, высказались, но на обсуждение действительно острых тем вьетнамские эксперты не пошли.

– А какие у нас есть острые темы?
– Такими темами являются привлечение США в ЮКМ, участие Вьетнама в проекте Индо-Тихоокеанского региона, отказ от участия российских компаний в стратегических проектах Вьетнама и АСЕАН, нежелание Ханоя вступать в ШОС и т.д. Следствием же этих противоречий является постепенная утрата взаимного доверия. Мы очень долго говорили, что это главный фактор российско-вьетнамского сотрудничества. Но все показывает, что доверия все меньше и меньше.

– В чем причина?
– Во Вьетнаме сейчас доминируют проамериканские настроения, что подтверждают социологические опросы ведущих мировых агентств, например, Pew Research. Выбор именно Вьетнама для второго саммита президента США Дональда Трампа и лидера КНДР Ким Чен Ына говорит о многом. Вьетнам сегодня – «любимое дитя» США, имеющее полное доверие, – потому, что проводит выгодную США политику. Причин много, в частности сказывается, что на руководящих постах теперь выпускники не советских, а западных вузов. И детей они посылают в западные страны учиться, и трудоустраиваются они тоже не в России. Но основное – это, конечно, экономическая зависимость, а она равна открытости. «Открытость» Вьетнама мировой экономике, которую проповедует страна в рамках курса на глубокую интеграцию в нее, можно оценить одним показателем – соотношением внешнеторгового оборота к ВВП. У Вьетнама этот показатель сейчас уникальный: ВВП в два раза меньше торгового оборота. Такой показатель характерен только для небольших развитых экономик типа ряда европейских, Сингапура.

– Это означает транзит?
– Нет, транзит, в отличие от Сингапура, как раз небольшой. Просто у Вьетнама очень активная экспортно-импортная политика: ежегодно он ввозит большой объем комплектующих и сырья, а затем экспортирует готовые товары. Ввозят, например, комплектующие, ткани и фурнитуру, а из них шьют одежду, делают смартфоны, другую микроэлектронику, обувь, сумки, и отправляют их на западные рынки, в Россию. Ведущие транснациональные корпорации поставляют всё это вместе с технологиями и торговыми марками, и Вьетнам, используя пока еще дешевую рабочую силу, которая, конечно, постепенно дорожает, и хорошую организацию производства, превращается в поставщика готовых товаров.

– Проводя такую экономическую политику, Вьетнам оказывается зависим от партнеров из США и Евросоюза, это понятно. А как это мешает ему с нами дружить?
– Дружить с нами это по большому счету не мешает, но в торговле и инвестициях Россия сильно проигрывает конкуренцию более развитым странам. А зависимость проявляется в главном – принятии решений вьетнамским руководством, в частности, по ключевым спорным, конфликтным ситуациям Вьетнам голосует если не против наших резолюций в ООН, то воздерживается. А этим, пусть и де-факто, – поддерживает американскую позицию.

– Как тогда возможно развивать двусторонне сотрудничество России и Вьетнама?
– Один из главных тезисов российской стороны, который прозвучал на встрече: мы должны начать сотрудничать в новых, стратегических форматах. Это, скажем, концепция «Большой Евразии» и создание «моста», связки между Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС), куда входят Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан и Киргизия. Вьетнамские партнеры на это ничего не ответили. Второй возможный формат – в рамках китайской инициативы «Один пояс – один путь». От него они тоже не отказываются, но относятся очень настороженно, ссылаясь на то, что у ряда стран, которые активно участвуют в проекте, уже возникли проблемы с госдолгом и зависимостью от Китая.

– Что же тогда устраивает Вьетнам?
– Формат, который сейчас полностью устраивает Вьетнам – это Транстихоокеанское партнерство (ТТП), которое сначала образовали 12 стран, включая США, но последние оттуда при Дональде Трампе вышли. И еще Ханой готов участвовать в проекте, который продвигает АСЕАН, – это Всеобъемлющее экономическое региональное партнерство. Он способствует укреплению асеаноцентричности Восточной Азии, охватывая АСЕАН плюс три северо-восточных соседа (Япония, Китай, Южная Корея), плюс Австралию, Новую Зеландию и Индию. США и западных стран там нет, но нет и России.

– А наше соглашение о свободной торговле с Вьетнамом как работает?
– Соглашение между Вьетнамом и ЕАЭС действует в целом успешно. Соглашение о свободной торговле ЕАЭС имеет пока только одно – с Вьетнамом, и это модель для всех последующих соглашений такого типа, прежде всего с другими членами АСЕАН. Но вообще Вьетнам участвует в 16 зонах свободной торговли и готов участвовать везде. У него есть подписанное соглашение о свободной торговле с Европейским союзом, но оно не ратифицировано: у Евросоюза много претензий к Вьетнаму по политической части, и, в общем, между членами ЕС полного согласия нет.

– Такая открытость страны любым формам внешнеэкономическогопартнерства – это зависимость?
– Вьетнам ничего в этом плане, как он заявляет, не боится, и, в общем-то, пока получает в основном дивиденды. Хотя, как я считаю, это порождает и возможные проблемы: закрой завтра один из ключевых партнеров для себя рынок Вьетнама или Вьетнам от него, – и будет кризис, или по меньше мере серьезный удар. А такое развитие событий вероятно. Например, американцы запретили своим партнерам покупать продукцию китайской корпорации Huawei. А если что-то подобное случится, скажем, с Samsung, который сейчас главный инвестор Вьетнама? Намеки на это уже есть, кстати. США ввели повышенные пошлины на импорт стали и алюминия из Китая. Китай перевел часть финишного производства во Вьетнам. И страна, хотя американцы и долго думали, получила ограничительные пошлины для вьетнамской продукции, потому что всем понятно, что это фактически китайская продукция. Стальная продукция далеко не среди первых позиций во вьетнамском экспорте. А если ударить по ведущим позициям? В Ханое это понимают и проявляют предельную осторожность.

– А предпосылки для такого развития событий в чем? Вьетнам ведь любят, как вы говорите, в США?
– Между США и Вьетнамом есть серьезная проблема – это статус нерыночной экономики Вьетнама, один из критериев Всемирной торговой организации. Когда Вьетнам принимали в ВТО в 2007 году, был установлен переходный период до 2018 года, когда вьетнамской экономике должны были присвоить рыночный статус. Но не присвоили – США сдерживает это решение, что влечет экономические и репутационные потери. От Ханоя требуют еще больше открыть, либерализовать экономику, прежде всего, провести реформы, ограничивающих вмешательство государства в экономику.

– Какое сейчас отношение частного и государственного секторов экономики Вьетнама?
– Соотношение за годы реформ кардинально поменялось в пользу частного сектора. От почти полной госмонополии страна идет к утрате позиций государства в экономике, и этот процесс диктуется США и их союзниками. Сегодня частный сектор создает 43% ВВП, государственный всего 29%, остальное – это иностранный (18%) и кооперативный бизнес. Мелкотоварное производство и особенно сфера услуг, а также капиталистические предприятия растут, благодаря этому к 2025 году доля частного сектора может вырасти до 55% и к 2030 г. до 60-65%. Но международные организации, понятно, требуют, чтобы государственный сектор сократить максимально.

– Экономика Вьетнама в целом хорошо растет?
– По предварительным данным, более 7% роста за 2018 год – это больше, чем в Китае. И эта экономика становится все больше рыночной, от социалистического во Вьетнаме остается только большое внимание государства к социальной сфере: среднее образование – бесплатное, высшее – тоже есть бесплатное, медицина – бесплатная, хотя растет доля платных услуг. Получается, налицо правильное сочетание рыночных механизмов и участия государства – разумного, активного вмешательства. Но признаки рыночной экономики налицо. Например, разрыв по доходам 20% самого бедного и самого богатого населения уже составляет 8-10 раз. В целом психология вьетнамцев в духе требований рынка становится все более прагматичной: «Кто больше даст, за тем и пойдем». У них уже несколько долларовых миллиардеров, причем первоначальное состояние они сделали в основном в России, в 1990-е годы, на вьетнамских вещевых рынках в крупных городах. Население страны скоро достигнет 100 млн человек, ВВП по паритету покупательской способности – свыше 600 млрд, что уже позволяет относить экономику в масштабах мира к разряду по крайней мере средних. В ближайшие 20 лет, по всем прогнозам, Вьетам войдет в топ-20 – экономик мира.

– Но на международной арене Вьетнам продолжают считать нерыночным государством?
– Это же элемент политического давления. Сейчас появились подходы, которые делают сотрудничество партнеров США с нерыночными государствами невыгодным. Например, американцы недавно заключили соглашение о свободной торговле с Мексикой и Канадой, в котором прямо записано, что если участники подписывают соглашения со странами со статусом нерыночной экономики, то США имеют право выйти из этого соглашения, поскольку к ним нужно применять иные методы взаимодействия.

– Получается, чем активнее Вьетнам участвует в интеграционных процессах, в торговле с развитыми экономиками, тем больше он от них зависит?
– Зависимость, в общем-то, быстро растет. Я думаю, это сыграло свою роль в решении Вьетнама отказаться от создания атомной энергетики с участием России – той сферы, где наши государства могли бы сотрудничать. Т.е. решение принято не без давления со стороны Запада.

– А в военно-техническом сотрудничестве мы удерживаем позиции?
– С одной стороны, сейчас все как будто бы хорошо: свыше 80% вооружения страны – наше. С другой, недавно концерн «Калашников» проиграл тендер на перевооружение вьетнамской армии автоматами израильтянам. А это звоночек. Американцы сняли запрет на поставку летального оружия во Вьетнам. И начинается: стали предлагать бывшие в употреблении сторожевые суда для укрепления береговой охраны Вьетнама. Вьетнамцы готовы их брать, вопрос в одном: в долг, в дар? Но в совместных учениях и обучающих программах с США они уже участвуют. Значит, процесс пошел. А если мы Вьетнам потеряем еще и как рынок поставки вооружения, о чем тогда вообще говорить.

– Если говорить о российско-вьетнамской торговле, что покупаем мы, что – Вьетнам у нас?
– Благодаря соглашению о свободной торговле товарооборот вырос до $6,1 млрд долларов за 2018 год, а к 2019-2020 годах обозначена цель в $10 млрд. Внешняя торговля во Вьетнаме давно демонополизирована, основную роль играет средний и мелкий бизнес, как должно и быть, в отличие от России. И «взрывной» рост в торговле достигнут в основном за счет вьетнамского экспорта: Россия продает меньше, чем закупает, уже на $2 млрд. То, что мы ввозим, на две трети – это сложная машиностроительная продукция: компьютеры, смартфоны, планшеты, офисная техника. По сравнению с ситуацией 10-летней давности, когда преобладали продукция агропрома и легкой промышленности, – значительные изменения.

– Но все это под чужими марками?
– Тем не менее, это считается вьетнамской продукцией.

– А мы что взамен?
– Благодаря отмене ввозных пошлин – увеличилась поставка аграрной продукции – зерна, мяса. В промышленности тоже на экспорт идет в основном сырьевая продукция и продукция первого передела нефтепродукты, удобрения, цемент, уголь, стальная заготовка, например.

– И вооружения?
– Военные поставки – это вообще отдельная тема. Мы в нашу статистику включаем военную технику, Вьетнам – нет. Поэтому иногда получаются разночтения в миллиарды долларов. Одна подлодка с вооружением – это более полумиллиарда долларов.

– Может быть, в сфере туризма мы еще недостаточно плотно сотрудничаем?
– В 2018 году Вьетнам принял более 15 млн иностранных туристов, из них 600 тыс. из России. За последние пять лет показатель количества посещений россиянами вырос вдвое. Порядка 10% ВВП во Вьетнаме создает туристическая отрасль. С российскими туристами все очень хорошо развивается: сначала их возили только наши крупные туроператоры, сейчас многие едут самостоятельно. Вьетнамцы сориентировались на спрос, уже даже прямое авиасообщение открывают с Владивостоком.

– Обратный поток тоже растет?
– С ростом благосостояния вьетнамцев – да. Им все это очень интересно: Москва, Санкт-Петербург. До Байкала или Дальнего Востока, конечно, еще не добрались.

– Образовательный туризм в этом смысле – все еще наша возможность?
– Мы дадим в 2019 г. порядка 1 тыс. бюджетных мест для студентов из Вьетнама. Едут в основном на технические специальности – не на гуманитарные, не на экономические. Правда, учитывая, что мы строили во Вьетнаме всю культурную базу: балет, театр, кинематограф – на культурные специализации тоже едут, но и в этих сферах постепенно идет замещение кадров на выпускников других стран. Если посчитать всех, кто, начиная с предварительного года языкового обучения, находится в России, получается, у нас порядка 5-6 тысяч вьетнамских студентов. В других странах, прежде всего в Австралии, США, Японии, учится, по самым грубым прикидкам, в 10 раз больше. В одной Австралии их 25 тысяч, в Японии – 20 тысяч.

– Россия инвестирует в экономику Вьетнама тоже уже не как СССР?
– В инвестициях мы где-то во втором десятке стран. В год в экономику Вьетнама поступает прямых иностранных инвестиций порядка $20 млрд, накопленный объем российских – около $2 млрд.

– Как сделать так, чтобы вьетнамские инвестиции в Россию росли такими же темпами, как туризм? Как их стимулировать?
– Вообще, если у нас стратегическое сотрудничество, то инвестиции должны направляться в стратегические отрасли. А российский капитал ни в одной стратегической отрасли Вьетнама кроме добычи и переработки нефти и газа, по сути, не присутствует, утратил позиции даже в традиционной энергетике. Вьетнам подходит к этому более креативно, например, реализует, причем на частной основе, крупнейшие, даже по российским меркам, инвестиции в производство молока в Подмосковье и ряде других регионов, в т.ч. на Дальнем Востоке. Есть проекты по добыче нефти и газа в России, это очень интересно Вьетнаму, поскольку запасы углеводородов в самой стране истощаются: 10 лет назад наша совместная компания «Вьетсовпетро» добывала 14-15 млн тонн в год, в 2018 году – 4 млн, хотя и открыла, как сообщает, новое перспективное месторождение. В любом случае, Россия с ЕАЭС обеспечивают $6 млрд торгового оборота из 450 млрд вьетнамского объема торговли товарами, а США более $60 млрд. Понятно же, кто «диктует моду». Были попытки организовать продажу Вьетнаму российского регионального самолета Sukhoi SuperJet-100, но они ничем не закончились. В то же время в ходе последнего саммита лидеров КНДР и США в Ханое вьетнамцы подписали очередной контракт на закупку 100 Boeing на $12 млрд.

– Если брать психологию, национальные черты вьетнамцев схожи с китайскими?
– Да, конечно. В культурно-цивилизационном плане это близкие народы. Вьетнамцы настойчивые, работящие, креативные, очень амбициозные, способны, как показывает история, решить задачи любые сложности.

– Значит, и договариваться в плане развития деловых отношений с нимитоже долго и сложно?
– Безусловно.
Беседовала Ольга Меркулова Теги:
Картина дня Вся лента
Больше материалов